Новая улыбка:
— Боюсь, моим сопровождающим это не понравится.
— А если я позову городскую стражу? — Беседа проходила в столь спокойных тонах, что несведущий мог решить, что это двое приятелей обсуждают свою недавнюю встречу. И лишь побелевшие костяшки пальцев, сомкнувшихся на тонком гитарном грифе, выдавали напряжение.
— Боюсь, господин Лингур, городская стража с радостью выполнит приказ эмиссара герцога Корелийского и доставит вас по назначению. Может, вы пойдете со мной по собственной воле?
Вести то ли пленника, то ли гостя в особняк герцога Артаир (а это был, разумеется, именно он) не стал. Менестрель не жилец — это ясно даже идиоту, а потому заводить знаменитого музыканта на глазах у всего честного народа в герцогский дом было бы равносильно самоубийству.
Для обстоятельного разговора самым подходящим местом оказался крохотный домик на окраине Корели: стены заплетены плющом, окна занавешены, входные двери укреплены полусотней заклинаний. Никто не знал, кому принадлежит это полузаброшенное жилище. Даже подчиняющиеся Артаиру огр и горгулья не могли показать тех, на кого они работают: общаясь с наемниками, юноша всегда предусмотрительно пользовался недавно появившимся заклятием личины.
Руки менестрелю связали, едва странная компания переступила порог дома. Правда, присесть на стул все-таки позволили. Сам пленитель разместился на небольшой софе напротив:
— Господин Лингур, прошу прощения за столь суровые меры, но вы же понимаете…
— Ничего я не понимаю, — отрезал менестрель, косо поглядывая на небрежно брошенную в углу комнаты гитару — не дай Скхрон, тот же огр наступит.
Артаир печально вздохнул:
— Господин Лингур, вам не следует считать меня за идиота. Я знаю, что вы старший сын оркского барона. Я знаю, что по этой линии передается определенный дар. В вашем случае этот дар — способность убивать без оружия либо магии. Поверьте, пришлось искать очень долго, но у нас получилось. А потому, будьте так любезны, — из голоса исчез всякий намек на доброту, — расскажите, как это делается.
Менестрель небрежно закинул ногу на ногу и, зацепив о колено связанные руки, рассмеялся:
— Боюсь, вы что-то путаете. Ничего подобного я не умею. Я музыкант, не более того.
В глазах Артаира промелькнул гнев.
— Господин Лингур, не стоит пытаться меня обмануть. Я знаю, что вы — это именно вы…
— Господин — не знаю, как вас по имени, — грубо оборвал его Найрид, — смею заверить, что вас обманываю не я, а те, кто рассказал вам подобный бред. Я — музыкант. Я отродясь не держал в руках оружия
— Я и не говорю про оружие.
— Я никогда не убивал и не умею этого делать, — резко сказал менестрель. — И если вам кто-то наплел подобную чушь, то идите и выясняйте, какого черта меня решили оболгать.
— Но вы ведь сын барона Лингура?
— Сын.
— И?..
— У орков нет и никогда не было никаких особых даров, — отрубил менестрель.
— Вы уверены?
— Мне поклясться?
Юноша вздохнул, встал и медленно и четко начал:
— Господин Лингур, я хотел бы сказать вам следующее. Я неоднократно слышал ваши произведения. Я всегда почитал ваш талант. Я благоговею перед вашей музыкой. Я считаю, что с вашей смертью Гьерт потеряет очень многое.
— Благодарю за комплимент, — усмехнулся менестрель. Артаир на мгновение склонил голову в поклоне — и вышел из комнаты.
Плотно закрыв за собой дверь, он бросил замершим у входа огру и горгулье:
— Он слишком много знает. Убить. — И растаял в зеленоватом облаке портала.
Наемники переглянулись, горгулья взвесила в руке тяжелый кинжал…
До выбранного заговорщиками дня оставалось не более двух суток. Артаир принес неутешительные вести: дар оркского барона — всего лишь миф. От идеи пришлось отказаться.
Да черт с нею, с этой идеей, решил герцог Корелийский. Среди быдла уже давно посеяны ростки гнева. Ненависть к троллям колосится буйными травами. Кинь лучину — и на сухом хворосте разгорится костер. А пока стоило заглянуть в Пиковую гильдию: герцог еще вчера оставил заказ — следовало выяснить, будет ли он принят.
С фавном, работающим связующим звеном между заказчиками и пиковым тузом, герцог должен был встретиться у входа в Императорскую библиотеку. Господин Доран (герцог, как ни старался, не смог выяснить, какую ступень в криминальной иерархии он занимает) стоял, опершись рукой о гриву каменного льва, лежащего на широких перилах близ входа.
— День добрый, — поприветствовал он герцога.
Герцог выдавил улыбку:
— И вам того же, господин Доран. Заказ принят?
Фавн вздохнул и, переступив с копыта на копыто, покачал головой:
— Увы, в течение ближайшей недели заказы не принимаются. Таково решение пикового туза. — Перед лапами каменного льва, словно по волшебству, появился небольшой кошелек — возвращаемый убийцами аванс.
Такой подножки герцог Корелийский попросту не ожидал. Черт с ним, с баронским даром, но отказ Пиковой гильдии — это уже чересчур. И ведь надо-то всего ничего: ровно через два дня, ночью, перерезать глотку главе гильдии купцов. Задаток был внесен хороший — и пики отказываются от работы?
