Зак поспешно закрыл свое психическое восприятие и уронил кинжал обратно в ящик.
— Эй, — взвизгнула возмущенно Элейн. — Поосторожнее с ним.
— Простите.
Зак встряхнул слегка рукой, которой брался за нож, словно этот жест мог избавить его от остатков зловещих видений. Теперь он знал лучше. К счастью нож был очень-очень старым.
Элейн подняла брови.
— Расскажите.
— Он определенно использовался для убийства людей, а не животных, — произнес он. Воззвав к годам практики и невероятной силы воли, он с усилием подавил видения. Временная мера. Они вернутся, по всей видимости, этой ночью во снах. — Сценарий человеческого жертвоприношения.
— Вы уверены, что речь идет о жертвоприношении, а не лишении жизни врага или обыкновенном убийстве?
Зак взглянул на нее:
— Обыкновенном убийстве?
Элейн закатила глаза:
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Энергия рукояти окрашена особым приливом истово религиозной мощи, которая приходит с кровавым жертвоприношением. Ублюдок любил свое дело и упивался им. По этой причине люди и называют подобное жаждой крови, Элейн.
Элейн оставалась скептичной, но в глазах замерцала искра, которую можно было назвать одной из форм страсти.
Археологи, подумал он. Как же им такое нравится.
— Возможно, казнь? — предположила она.
— Нет. Ритуальное жертвоприношение. Присутствовал алтарь, и убийца чувствовал свое право на убийство.
Элейн расслабилась, улыбаясь весьма удовлетворенно.
— Что ж, я была права, — произнесла она, едва не потирая руки от ликования. — Этот нож использовался священниками для культа Папоротника.
Зак никогда не понимал, как могут так восхищаться коллекционеры и хранители музейных редкостей предметами и оружием, предназначенным убивать и калечить людей. Впрочем, им не доводилось иметь дело с психическими образами, оставленными этими предметами и устройствами.
— Что особенного в этом кинжале? — спросил Зак.
Элейн хихикнула.
— Глава музейного отделения в Седоне долго охотился за ним. Ему нужно заполнить свою коллекцию артефактов культа Папоротника.
— Небольшое дружеское соперничество между кураторами?
— Не то чтобы дружеское. — Элейн опустила стеклянную крышку и закрыла ящик. — У Мило есть египетский перстень, который я очень хочу заполучить. Я многие годы уговаривала его продать перстень. Он всегда отказывался. Но сейчас у меня есть козырь. Он будет вынужден заключить сделку на моих условиях.
— Понимаю. — Он обвел взглядом витрины в галерее. — Вы превратили это учреждение в прекрасный музей, Элейн. Я не археолог, но провел немало времени, консультируя музеи Общества, чтобы понять, что это коллекция мирового уровня.
Она засмеялась:
— Я живое доказательство тому, что навязчивая индивидуальность и острое чувство профессионального соперничества является существенными чертами успешного куратора.
— Наверно, это полезные черты в любой профессии.
Он и сам был помешан на подобных методах большую часть жизни. До Дженны.
Элейн окинула его пристальным изучающим взглядом. Зак знал, что происходит и приготовил стратегию ухода. Ему нравилась Элейн, и он восхищался ее профессиональным мастерством. Но она была другом семьи, а семья последнее время слишком сильно давила на него.
Внешне приглашение было достаточно дружелюбным.
— У вас есть время выпить чашечку кофе перед отъездом в аэропорт? — спросила она.
— Я планировал провести пару часов в музейной библиотеке, — уклончиво ответил Зак.
— В прошлый раз вы использовали тот же предлог.
Он обдумал все возможные выходы, и не один ему не понравился. Элейн была хорошим клиентом и весьма разумной женщиной. Ему нравилась компания умных женщин. Если она останется в деловых рамках, он не возражал бы выпить с ней кофе. Не было великой спешки возвращаться к себе домой в винодельческие края Северной Калифорнии. Там его никто не ждал.
По большей части он чувствовал себя спокойно в своем новом существовании в качестве трудоголика, взваливающего на себя двойную работу. Неприятно было то, что семья и друзья становились все более настойчивыми, продолжая на него давить. Чтобы он возобновил то, что, по их мнению, было предназначенной ему карьерой. Он чертовски хорошо знал, что они не оказывали бы на него давление просто потому, что беспокоились о нем, хотя частично это и было так. В действительности у них всех были планы, и эти планы не совпадали с его собственными.
Зак взглянул на часы:
— Мой самолет в пять тридцать. Еще есть время.
— Ваш энтузиазм восторга не вызывает.
Он почувствовал, что краснеет.
— Недавно я был немного расстроен.
— Чем?
— Работой.
— Ах, да, извинение на все случаи жизни. — Элейн слегка похлопала его по руке. — Нельзя отрицать, что это превосходная терапия для того, кто понес такую потерю, как вы. Но прошел уже почти год. Время двигаться дальше.
Он промолчал.
Они прошли к дальнему концу галереи. Идти по проходу между стеклянными витринами было подобно тому, как прогоняют сквозь строй. Жужжание совместной психической энергии, порождаемой артефактами, неприятно волновало его чувства. Он знал, что Элейн чувствует что-то тоже, но, казалось, она расцветала от этих эмоций.
