Я махнула рукой Джейкоби и Конклину, приглашая следовать в мой стеклянный куб, после чего закрыла за ними дверь и повесила куртку, Конклин развалился в кресле, вытянув длиннющие ноги, вто время как Джейкоби, по обыкновению, оперся могучим задом о мой стол.
Я сообщила им, что передала фото Девушки-из-«ягуара» в руки прессы, после чего поинтересовалась, нет ли у них чего-нибудь нового.
— Мой партнер кое-что для тебя нарыл, Боксер. — Джейкоби не очень-то расположен к улыбчивости, но, как мне кажется, на этот раз я заметила в его каменных глазах слабый намек на усмешку.
— Ну-у, в общем, да. Не знаю, правда, понравится ли… — подтвердил Конклин, выпрямляясь в кресле.
— В этом деле иметь любую новость — уже хорошо, — твердо заявила я.
— Получен ответ насчет ДНК по Девушке-из-«Кадиллака».
— Неужто попали?! — Я даже привстала от предвкушения восторга.
— Ага. В висяк.
Меня словно холодной водой окатили.
С таким результатом особенно не наработаешь. «Попасть в висяк» — значит найти совпадающий ДНК-профиль в базе данных, да только вот имя донора при этом неизвестно.
Конклин между тем расстелил на столе компьютерную распечатку и повернул ее ко мне. Затем принялся скучно и терпеливо разжевывать, что к чему, копируя мою же манеру при общении с тупым начальством.
— Итак, данный образец получен по мазкам, взятым от белой женщины, убитой в Эл-Эй двумя годами раньше. Ей было двадцать с небольшим. Изнасилована, задушена и найдена через пару суток в дренажной канаве возле шоссе. Никаких документов. Имя не установлено до сих пор. Ребята из управления полагают, что она была в городе проездом.
— А как насчет одежды? — спросила я.
— Отнюдь не дизайнерского класса. Футболка из синтетики, разодрана до самого горла. Неудивительно, что мы не нашли совпадений раньше. Принципиально иной модус операнди по сравнению с автомобильными девушками. Эту жертву не наряжали в дорогие шмотки, не усаживали в машину… Хотя секс с ней имел тот же парень, который забавлялся и по делу с «Кадиллаком».
— Допустим, в Эл-Эй он только начинал, — заметил Джейкоби. — И с тех пор усовершенствовал технику игры.
— Или нашел себе товарища по песочнице, — пробормотала я, прикидывая иную теорию. — Может, у новичка более затейливое воображение…
Глава 47
Лео Харрис уже запирал кассу в своей лавке «Дым коромыслом», когда над входной дверью звякнул колокольчик.
— Закрываемся, закрываемся, — проворчал темнокожий хозяин, не оборачиваясь. — Приходите утром.
К стойке, тем не менее, приблизился звук шагов с характерным посвистывающим шуршанием штанин о лодыжки.
— Закрыто!
— Мне нужны сигареты, — раздался слегка гнусавый голос. — «Кэмел» есть?
— Сходите лучше в «Маяк». На углу Хайд-стрит, отсюда рукой подать.
Шестидесятишестилетний мистер Харрис справился, наконец, с замком, поднял свои почти ничего не видящие глаза на покупателя и, различая лишь его силуэт, принялся ждать, когда же молодой человек покинет его магазин.
— Деньги сюда, быстро! Назад, к стене. Руки! Руки, дурень старый! Не дергайся, и ничего тебе не будет!
Слух обострился так, что сейчас Харрис слышал все звуки одновременно: частое, нервное сопение мальчишки, жужжание неоновой рекламы в окне, тяжелое лязганье трамвая на перекрестке Юнион и Хайд-стрит…
Он забормотал:
— Хорошо, хорошо, нет проблем, я только открою кассу, У меня там сто долларов под лотком, а если хотите, возьмите блок сигарет, и я еще…
— Убрал! Убрал руку, сука! От кнопки!
— Да я только кассу открою…
Харрис незаметно нажал охранную кнопку под столешницей и в эту же секунду услышал бряцанье ошейника на Миднайт, когда собака побежала вниз по лестнице, чтобы совершить привычный ритуал вечернего обхода магазина.
«О-о нет…» — пронеслось в голове у мистера Харриса.
В дверях возникла полицейская овчарка.
Рычание. Щелчок взводимого курка и перепуганный мальчишеский вопль:
— Пошел вон! Выстрел, грохот, взрыв.
— Миднайт! — крикнул мистер Харрис.
Еще один взрыв, прямо у него в груди. Хватаясь за полки, сбивая картонки с сигаретами, бритвенными принадлежностями и склянками с одеколоном, старик повалился на пол. Топот убегающих ног, за панком хлопнула дверь, дребезг колокольчика…
И тут он услышал, как его верный друг и компаньон последних двенадцати лет жалобно скулит и ерзает на разбитом стекле.
— Кто-нибудь… помогите… нас застрелили…
Глава 48
Он очнулся, лежа на боку. В затылок билось что-то мокрое, горячее и громко сопящее. Сильный запах собачьего дыхания. Затем в голове проявился звук человеческого голоса. К нему кто-то обращается…
— Мистер Харрис? Это Ларри. Сержант Петрофф. Вы меня слышите? Эй?
— Собака… Моя собака…
— Да-да, сэр, вот она. Похоже, пуля угодила ей в бедро. Она решила, к вам подполз… Ого! Да тише ты! Ничего плохого твоему хозяину я не сделаю! Мистер Харрис, ну хоть вы ей скажите!