Герцог сам не заметил, как озвучил вопрос. Фавн только вздохнул:
— Таково решение пикового туза. Кстати, обращаться к гастролерам не советую.
Герцог сплюнул под ноги, чувствуя, как стягивается на шее удавка. Хотя остается ведь еще один вариант. Но фавн словно прочел мысли заказчика:
— Трефы тоже не возьмутся. У них тот же мораторий. Кровь Та-Лиэрна! Что делать?
Герцог окинул фавна задумчивым взглядом. И медленно пододвинул к его ладони, лежащей на каменных перилах, тяжелую золотую монету: крупную, идущую из расчета даже не десять сребреников, а сто.
— Пиковый туз запретил, — заискивающе начал он, — но мы же с вами разумные существа. Вы ведь могли принять этот заказ и до запрета, не так ли?
Доран скользнул пальцами по блестящей поверхности злотого и вкрадчиво поинтересовался:
— Вы сообщали кому-нибудь о нашей встрече?
Что-то жуткое было в голосе неприметного фавна, отчего герцог поежился и поспешно соврал:
— Конечно.
— Только поэтому вы не умрете сейчас. Это произойдет… Когда должен быть выполнен заказ? Правильно, через два дня, — мягко сообщил ему фавн. — Смерть в результате несчастного случая. В нашей гильдии не принято решать вопросы через голову пикового туза.
Герцог Корелийский почувствовал, как сердце сжала невидимая рука: в карих глазах фавна не было ни малейшего намека на смех.
— Вы мне угрожаете? — прокаркал герцог, чувствуя, как у него пересохло в горле.
— Что вы, — рассмеялся Доран. — И в мыслях не было. Как я могу угрожать столь уважаемому человеку — я ведь не имею никакого отношения к Пиковой гильдии. Считайте это просто предсказанием.
Менестрель появился ближе к полуночи, когда мошенник уже отчаялся. Музыкант, пьяный, как последний брауни, толкнул дверь, при этом ударив трактирщика, решившего запереть на ночь свое заведение. Покачиваясь, как в дикий шторм, Найрид покосился на трактирщика, прижимающего ладонь к кровоточащему носу, и плюхнулся на лавку, чудом не промахнувшись.
— Трактирщик! Вина! — рявкнул он, окидывая пьяным взором комнату.
Хозяин таверны, молодой крепкий тролль, мгновенно забыв о боли, метнулся к стойке, и через мгновение перед загулявшим музыкантом стояли несколько кувшинов и кружка.
Найрид плеснул вино в чашку и отхлебнул. Каренс мгновенно оказался рядом с ним:
— Что происходит?! Какого черта?!
— А, это ты, — поднял на него пьяный взгляд музыкант.
— Я. И я не пойму, какого черта ты так пьян.
Музыкант только ухмыльнулся:
— Завидуешь? Садись, выпьешь со мною.
Ничего не понимающий мошенник плюхнулся на скамейку напротив и, не особо заморачиваясь поисками кружки, отхлебнул прямо из кувшина:
— Ну?
…Трактирщик, замкнув дверь, давно ушел спать, решив, что ничего ужасного эта парочка не сотворит. Отблески свечи метались по потемневшим от времени стенам, ветер шумел в каминной трубе, под столом валялись пустые бутылки, обмотанные шпагатом, а менестрель все продолжал свой рассказ.
— А потом я их убил, — обыденным голосом закончил он, исподлобья глядя на ошарашенного мошенника.
— Как? У тебя же руки были связаны!
Найрид пьяно ухмыльнулся:
— Ручками. Дар передается от отца к старшему сыну рода Лингур. Дотрагиваешься до существа и говоришь про себя: «Хочу, чтобы у него остановилось сердце». Хороший дар, не правда ли? — Нетрезвый смешок. — Теперь я убийца. Прелестно, да? Менестрель — и вдруг душегуб. Профессиональный. Одним прикосновением — любого. А ведь ты меня боишься, — вдруг поменял он тему разговора. — Боишься. Хочешь, я прикоснусь к твоей ладони и скажу: «Хочу, чтобы у тебя остановилось…»
Мощная оплеуха опрокинула менестреля на пол:
— Ты пьян, — брезгливо обронил Каренс— Иди проспись.
Новая хмельная ухмылка. А когда музыкант скрылся в своей комнате, мошенник одним глотком осушил стоявшую на столе кружку вина, стараясь на обращать внимания на то, как дрожат руки.
Поутру, когда солнце несмело пробежало по крышам домов и заглянуло в окна, менестрель медленно спустился со второго этажа в общий зал. Голова болела так, словно вчера он выпил не меньше бушеля вина.
К удивлению музыканта, привыкшего, что джокера раньше полудня не поднимешь, тот уже сидел за столиком и, уставившись куда-то вдаль, неспешно цедил из кружки.
— Будешь? — мрачно поинтересовался Каренс, подталкивая к заспанному певцу початую бутылку.
Найриду стало дурно от одного запаха:
— Нет!
— Как хочешь, — пожал плечами мошенник.
Музыкант опустился на соседнюю лавку, провел ладонью по встрепанным после сна волосам, а потом, вопреки недавнему заявлению, отобрал у мошенника кружку и отхлебнул:
— Что я тебе вчера понарассказывал?
— Много чего, — хмыкнул Каренс и, не дожидаясь, пока помрачневший менестрель просчитает все возможные варианты вчерашнего диалога, сообщил: — Хотя в принципе, ничего нового я почти не узнал. В столицу идем или ты решил здесь задержаться?