– Ты откуда знаешь, епта? – удивился выживальщик. – Словно с нами там был.
– Да был я там, только после вас.
– Ну, мы и кабана зацепили хорошо. Но он упертый, долго за нами шел.
– Антон! – позвал Сыскарь мальчика, но ответа не услышал.
– Перетрухнул малец, – пояснил Рашид.
– Понятно, – у Сыскаря получилось наконец подползти ближе. – А что за уроды там, наверху, знаешь?
– Не знаю. Сколько по этому району мотаемся, никогда и не слышал, что тут кто-то живет. А ты сам-то, как здесь оказался? – в свою очередь поинтересовался Рашид.
– Долго рассказывать, – буркнул Сыскарь. – Ты как связан?
– Руки за спиной и ноги.
– Та же фигня. А зубы целы?
– Нормально. А что?
Сыскарь перекатился на другой бок, спиной к Рашиду.
– Попробуй зубами узел на руках развязать. Я бы тебе первому подсобил, да боюсь, не выйдет. Отрихтовали мне челюсть – на первом же укусе зубы вылетят.
– Ну, давай, – Рашид зашевелился, подползая ближе, ткнулся лицом в спину Сыскарю и сполз ниже. Нащупав носом веревку, стал зубами исследовать узел.
Тут вдруг раздался робкий голос мальчика.
– Дядь!
– Что, Антон? – спросил Сыскарь, поняв, что обращаются к нему.
– А ты моего папку знаешь? – в голосе мальчика слышались слезы. Слишком много потрясений случилось за один день для ребенка.
– Знаю, Антон. Он меня и послал за тобой. Не бойся, выберемся мы отсюда. Обещаю.
– Хорошо, – мальчик шмыгнул носом.
– Ну как там, Рашид? – спросил Сыскарь. – Получается?
Выживальщик сплюнул и произнес:
– Мля! В песке веревка вся. Да, вроде, что-то выходит.
Через пару минут путы, наконец, ослабли, и Сыскарь смог высвободить руки. Размял кисти, восстанавливая кровообращение, после чего потянулся к ногам. Повозившись немного с веревкой, скинул и ее.
– Ну, уже прогресс. Сейчас и вас освободим, – он охлопал одежду, проверяя, чего именно его лишили при обыске, кроме оружия. Разгрузку с него даже не удосужились снять, а вот перчатки с рук зачем-то содрали. Откуда-то сверху послышался звук открываемой двери. Сыскарь схватил веревку, снова намотал ее на ноги и улегся у стены, спрятав руки за спиной.
– Ну и нахрена ты туда идешь? – спросил кто-то.
– Василий сказал накормить их, – ответил заплетающийся голос то ли пьяного, то ли с каким-то дефектом речи человека.
Раздался лязг засова. Люк в погреб со скрипом отворился, наполнив помещение тусклым, мерцающим светом. По скрипучей лестнице кто-то начал спускаться.
– Ну что, голуби, – говоривший присел на нижней ступени, поднял лампу над головой, освещая погреб. – Сидите?
Сыскарь окинул быстрым взглядом их темницу, Рашида с Антоном и уставился на тюремщика. Руки того слегка подрагивали, отчего огонек в лампе дрожал еще сильней. Роста он был невысокого, большой живот не вмещался в кожаную потертую жилетку, а камуфлированные штаны заляпаны какими-то темными пятнами. На поясе висел штык-нож от АК. Судя по ножнам, обтянутым кожей, это был нож Кастета. Обвислые, небритые щеки, покрытые множеством пигментных точек, вызывали отвращение.
– Жрать хотите? – осклабился мужичок. – Я принес!
Он швырнул на пол тарелку с какой-то едой.
– Подползай! Да не боись, свинина это! Мясом вы нас надолго обеспечили, кормильцы! Не… снабженцы, во! – он заржал над своей шуткой. Потом, посерьезнев, уставился на Сыскарь.