— Фу, глупая девчонка, фу…
— «Скорую» я уже вызвал, а собаку вашу мы с напарником отвезем в ветлечебницу, хорошо? Там ее починят, будет как новенькая.
Лео Харрис вновь провалился в забытье. В сознание его привели толчки, с которыми санитары запихивали носилки в машину. Рядом чей-то голос:
— …готовить к хирургии… Да, экстренная. Мужчина, шестьдесят пять, огнестрельное, грудная клетка, справа. Кровяное сто сорок на сто. Пульс слабый. С правой стороны дыхание не прослушивается. Сердце в норме. Других травм не обнаружено. К перевозке готовы, физраствор поставлен. Передал Коломелло.
— Ты подумай, а? — повернулся сержант Петрофф к своему напарнику. — До чего докатились! Уже в слепых стреляют!
— Это для пенсии по инвалидности я слепой, — донеслось ворчание из недр санитарной машины. — А так молодец хоть куда.
— Хорошо, учту на будущее, мистер Харрис… А волноваться вам уже не стоит. В больнице врачи — первый класс. Сейчас с ветерком прокатим, три минуты — и вы на месте, невзирая на дорожные пробки. С Миднайт тоже все устроится… А вы везучие. Оба. Ох, везучие…
— Пореже бы такого счастья, — поделился соображениями Лео Харрис.
Глава 49
Медсестра Нодди Уилкинс кипела от возмущения. Пусть даже прямо сейчас — сию же минуту! — она окажется за рулем своей машины, то и тогда минимум на полчаса опоздает на свидание с Рудольфе. Не работа, а черт знает что! Никакой личной жизни! К тому же этот трижды гребаный госпиталь так и норовит что-нибудь урезать: сперва ставку за сверхурочные, потом за ночные… Сволочи!
Вильнув крутым бедром, она толкнула дверь в 228-ю палату, стараясь не уронить чашки с подноса. Внутри было совсем темно, если не считать мерцающего экрана телевизора.
— Эй, мистер Весельчак! — повысила она голос, чтобы он не потерялся в реве бейсбольных фанатов, вопящих нечто идиотское по какому-то очередному дурацкому поводу.
Уилкинс поставила поднос на прикроватный столик, тщательно следя, чтобы не попасть в зону досягаемости мистера Харриса. Хоть тому и стукнуло шестьдесят шесть, да еще и рана у него огнестрельная, он не упускал случая ущипнуть Нодди за задницу. И его еще называют слепым!.. Впрочем, старичок он безвредный, а уж как начнет рассказывать про свою собаку, так вообще заслушаешься…
— Мистер Харрис? Ваш ужин прибыл. Двойная порция мороженого! Но учтите, не раньше, чем я померяю у вас давление.
Медсестра отвернулась от больного и принялась подтаскивать столик с кардиомонитором поближе к койке, ожидая, что вот-вот раздастся скрипучий голос: «Деточка, поправьте мне подушечку!» — и из-под одеяла высунется рука.
Нодди непроизвольно оглянулась на кровать — и сердце упало не то чтобы в пятки, а прямо-таки в подвал.
Что-то не так. Очень-очень не так!
— Мистер Харрис? Мистер Харрис?!
Она тряхнула больного за плечо, голова его запрокинулась, и с век соскользнули монетки. Одна из них упала на пол, покатилась в угол и, секунду-другую подребезжав, успокоилась на казенном линолеуме.
Господи Боже, спаси и сохрани! Опять началось! Проклятые, жуткие монеты! На этот раз на глазах мистера Харриса!
Глава 50
Третье утро подряд Юки распахивала тяжеленную стеклометаллическую дверь на входе в Сивик-центр, а точнее, в его судебный комплекс. Диагноз, можно считать, теперь официальный — у нее явно одержимость. Вопрос только один: она спятила, или же во всей этой истории действительно что-то есть?
Юки мельком показала свое адвокатское удостоверение охраннику и затем на лифте поднялась до зала судебных заседаний 4А.
На работе пришлось взять отпуск. Выбора практически не было: или ежедневно сиди на слушаниях, или сходи с ума от горя и ярости. Единственное лекарство, дававшее ей силы, чтобы вставать по утрам, — это возможность лично лицезреть, как Морин О'Мара в очередной раз атакует муниципальный госпиталь.
Сегодня Юки немного припозднилась, и заседание уже началось. Скользнув в приоткрытую дверь, она увидела один-единственный просвет в центре заднего ряда, и ей пришлось переступить через добрую дюжину неохотно отодвигавшихся ног, чтобы добраться, наконец, до сиденья.
— Извините, — прошептала она в последний раз, плюхнувшись на место.
Затем она уже как завороженная следила за тем, как мужчины и женщины, потерявшие в муниципальном госпитале кого-то из родных, по очереди занимали место свидетеля и выворачивали публике душу своими историями, где погибали дети, супруги или родители. Судя по всему, по вине халатных, ленивых, наглых и зажравшихся врачей.
Что касается самой Юки, то ее душевная рана была еще слишком свежа, чтобы суметь сдержаться, и поэтому она плакала вместе со свидетелями. Впрочем, даже сквозь слезы она заставляла себя смотреть на судебный процесс глазами юриста.
Все происходило так, как неделю назад изложила Синди, когда они сидели в ресторане.