– Скажи. – Он входил в меня глубже и глубже, ритм переходил в мощное стаккато. Меня пронзали белые удары молнии. Я обхватила его ногами, мои пальцы сжались в экстазе. «Трой, я твоя. Вся твоя!»
– Моя! – Он закинул мои ноги себе на плечи и вонзился в меня. Его тело задрожало в мощном освобождении.
– Моя, Свекла. Совсем моя, – сказал он, целуя меня в краешек рта, когда мы приходили в себя после порыва страсти.
Потом он повернул меня так, чтобы я лежала на нем, и стряхнул мне со спины песок. Обнял и прижал к себе, словно не собирался никуда никогда отпускать.
34. Смятые розы
6 августа 2000 года (2)
– Повернись, – сказал Трой, поднимая душ и поливая мне спину.
Вокруг моих ног собирались смытые песчинки.
– Похоже, я унесла в волосах половину пляжа, – рассмеялась я.
– Это расплата за твои кудряшки, Медуза. – Он поднял душ еще выше и окатил мои волосы.
– Эй! – Его намыленные руки спустились ниже и обхватили мою грудь. – А там песка уже нет.
– Все должно быть наверняка, – ответил он. – Твоих сосков должно касаться только это. – Его зубы стиснули мягкий бугорок, он тут же накрыл его языком и лизал, пока я не застонала. Когда он перебрался к другой груди, мне показалось, что вода стала еще горячее.
– У тебя такая мягкая грудь. Я чуть не забыл, что у тебя там, наверно, все натерто. – Он шагнул назад и улыбнулся, глядя, как я заливаюсь краской при мысли о нашем жадном, страстном соитии у озера.
– Моя очередь. – Я начала намыливать его.
Твердые, теплые мышцы блестели под струями воды. Мои руки скользили по его прессу и ниже, спускаясь к мощным бедрам.
– Если не хочешь потом ковылять, как утка, тебе лучше остановиться.
– Я не ковыляю, как утка!
– Пожалуй. Это больше похоже на пингвина.
– Трой!
– Но это самый сексуальный пингвин на свете. Ты даже не представляешь, как меня возбуждает сама мысль, что это из-за меня. – И он дал мне почувствовать, как именно. – Но я думаю, Свекла, что тебе надо немного прийти в себя. – И он повернулся, подставляя мне спину.
Я ахнула.
– Что такое? – спросил он.
Я провела по длинной алой царапине вдоль всей спины, оставленной моими ногтями.
– А. Ну что ж, я тоже не ушел невредимым, – рассмеялся он.
Выйдя из душа, мы завернулись в пушистые белые полотенца. Я смотрела, как он, протерев запотевшее зеркало, брился перед ним по старинке, с помазком, мыльной пеной и опасной бритвой, нанося на лицо слои пены круговыми движениями.
– Это так заводит, – сказала я, восхищаясь таким мужским ритуалом.
Его рука замерла, не закончив движения. Наши взгляды встретились в зеркале. Он довел бритву до конца, вытягивая шею. Мне захотелось покрыть ее поцелуями.
– Иди сюда, – повернувшись, он пристроил меня между колен.
От его свежего, пряного запаха, усиленного теплым паром, у меня зазвенело все внутри.
– И это всегда будет вот так? – спросила я.
– Всегда. – Он вручил мне бритву.
– Я не смогу.
Он взял мою руку и начал направлять ее.
– Держи руку ровно, наклони лезвие. Вот так.
Несколько первых движений мы сделали вместе. Потом он отпустил мою руку и только подставлял мне щеку, подбородок, шею, все это время глядя на меня такими глазами, что мне хотелось просто слизать с него пену. Его руки лежали на моих бедрах, и он сидел очень тихо, а его дыхание овевало мое лицо, что было невыносимо эротично.
– Еще раз, – сказал он. – На сей раз сначала попробуй рукой. – Он взял мою ладонь и провел ею по коже. – Почувствуй, как растут волосы, и брей в эту сторону.
Закрыв глаза, я старалась запомнить контуры его лица, расстояние между носом и губами, линию под челюстью, ощущение жесткой щетины, гладкую кожу.
– Понятно, – сказала я.
Мне было понятно его лицо. Понятен человек за ним. Понятна любовь, заполнившая меня до кончиков пальцев.
– Шейда. – Его дыхание было мягким и теплым. И он всегда произносил мое имя, как ветерок, раздувающий волосы. Он прижался лбом к моей груди.
– Ну же. – Я взяла помазок и начала намыливать ему лицо. – Нам надо закончить с этим делом.
На сей раз мои движения были спокойными и уверенными. Вручив ему полотенце, я повернула его к зеркалу.
– Ну как?
Сначала он не заметил. Плеснув на лицо холодной водой, он снова поглядел в зеркало. И только тут увидел надпись в левом нижнем углу.
СБ + ЖВ
Он коснулся надписи пальцами.
– Я так и знал, – улыбнулся он. – Но увидеть это очень мило. – Он обернулся ко мне, и от его взгляда у меня забилось сердце. – Свекольная Бабочка, ты делаешь Жуткую Вишню счастливейшим человеком на свете.
– Вау! – сказала я, пока мы ехали по Квин-стрит мимо очаровательных гостиниц, бутиков и изящных домиков. Все это выглядело, словно мы оказались в хорошо сохранившейся деревушке позапрошлого века.
– Ну так он не зря называется самым красивым городом Онтарио. – Он накрыл мою руку своей. – Ты что, раньше тут не бывала?
