ука не было ею сказано мне! Вот и сейчас стоит, уставившись в пол, ждет когда я уйду. Только шагнул с крыльца и услышал ее голос:
- Богдан!
Остановился, как вкопанный. Что она скажет?
- Береги моего сына!
Я кивнул и зашагал дальше – через двор. Я больше не любил ее. Любовь выгорела, как степь в жаркое лето. Оставила ожоги, но боли уже не было давно. Я не имел права любить. Я сам виноват. Ни семьи, ни детей. Тридцать четыре года – еще немного и старость! Моя вина!
Решил наведаться в кузню – проверить лично, что новые мечи готовы, а кузнец Дражко перековал всех лошадей – путь неблизок. Дражко встретил меня возле кузни - хорошо, хоть не придётся лезть в это пекло!
- Богдан, правду ли говорят, что князь сына с тобой послать надумал?
- Да, Дражко, надумал.
- Ох, горячий он! Быть беде!
- Не каркай, ворон! Оставь свои предсказания вещуньям! Неси лучше мой новый меч!
Меч, и вправду, был хорош! Да так хорош, что, скинув рубаху, я стал тут же у кузницы упражняться, испытывая его. Дражко, его молотобоец и двое мальчишек, что раздували в кузне меха, стояли чуть в стороне и смотрели. Мальчишки - с открытыми ртами. Немного вдали, на пригорке застыли две девицы - видно, сюда же к Дражко шли - за косницей или мотыгой.
Я знал, какое впечатление на них произвожу. Знал, что боятся меня девки до дрожи, все знают о моем проклятье. Ни одна из них за меня не пойдет! Каждой жизнь дорога. Даже девки продажные больше, чем на одну ночь со мной не остаются. Хоть и кричат по ночам от удовольствия. Боятся, что я полюблю кого из них. Хоть немного чувства зародится в моем сердце и тут же приходит она - Мира... И забирает жизнь той, кто мне дорога, либо сводит с ума. Так уже дважды было. А ведь я ни одну из них и вполовину не любил так, как когда-то Забаву...
... У избы собрались все мои верные воины. Каждый из них не раз испытан в бою. Ни один не предаст. Обвел взглядом - их семь. Взять ли у князя еще воинов - он сам назывался? Но много воинов - лишние подозрения. Будут либо слишком бояться нас, либо решат, что мы что-то слишком ценное везём. Нет, поеду только со своими людьми. Каждый из них десятка стоит.
Милорад - лучший всадник, хорош в разведке. Все видит, все подмечает. Из оружия предпочитает лук.
Братья Ждан и Неждан. Эти - мечники. Незаменимы в ближнем бою. Понимают друг друга с полувзгляда. Сильны и выносливы.
Мстислав. Хороший боец, но ценен он не только этим. Он умеет выживать - знает лес, травы, коренья всякие. Всегда накормит отряд. Охотник он, лучший из всех, кого знаю.
Волк. Не знаю, почему отец назвал его этим древним именем. Если бы я мог, поменял бы его имечко на Медведь. Сила у него неимоверная. Не раз в самый тяжёлый момент боя он спасал всех нас.
Третьяк. Он считается у нас в отряде лекарем. Только никто из нас пока не мог похвастаться тем, что его вылечил именно Третьяк. Лекарь из него - так себе. Но дерется он знатно. Да и балагур еще тот, а иногда доброе слово нужнее отряду, чем любое лекарство.
Ярополк. Боец хороший. Владеет любым оружием, но предпочитает булаву. Я ценю его за мудрость. Именно Ярополк - мой советчик в трудной ситуации.
4. Хочешь жить – учись.
- Ясна, не отвлекайся! Держи меч ровнее!
- Дедушка, но он тяжёлый!
- Учись, пока я жив. Все в жизни сгодится.
И так - почти каждый день. Дедушка с завидным постоянством уводил меня по утрам в лес, чтобы никто не увидел, ведь девушке не пристало сражаться, и учил правильно держать тяжеленный меч, уходить от ударов, бить в ответ. Не скажу, что эта наука мне не по вкусу была, обижало только то, что получалось - не очень. Хотя дед никогда не ругал меня, в отличие от бабушки. Вот и сейчас, я вся взмокла, кружа по поляне, и отбиваясь от легких дедушкиных выпадов. Пока без сил не упала на вытоптанную нашими босыми ногами траву.
- Все, дедушка, милый, пощади! Я ж тебе не парень!
- Да, силы у тебя маловато, - дед сел рядом, - зато ты - умнее, хитрее и уж точно, красивее любого!
- Дедушка, а ты, когда бабушку встретил, тоже сразу в ней свою суженую узнал?
Дед задумался, глядя в голубое небо на плывущие по бескрайнему простору белые облака.
- Нет, не сразу. В нашем роду отец с матерью для детей всегда сами пару подбирали. И у меня суженая в десять лет появилась - дочь другого герцога, девушка из богатой и знатной семьи. Я и подумать не мог, что мне придется ослушаться родителей. Это ты - выращена свободной, мы с бабушкой с детства говорили тебе, что ты вольна сама выбирать. У меня такой возможности не было. Бабушка никогда не говорит о том в своей сказке, что Витольд, привезя ко двору Катарину, еще долгие дни сомневался и не сразу понял, что жизни без нее для него больше нет. Был живым только, если видел ее поблизости - в остальное время - существовал.
- А она? Может статься, она уговаривала его, признавалась Витольду в своих чувствах?