– Ты хто такой? А? И чего прип-п-перлись сюда? Ну? Отвечай, когда тебя спрашивают!
Дефект речи, оказался именно дефектом, а не закономерными последствиями возлияния спиртосодержащих напитков. Появилось подозрение, что он такой же приобретенный, как и тремор рук. Отвечать Сыскарь не стал, лишь следил за ним прищуренным взглядом. Правда, налившиеся синяки и без прищура делали глаза едва различимыми на лице. Разбухший нос, в свою очередь, натягивал кожу подсохшей кровью, превратившейся в маску и причиняющей постоянное неудобство.
– Молчишь? Ну, ничего, – мужик погрозил кулаком. – Потом заговоришь. Заверещишь даже.
Он поднялся и повернулся к лестнице, собираясь уходить.
– Когда потом?
Сыскарь решил все же поговорить. Мужик явно не в себе, и в этом состоянии мог хоть как-то прояснить ситуацию, к кому они попали в плен. Тем более, прямо сейчас он убивать их, похоже, не собирался.
– Потом, – мужичок сделал неопределенный жест свободной рукой. – Когда мясо кончится.
Он улыбнулся, присел обратно на ступеньку и поставил лампу на пол.
– А вы что думали? Просто так тут сидите? Нееет! Вы у нас живой склад. Сейчас пока жратвы хватает. Дружков ваших доедим, да и свининка есть. Но из нее мы окорок закоптим. А потом и вас по очереди на фарш пустим. Мальчонку на десерт оставим, – увидев, как Антон еще сильнее вжался в угол, мужик заржал.
– Людей едите? – переспросил Сыскарь, холодным взглядом уставившись на мужика.
Перед глазами стояла картина жуткого убийства Кастета. Да и подозрения оказались небеспочвенными. Дрожащие руки и периодически заплетающийся язык, были одними из первых признаков, указывающих на каннибализм. В глаза бы еще заглянуть, в поисках «звездной болезни». Упавший астероид принес много неожиданных сюрпризов.
– А то ж!
– И давно?
– Что давно? А! Едим-то? – понял, наконец, людоед. – Давно. Шибко не наглеем, конечно. Так, если кто забредет случайно. Ну, или на дороге одинокого бродягу увидим. Недалеко тут, до дороги-то. Никто же и не ищет их, все на лес списывают. Лес-то, не дремлет. Раньше, бывало, и из деревень ближайших таскали. На подножном корме сыт не будешь, скотина дохнет, а жрать хочется. Людишек год от года все меньше становится. Либо от зеленой пыли, что из тайги несет, либо от болезней мрут, либо уходят куда-то. Хотя пыль, она полезная, если знать, что с ней делать.
– А вы знаете? – Сыскарь старался поддерживать разговор, а сам тихонько шевельнул ногами, ослабляя веревку.
– Конечно! – воскликнул тот. – Только надо успеть собрать. Иначе дождь пойдет и смоет ее, или с песком смешается. Но мы успеваем.
– Что-то я сомневаюсь в ее полезности, – недоверчиво произнес Сыскарь.
– Чего? Не веришь? – завелся мужичок. – Мы пыль на крови настаиваем! Потому и не берет она нас, а вы дохнете, как мухи.
Его запал быстро угас.
– Да не может кровь долго жидкой быть – свернется она! – подначил сыщик людоеда.
– С пылью не сворачивается, – уверенно сказал мужичок. – Что там с ней происходит, я не знаю, но когда в свежую кровь эту дрянь добавляешь, она аж пенится. Потом отстаивается, и получается неплохой эликсир. Ух и забористый, скажу я тебе! И от болезней помогает, что в последнее время появляются, и башку хорошо сносит, да и циклоны позволяет пережить, никуда не прячась…
– Палыч! – с улицы раздался крик. – Ты там умер, что ли?
