Радость пятая
Пятая радость брака в том заключается, что некий добрый человек, женившись, обрек себя на нескончаемые тяжкие труды и заботы и оттого по прошествии времени присмирел нравом да утомился силами и охладела в нем горячая прежде молодая кровь; случилось же так, что жену он взял знатнее себя родом или моложе годами, а несообразность сия многими несчастьями чревата. Ибо ничто так не портит дела, как различие в возрасте либо в сословии — ведь несходство сие противно и разуму и природе человеческой. Иногда такие супруги рождают детей, а иногда нет. Но, как бы то ни было, а даме не пришлось спознаться с тяготами, как супругу ее, который трудится, не покладая рук, дабы содержать жену в холе и неге, согласно знатному ее происхождению и благородным замашкам. Однако же ей все мало, и муж из кожи вон лезет, дабы угодить своей половине, которая, не желая уронить высокое свое достоинство, мужу раз навсегда внушила, что осчастливила его своим расположением и что он только благодаря милости Господней удостоился соединиться с нею брачными узами. И частенько случаются у них ссоры да раздоры, и тогда дама с бранью кричит мужу, что ее родня не для того выдала ее замуж за него, чтобы он над нею куражился, и что она-то помнит, какого она роду-племени. И грозится написать братьям или кузенам своим, чтобы приехали и забрали ее от него. Оттого бедняга-муж и за руку-то жену тронуть не смеет и только робко умоляет не гневаться: вот горькое-то рабство, думается мне. И вполне допустимо, что родители ее подыскали бы дочери мужа познатнее, а не выдали бы за этого бедолагу, да вот незадача: в молодости девица наша слегка оступилась и уж не знаю каким манером, а ухитрилась впасть в любовный грешок, о чем мужу ее, разумеется, неведомо, а ежели случайно и дошли до него кой-какие сплетни на сей счет, то по причине крайней доброты нрава и благородству души он не дал им веры, к тому же и близкие ее клялись и божились, что все это, мол, одни наговоры на безвинную и добродетельную девицу, что очернить человека ничего не стоит, что один Господь бог ведает, сколь злоязыки молодые бездельники, которые знай лишь болтаются по улицам да порочат честных людей; словом, известно, что добрые кумушки наболтают мужу с три короба, особливо когда ничего хорошего сказать нельзя.
И, случается, достойная наша дама видит, что супруг ее забыл и думать о любовных и прочих усладах, а помышляет лишь о прикупке имущества либо земли, — бывает, у такого человека и нету особо ценного добра, оттого-то он бережлив и даже скупенек, и свойство сие не по вкусу нашей даме, ибо ей все хочется модных обновок, и платья, и поясов, и прочих украшений, какими щеголяют другие на веселых собраниях с танцами и музыкою, куда она частенько наведывается с подружками своими, кузинами, а то так и с кузеном, который ей ни с какого боку не родня.
И бывает иногда так, что за сладкими утехами да веселыми праздниками, куда даму нашу вечно тянет плясать да развлекаться, где видит она одни лишь приятности да слышит одни лишь комплименты, забывает она о муже, а заводит себе милого дружка, любезного ее сердцу. А когда так, то муж у ней и вовсе в забросе: ведь ему куда как далеко до ее милого, ибо он и скуп, и угрюм, а ей скупость сия претит, да и молодость берет свое и хочется провести ее в забавах да усладах. И дама частенько наведывается туда, где, как ей известно, может она повстречаться со своим любезным другом, молодым и красивым. Но, бывает, даме невместно видеться с ним на людях, дабы ее не ославили; и тогда он письмом извещает ее, где и когда можно назавтра устроить им свидание. И вот наступает ночь, и добряк-муж, легши в постель, сбирается обнять жену, но та, помня о сердечном друге, с коим завтра предстоит ей свидеться в условленный час, выдумывает себе какую-нибудь хворь и находит способ отвертеться от мужних ласк, ибо ни во что их не ставит, — то ли дело объятия ее милого, с которым не виделась и не беседовала она восемь или более дней и который все это время слонялся в тоске по улицам да садам и вконец извелся от любовной горячки и нетерпения, так что при свидании накинется на нее как бешеный и утолит свою и ее страсть с чудесным и невиданным пылом, и проведут они время во взаимных ласках, доставляя друг другу все удовольствия, какие только можно вообразить. Узнайте же, что дама притом окажет своему другу тысячи ласк, нежных, горячих и ухищренных, какие никогда не осмелилась бы расточать своему супругу, и дружок изо всех сил станет угождать своей даме и доставит ей всевозможные утехи и радости, какие ей весьма приятны будут и какими законный муж никогда ее не баловал. Он если и умел кое-что до женитьбы, то теперь все перезабыл, ибо с годами утратил пылкость и сильно ослаб, да и не пожелал бы показывать свое умение пред женою, дабы не обучать ее лишнему, чего ей, по мужнему разумению, и знать не положено. Так вот, когда дама встречается наконец с любезным своим другом и они могут натешиться вдосталь, находясь вместе сколько им угодно и не заботясь о времени, то ласки их и описать невозможно; никакому мужу своей жены эдак вовек не усладить. После таких утех дама столько же вкуса находит в мужних ласках, сколько знаток вин найдет в опивках после стакана доброго ипокраса или пино[17]. Ибо можно, конечно, от великой жажды хватить стакан прокисшего вина и даже вроде бы промочить горло, но, хлебнув такой кислятины, долго не отплюешься и после ни за какие блага не станешь такое пить, разве что ничего лучшего под рукой не случится. Итак, узнайте, что дама, заведши себе милого дружка для услаждения, на мужние объятия согласится разве нехотя и по необходимости, чтобы время и охота зря не пропадали, коли уж с тем свидеться неможно. Вот отчего, едва муж вознамерится обнять жену, а ей это противно, она и говорит: «Ради бога, оставьте вы меня в покое или же потерпите до утра». — «Да что вы, душенька, — отвечает муж, — я ждать не хочу, повернитесь-ка ко мне». — «Ах, ради бога, мой дружочек, — просит она опять, — вы уж будьте так добры, потерпите до утра». Тут дама поворачивается спиною к супругу, и добряк волей-неволей, не желая ей перечить, больше не тревожит ее.