Я покачала головой. Он заехал на ближайшую парковку.
– Тогда мы сейчас совершим небольшое путешествие во времени.
Опустив козырек, я поправила перед зеркалом свой парик.
– Куда мы пойдем? – спросила я, надевая купленные у Кена и Джуди солнечные очки-авиаторы.
– В то место, где этот наряд будет казаться слегка неуместным, – ответил он.
Я поглядела на себя. На мне были тяжелые ботинки из старой кожи, черные джинсы и серая майка с надписью «Битлз, Ливерпуль 1962», напечатанной на фото группы.
– А ты сказал, тебе нравится.
– Я и сказал, что дико нравится. Ты выглядишь, как секси-рокер-чика.
– Но?
– Но – ничего. Все отлично. – Он улыбнулся. Но его глаза хитро блеснули. – Пойдем. – Он взял меня под руку и повел по улице.
Со старомодного вида фонарей свисали корзины с яркими пестрыми цветами, вдоль улицы тянулись ухоженные старинные домики. Мы шли мимо разнообразных лавочек, открытых кафе и очаровательных витрин.
– Ой, смотри, – я заглянула в одну, где стояла ванна на львиных ногах из полированной бронзы.
– Она так и приглашает тебя, меня и пену для ванны.
– Ты только об одном и думаешь.
– Мне казалось, это давно всем ясно, – ухмыльнулся он.
На пересечении улиц Квин и Кинг он подвел меня к красивому зданию из красного кирпича с узорным викторианским фасадом. Вывеска гласила: «Отель «Принц Уэльский». Основан в 1864 году».
Я сняла солнечные очки, чтобы глаза привыкли к полутьме холла. Лобби выглядело очаровательным, в старинном духе, с деревянными панелями стен, мозаичным деревянным же полом и картинами в золотых рамах. Дама за стойкой улыбнулась нам.
– Чаепитие для двоих, – сказал Трой.
– У вас заказано?
– Нет, мы…
– Мистер Хитгейт? – перебил негромкий, но уверенный мужской голос.
Трой обернулся.
– Джон? Рад вас видеть.
– Если позволите, сюда, пожалуйста, – седовласый мужчина провел нас от стойки по коридору.
– Это наша викторианская гостиная, – он улыбнулся мне, совершенно не реагируя на то, насколько весь мой образ не соответствовал изящной обстановке и декадентским светильникам в форме подсвечников. – Если позволите, через минуту ваш столик будет готов.
Пока мы ждали, Трой, совершенно безразличный к тому, как на него уставились все посетительницы в зале, положил руку мне на спину. Даже в простой одежде он излучал естественную уверенность, которая позволяла ему оставаться главным в любой обстановке. Даже в этом элегантном месте со всеми его портретами британских королевских особ, антикварными безделушками и пестрой коллекцией чайников.
– Сюда, пожалуйста, – вернувшийся Джон провел нас на небольшую террасу, выходившую на улицу. – К вашим услугам, – с легким полупоклоном он протянул нам меню.
– Он что, щелкнул каблуками? – улыбнулась я.
– Я бы не удивился. Это человек высочайшей квалификации.
– Ты уже бывал тут?
– Не на чаепитии, но да. Мы устраивали тут несколько корпоративных вечеров. Моим сотрудникам нравится здешняя обстановка, и это удобное место для обоих офисов – и торонтского, и нью-йоркского.
– А теперь тебе придется искать подходящее место в Мехико и Гонконге.
Он опустил меню.
– Ты что, следила за мной? – и он провел пальцем по моей руке.
– Ну, может, совсем чуть-чуть.
– А день-то все лучше и лучше, – улыбнулся он, откидываясь на спинку стула.
Официант в красивой униформе принял наш заказ. Мы выбрали из длинного перечня самого лучшего чайного листа, и нам принесли идеально заваренный вкуснейший чай.
– Отставь мизинчик, Свекла.
Я рассмеялась, оттопыривая мизинец. Никогда в жизни я не могла бы вообразить себе Троя Хитгейта в таком изящном кресле, с крошечной чашкой в цветочек.
Принесли крошечные, на один укус, пирожные, маленькие бутерброды и горячие, прямо из духовки, кексы.
– Лимонная меренга с миндальной крошкой, сливочно-шоколадное крем-брюле, пряник в шоколадной глазури, восточный мандарин, – перечислил официант. – И бутерброды: яичный салат с укропом на ржаном хлебе, салат с лососем на фенхельном, огурец с козьим сыром на булочке. Ну и, конечно же, сбитые сливки, свежее масло и клубничный джем. – Он улыбнулся. – Желаете что-нибудь еще?
Трой взглянул на меня, но мой взгляд был прикован к столу. А мизинец поник в потрясении.
– Думаю, все в порядке, – рассмеялся он.
– Боже мой, – когда официант ушел, прошептала я, наполняя тарелку всеми этим сокровищами. – Вот это и вон то. И, может, еще это? Да, и это. И обязательно это.
– Хорошо, что мы сидим у окна. Я хочу, чтобы это видел весь мир, – ухмыльнулся Трой, глядя, как я ем.
– Что ты пьешь чай с гремлином, пожирающим пирожные?
– Что со мной самая красивая в мире женщина. Женщина, которая наслаждается жизнью во всех ее проявлениях, – когда позволяет себе это.
Я вытерла рот салфеткой и кашлянула.
– Я бы хотела еще немного чаю, пожалуйста, – сказала я в самой благородной ма