– Так, что-то, и правда, заболтался я с вами. Пойду, в баньке попарюсь, а то умаялся сегодня – столько мяса переработали. Да и к Светке надо зайти, успокоить. Убивается девка. Твой дружок-то, мужа ее пристрелил и Василия зацепил. Хорошо, Мишаня вовремя подоспел, – мужик взял лампу и поднялся со ступеньки.
О чем-то задумавшись, вдруг нагнулся к пленному.
– Разгрузочку не сняли, что ли? Вот и хорошо. Завтра приду, заберу. Давно такую хотел. А то с дружка твоего пока сняли, всю в крови уделали, – он развернулся и шагнул к лестнице.
Последняя фраза послужила Сыскарю сигналом. Он вскочил, на ходу скидывая с ног псевдопуты, метнулся к каннибалу и набросил на шею веревку. Тот захрипел, выронил тотчас разбившуюся лампу и схватился обеими руками за горло. Упершись коленом ему в спину, сыщик затянул веревку еще сильнее. Мужик задергал ногами, запахло мочой. Наконец людоед затих и осел грузным кулем. Сыскарь выпустил веревку, выдохнул и прислушался, надеясь, что разбитая лампа не привлекла чьего-нибудь внимания.
Восстановив дыхание, он достал из маленького кармана разгрузки коробок и чиркнул охотничьей спичкой. Быстро отстегнул с пояса трупа штык-нож Кастета и перерезал им путы остальных пленников.
– Сидите тихо! Я скоро.
– Я с тобой! – Рашид поднялся на ноги.
– Нет! – отрезал Сыскарь. – Присмотри за Антоном. Я разведаю, что на улице.
Снаружи уже наступила ночь. Осторожно приоткрыв дверь сарая, Сыскарь собирался юркнуть в темноту, но услышал голоса возле домов:
– Ну как тут, тихо? – голос был знакомый. Это он распоряжался недавно насчет тазика.
– Тихо, Вася. Сашка с Танькой в бане. Палыч пожрать понес пришлым.
– Знаю, я ему велел. Пусть посидят пару дней, а голодными будут – орать начнут. Сначала переработаем это мясо, потом займемся ими. И, считай, на зиму запас уже есть.
– Да, подфартило сегодня нам. И ходить никуда не пришлось.
– Ты, Данька, не радуйся раньше времени, – голос стал жестче. – Не нравится мне, что они почти один за другим пришли. Как бы следом еще кто не пожаловал. Завтра подправим забор, и с той стороны мины надо поставить. Да и вообще, по всему периметру их разместим. Вот и пригодятся, не зря два года назад выменяли их на ту лахудру, что забрела к нам случайно. Раньше люди все со стороны лесничества приходили, а теперь откуда угодно появиться могут – непорядок.
– Светка как?
– Ревет.
– Ну, понятное дело. С телом Кости, что будем делать?
– Ты не знаешь, что с ним делать?
– Светка не даст.
– Не даст. Но зря мясо в землю закапывать? Ночью Степан его разделает, а утром Светке скажем, что похоронили. С рассветом надо могилку справить, для отвода глаз. Светка смирится потом, да забудет. Ну, давай, присматривай тут. Кто меняет тебя потом?
– Сашка.
– Ну, добро. Зайду к парням, гляну, сколько еще им работы с мясом, и спать. Тихой ночи.
– И тебе, Василий.
За годы службы в полиции Сыскарь видел достаточно и жестокости, и крови, а когда упавший астероид разрушил цивилизацию, каждый день стал похож на кровавый триллер. Люди сначала боролись за свою жизнь, уцелевшие ресурсы, боеприпасы, еду, в условиях затянувшейся на несколько лет суровой зимы. Потом наступила долгожданная оттепель, принесшая с собой новые напасти. Обычный уральский лес, когда-то такой привычный и относительно безопасный, вдруг стал меняться, превращаясь в непроходимые джунгли, мало похожие на земные. И то, что из него выходило периодически, старалось проверить на прочность бывшего царя природы.