А дама, помышляя о милом своем друге, с которым свидится завтра, говорит себе, что мужу и поутру немного перепадет, почему и встает с постели спозаранку, притворяясь усердною хозяйкою, а мужа не будит. И, сбегав на свидание к милому дружку, успевает потешиться с ним вдоволь, а там еще и по хозяйству дела справить. Иногда же, напротив, вовсе с постели не встает, но еще затемно давай вертеться во все стороны да притворно охать, и муж, проснувшись от ее стонов, спрашивает: «Что с вами, душенька моя?» — «Ах, мой дружочек, у меня в боку колотье, а в животе так печет, что мочи нет терпеть, боюсь, это моя старая хворь опять ко мне привязалась». — «Душа моя, — просит муж, — повернулись бы вы ко мне». — «Ах ты, господи, да куда мне, дружочек мой, я вся горю, как в огне, и за целую ночь ни на минутку глаз не сомкнула». Тогда муж сам придвигается к ней и видит, что жена и впрямь вся пылает; тут он говорит: «Вот так так»! Но неведомо ему, что разгорячилась-то она от иной болезни, а именно: представила в воображении, как лежит в постели с милым другом, оттого-то и прошиб ее горячий пот. Вот простак-муж укрывает ее потеплее, опасаясь, как бы ее сквозняком не прохватило, и говорит: «Лежите смирно, душенька, и не раскрывайтесь, не то вас продует, а я уж сам все дела по хозяйству справлю». И он встает, не вздувая огня и не зажигая даже свечи, зато для жены велит затопить очаг, она же нежится в постели весь день в свое удовольствие и только потешается втихомолку над дураком-мужем.
А иной раз сберется муж полюбиться с женою, но она, столько раз уже прежде надув его, и тут изыщет способ отделаться от него, уж поверьте, изыщет, коли противны ей и сам он, и его ласки, — один Бог знает, как дама этого добьется, но выше было уже описано, сколь она хитроумна. И вот она пеняет мужу: «Клянусь Богом, мой дружочек, вместо того, чтобы заниматься эдакими делами, послушали бы лучше, что я вам скажу». — «Не пойму, душенька, — отвечает он, — отчего же не желаете вы этим заниматься?» — «Да оттого, мой дружочек, что так оно лучше будет, и ежели бы я до замужества знала про эдакие гадости, то и вовсе в девицах бы осталась». — «Господи боже, — восклицает муж, — тогда зачем же вы замуж-то вышли?» — «Ох, и не знаю, мой дружочек, я была невинной девицею и исполняла волю родителей моих». (Хотя на самом-то деле она, будучи девицею, много в чем преуспела.) — «Вот беда! — сокрушается муж, — прямо ума не приложу, что это на вас нашло, душенька моя». — «Поверьте, мой дружочек, — она ему, — коли бы не ваше удовольствие, мне и вовсе ничего этого не надобно».
Простаку-мужу ее речи, что бальзам животворный, — он уверяет себя, что жена его — женщина холодная и страстной любви не разумеет что и сложения-то она хрупкого и деликатного, да так оно и лучше. И он нежно целует ее и обнимает с великим бережением и во всем угождает, у дамы же тем временем все помыслы лишь о милом дружке, с ним одним хотелось бы ей сейчас любиться, вот почему она позволяет мужу делать все, что ему угодно, сама же лежит колода-колодой и ни в чем ему не пособляет. А наш простак, который к тому же и грузен, и пузат, между тем трудится в поте лица за двоих, не находя у жены помощи и не умея справиться с нею так ловко, как справлялись другие. Дама отворачивает от него лицо, ибо то, что ей преподносят, никак не схоже с добрым ипокрасом, коего отведала она на стороне, и, всем своим видом показывая, что терпит неудобство, говорит мужу: «Ах, мой дружочек, вы меня совсем замучили, нельзя ли, мой милый, полегче?» Тут наш добряк изо всех сил вздымается кверху, стараясь не слишком налегать на жену, и вновь принимается за работу, но дело никак не идет на лад, начинать же сызнова он не решается, боясь потерпеть неудачу и разгневать жену, ибо думает, что ей и вовсе не до ласк. И столь сурово дама шпыняет мужа, что он вконец уверяется в слабом ее сложении, тем более она и лицом бледна; словом, по мужниному разумению, лучше и спокойнее вовсе ее не тревожить.