- Милая, Катарина, не гляди, что простая крестьянка, гордая была. Только как глянет, бывало, глазищами своими зелеными - и ночью тот взгляд снится!
Витольд и Катарина потеряли все, что имели - свою страну, свою семью, даже имена свои оставили в прошлом. Все в нашей деревушке зовут моих деда с бабушкой - Ратибором и Любомилой. Но любовь не покинула их даже спустя десятки лет. Ну, и я, конечно, - их обуза, их мучительница, их надежда и радость!
****
Ох, как жарко-то! А бабушка меня снова в лес за зверобоем послала! А ведь Любава на речку звала - купаться! Вода, наверное, как парное молоко. А я в лесу - комаров кормлю! Ладно, наберу зверобоя, да и догоню Любаву!
Вышла на полянку, земляники здесь - видимо-невидимо! Ну, как тут удержаться? Уселась на травку - и давай, ягоды сладкие в рот совать. Наелась - умаялась. День-то ранехонько из-за дедушки начался! Немного только отдохну, на мгновение только глаза закрою...
Только закрыла - сон ли, видение ли? Словно себя же, сидящей на полянке вижу. Землянику собираю. А рядом... Рядом на траве мужчина лежит - в белой холщовой рубахе, штанах, да в сапогах дедушкиных. Руки сильные в разные стороны разбросал. Вот бы лицо его увидеть! Чтоб запомнить его, чтоб узнать, когда увижу. Но лицо его пеленой закрыто. Ну, и пусть - все равно пойму, кто он! И вдруг... Словно рычит кто-то. А он, уже вроде как за спиной моей стоит, руки горячие на плечи положил и говорит шепотом - в самое ухо: "Ясна, проснись!" А потом исчезает, растворяясь в воздухе.
Глаза открываются, и вижу неподалеку - волчица скалится! Ох, меня угораздило! Да, как же так? Нет никого опаснее в лесу, чем волчица с малыми волчатами! Мать детей своих до последней капли крови защищать будет. Пошевелюсь только, угрозу почувствует - загрызет, и нож дедушкин достать не успею! Что ж делать-то?
- Собачка, милая, я не трону тебя! И деток твоих не трону! Иди, иди, своей дорогой! ..- я говорила, говорила что-то еще, спокойным (насколько это возможно) громким голосом. А она уставилась мне в глаза своими - желтыми страшными! Видела, чувствовала страх и злость зверя, на меня нацеленные! Прямо глазам больно стало! Но не отвела, не отдернула взгляд - выдержала, выстояла! Волчица медленно голову отвернула и легкой неспешной поступью в лес ушла...
А я тряпицу со зверобоем подхватила и тихонечко, стараясь не шуметь - вон из леса! На краю полянки остановилась, обернулась, окинула взглядом то место, на котором сидела только что, чтобы запомнить, где с любимым встретилась, где его так близко почувствовала. Знала, верила - скоро наша встреча! Предчувствовала ее! Не видела его еще, не знала, а уже любила всем своим сердцем.
***
- Дедушка, я волчицу в лесу повстречала!
- Ясна, да, как же? Чтоб одна больше туда не ходила! Только со мной! Понятно тебе, девочка!
- Дедушка, милый, да я уже взрослая! Мне уже двадцать первая зима миновала!
- И что из того?
- Как что? Любаве восемнадцать всего, а ее уже сватают! Вон, вчера из деревни, что за рекой, сватов засылали!
Я ведь и, правда, старая уже. Чудно так думать! Я себе старой-то не казалась! Да только одна я в деревне в таком возрасте незамужняя была. Подружек моих в пятнадцать-шестнадцать замуж еще повыдавали. А кто, чуть больше в девках задержался - ту за любого желающего, без разбору отец с матерью сватали, хоть и не мил был жених девке! Только меня одну не неволили. Были, были желающие, сватались! Даже Филипп - дурачок соломенный, приходил! Да, разве я пошла бы за кого низ них, если сердце своего единственного ждет? Ну, и пусть, что годы женские быстро проходят. Сколько будет нужно, столько и ждать буду.
Вот Любава жениха увидела и в обморок упала - страшный, рыжий, конопатый и нос - как у лешего - коряга! А она по Филиппу сохнет! Неужто, придется ей всю жизнь мучится? А что, если...
Она же - красивая! А Филипп, он все выдумал, что я ему нравлюсь! Что если на Ивана Купалу заставить их через костер вместе прыгать? Как там девушки говорили, кто, держась за руки, через костер ночью в лесу прыгнет, тот век вместе жить будет. Да, только праздник-то прошел уж! Завтра староста в Изборск пшеницу повезёт - дань муромскому князю отдавать! Значит, осень скоро!
Вот бы со старостой увязаться, да бабушка никогда не отпустит, даже с дедом не пустила, когда он зимой сапоги в Изборск продавать ездил. Дедовы сапоги сам изборский воевода носит! Таких у нас никто делать не умеет!
5. Начало пути
Мои дружинники тоже не обрадовались тому, что княжич с нами поедет. Да, на решения князя - что могли возразить воины?
Сказал им, чтоб обращались с ним так, будто он - просто мальчишка, учиться к нам в дружину приставленный. Спуску ему не давать! Звать по имени! Ни в чем не помогать! Но и помнить, что после нашей поездки он снова княжичем станет - а значит, слишком-то не высмеивать, не подшучивать - чтоб не припомнил потом.
Отправил всех отдыхать - на рассвете выезжаем. Только Ярополка попросил чуть задержаться.