Ему же приходилось собирать всю силу воли, чтобы подавить психическую сторону своей натуры. Он никогда не умел полностью притупить ее, ни один парапсихолог десятого уровня не способен изолировать полностью свою паранормальную чувствительность. Это равносильно тому, чтобы сознательно оглохнуть или потерять вкусовые ощущения. Но можно свести к минимуму сверхчувствительность.
— Над чем вы работаете? — спросила Элейн.
— В настоящий момент заканчиваю статью для Журнала.
Среди кураторов и консультантов, связанных с «Тайным обществом» был известен лишь один журнал — «Журнал паранормальных и психических исследований». Как и музеи Общества, ни печатное, ни размещенное на сайте издания не были доступны широкой публике.
— Я чувствую себя детективом, допрашивающим подозреваемого, томящегося в ожидании появления его адвоката, — сухо заметила Элейн. — Но я буду настойчива. Какую тему вы осветили в своей статье?
— Камеру Тарасова.
Она заинтересованно взглянула на него, чуть склонив голову набок:
— Никогда о таком не слышала.
— Согласно письменным свидетельствам она была изобретена в 1950-х годах во времена Холодной войны. Ее обнаружил в русской лаборатории и привез в Штаты член Общества.
— Обнаружил? — повторила она, сбитая с толку.
Зак чуть улыбнулся:
— Политический эвфемизм воровства. Возвращает к дням, когда в бывшем СССР проводилось много исследований и экспериментов по паранормальным явлениям. Кто-то в ЦРУ занервничал и пожелал узнать, что происходит. «Джи энд Джи» тайно попросили посмотреть, нельзя ли завербовать агента внутри одной русской лаборатории.
Не было нужды объяснять, что значит «Джи энд Джи». Каждый член «Тайного общества» был осведомлен, что агентство «Джонс и Джонс» являлось весьма независимой, очень скрытной фирмой, ведущей психические расследования.
— «Джи энд Джи», как я понимаю, добилось успеха?
— Агенту удалось вывезти камеру из страны. Притащить и вручить ЦРУ. Их специалисты проверили ее и заключили, что это фальшивка. Они не смогли заставить ее работать.
— Почему?
— Очевидно, ей требовался оператор, владеющий уникальным типом психического таланта. Общество тоже поставило крест на камере после того, как ЦРУ решило, что она фальшивая. Наши спецы также не смогли заставить ее функционировать, и камеру отправили в хранилище. Где она и пребывала все эти годы.
— Что такого необычного в этой камере? — спросила Элейн.
— Предположительно, камера Тарасова способна сфотографировать ауру человека.
— Чепуха, — пренебрежительно фыркнула Элейн. — Никому не удавалось успешно сфотографировать ауру человека, даже наши эксперты в лабораториях Общества не смогли этого сделать. Что-то связано с расположение энергии ауры в спектре. Ауры можно измерить и проанализировать косвенными путями, и некоторые люди способны видеть их воочию, но их нельзя сфотографировать. Технология просто еще не способна на это.
— Технология продвинулась, — произнес Зак. — Согласно заметкам агента, которому удалось вывезти камеру из-за «железного занавеса», русские исследователи верили, что уникальный талант психического фотографа позволял не только получить снимки ауры, он способен был разрушать ауры так, что это приводило к психическим травмам и даже смерти.
Элейн нахмурилась:
— Другими словами, это означало некий вид психического оружия?
— Да.
— Но эксперты утверждают, что современная технология не может успешно взаимодействовать с психической энергией человека. По этой причине никто не был способен сконструировать машину или оружие, приводимое в действие паранормальными силами, или произвести в каком-либо виде энергию.
— Верно.
— Другими словами, камера действительно фальшивка? — Она вздохнула: — Какое облегчение. Мир уже и так вооружен до зубов. Последнее, что мы хотели бы, это произвести новое психическое оружие, предназначенное убивать людей.
— Если бы так.
Нахмурив брови, она взглянула на него:
— И что это должно означать?
— Мне удалось определить, что камера Тарасова, по крайней мере, однажды использовалась для убийства, возможно дважды. Хотя отзвуки от первого убийства были загрязнены.
Глаза Элейн немного раширились.
— Иными словами, у русских был, по меньшей мере, один экстрасенс, который смог работать с камерой?
— Похоже на то.
Она очертила рукой дугу.
— Но как это возможно?
— В своих личных заметках агент «Джи энд Джи» предположил, что русский оператор, наверное, был в некотором роде экзотичен. Обладал какой-то разновидностью таланта десятого уровня, еще не учтенного Обществом в своей классификации.
Определение «экзотичный» было жаргоном Общества, применяемым к редким высокого уровня психическим талантам. И, вообще-то говоря, термин этот не был лестным. По правде сказать, люди с исключительно сильными паранормальными свойствами часто доставляли неудобства другим членам Общества. На самом деле, нередко люди и вне Общества — люди, которые не относились серьезно к любой идее сверхъестественности — чувствовали себя необъяснимо нервозными или подозрительными, когда находились в присутствии одаренного индивидуума с мощными парасенсорными свойствами.