— Товарищ Архангельский, тут у нас нарисовалось кое-что. Мы сходим, проверим?
Гиви кивнул не оборачиваясь:
— Хорошо, встречаемся через час на этом же месте.
Мы с Лаврентием Павловичем козырнули, обозначая перед посторонними субординацию, щёлкнули каблуками и отбыли. Правда, совсем недалеко, минут десять пешего хода. Проклятый прибор, невзлюбивший нас с первых же мгновений, злорадно пискнул, выдвинул откуда-то сбоку лазерную указку и направил луч на ближайший канализационный люк.
Берия спрятал таксометр в саквояж и заявил:
— Да он наверняка бракованный.
— Лаврентий, посмотри мне в глаза, — потребовал я. — Разве делать атомную бомбу было легче?
— Я туда не полезу, — ответил Палыч, не поднимая взгляда.
— Никто и не заставляет.
— Да? — за стёклами пенсне блеснула надежда.
— Конечно! Ты должен сделать это абсолютно добровольно. Вспомни, как наш Такс тебя любил. А вдруг он там лежит весь израненный, истекая кровью, с поломанными крыльями? Ждёт, надеется и верит, считает последние мгновения уходящей жизни, и часы, отделяющие его от спасения. Что ты творишь, Лаврентий Павлович? Разве можно убивать в собаке любовь к человечеству? Не бери грех на душу!
— Такс всегда был мизантропом, — упрямо сопротивлялся Берия, одновременно утирая бегущую по щеке слезинку.
— Ну хорошо, будь по-твоему, не любил он человечество, тем более всё и сразу. А нас?
Бывший железный сталинский нарком печально вздохнул, пробормотал что-то под нос по-грузински, и наклонился к люку, пытаясь его поддеть. Но этого не понадобилось, он сам со скрежетом сдвинулся в сторону и застыл. Лаврентий Палыч отскочил, выхватывая пистолет. Но я успел раньше, и уже держал зияющее отверстие под прицелом. Повисла напряжённая тишина, изредка прерываемая звоном пожарных машин со стороны вокзала.
— Изяслав Родионович, а может туда гранату бросить? — нарушил молчание Берия.
— С ума сошёл? А если это Такс?
Из люка показались дрожащие руки, и прерывистый голос прокричал:
— Нихт бросать граната! Их бин Такс! Я есть выползайт!
Палыч в недоумении почесал затылок, потом поправил пенсне стволом любимого парабеллума:
— Врёшь, собака! Самозванец!
Вслед за руками высунулась рыжая голова и на ломаном русском языке возмутилась:
— Я не есть самозванец. Натюрлих.
Мы быстро подхватили Лже-Такса под белы рученьки и приготовились к экстренному потрошению, рецептов которого знали превеликое множество. Как-нибудь на досуге учебник напишу. Но, к большому нашему сожалению, клиент и без того оказался безмерно словоохотливым.
Да, это действительно был Такс. Эммануил Людвиг фон Такс, уроженец славного города Мюнхена, с традиционным для немцев баронским титулом, восходящий, или уходящий, своими корнями к последнему баварскому королю. Услышав про родословную, товарищ Берия недобро усмехнулся и как-то хитро прищурился. Я сразу же забеспокоился:
— Лаврентий, а оно тебе надо?
Палыч состроил недоумённое лицо:
— Это про что, Изяслав Родионович? Что-то я не понимаю.
— Всё ты понимаешь. Только как чеховская Каштанка — сказать не можешь.
— А что тут говорить, представляешь перспективы? Можно неплохо развлечься. Вот, посмотри на него, ну чем не король?
Я посмотрел. Немец как немец. А что рыжий, так в их истории встречались личности и погаже. Было бы время, можно и заняться, не самый худший вариант. Ну и что, что в литовских кабаках официантом подрабатывал. Но некогда, просто некогда.
— Забудь, Лаврентий Павлович. А хочется развлечься — по лебедям сходи. Или напейся. А ещё лучше — совмести оба мероприятия. Хорошо отвлекает от ненужных мыслей.
— Грубый ты, товарищ Раевский.
— Ну, извини, что не лезу с нежными объятиями. Нам нужно найти собаку, а на остальное — наплевать.
Барон, напряжённо прислушивавшийся к разговору, вдруг радостно замахал головой и руками:
— Я, я. Я видеть собака. Айн кляйне собачка унд гросс аппетит. Он так много и вкусно кушать, что герр Бурбулис хвататься за кондрашка.
Не буду здесь полностью приводить рассказ разговорчивого баварца, так как вещал он долго и много. Скажу только одно — Такс появился в ресторане неожиданно и неизвестно откуда, и сразу же направился на кухню. Там была произведена вдумчивая дегустация приготовляемых блюд, и последовавшая вслед за ней ревизия холодильников и ледника. Слегка огорчённый развивающимися событиями хозяин заведения попытался убедить гостя прекратить нарушение безобразий при помощи ласковых слов и дубовой скалки, но был не менее убедительно и вежливо покусан.
Стороны остались при своих мнениях, и потому следующим этапом убеждения стало бросание в Такса разнообразной кухонной утвари, преимущественно колюще-режущего назначения. Оппонент уворачивался, совершенно случайно опрокидывая шкафы с посудой. Эффектную точку в эмоциональной беседе поставила большая бутыль с оливковым маслом, попавшая на плиту.
Барон, спасая от огня упавшего в обморок хозяина, успел заметить, как Такс прошёл прямо сквозь оконное стекло и запрыгнул в тамбур отходящего от перрона состава.
— Лаврентий Павлович, нужно срочно узнать номер поезда.
— Я и так знаю, — откликнулся Берия, делая пометки в блокноте. — В это время только экспресс "Ревель-Париж" может быть. Как раз здесь формируется охрана для проезда по территории бывшей Германии. А от границы ещё и бронепоезд сопровождения присоединяется.
— Как думаешь, догоним?
— А куда нам деваться?
— Чего это ты вопросом на вопрос отвечаешь?
— Это что, наезд?
— Нет, Палыч, просто в твоих глазах сейчас такая вселенская скорбь….
— Попрошу без намёков. У меня это совсем по другому поводу.
— Понятно. Ладно, забирай своего барона. Вдруг пригодится?
— Надеюсь….
— А я этого боюсь. Точнее — опасаюсь.
Глава 2
На станцию вполне серьезно
И грациозно вошла мадам
Поручик снял свои штиблеты
И бросил деньги к ее ногам
Мадам хохочет, поручик хочет
И все застежки трещат по швам
И началось тут
Дриппер турцер турцер герцер нарцер верцер
Перваксана шишка с перцем перволит
Сергей Трофимов
Поезд стремительно, километров пятьдесят в час, рассекал полуночную темноту. Ту самую, которую никогда не видят добропорядочные бюргеры, уже надевшие на головы колпаки и мирно спящие под пуховыми одеялами. Правда, и первых и вторых становилось всё меньше и меньше, но ночь есть ночь, и добрым немцам полагается спать. Только деревенские ведьмы порой пролетали над железной дорогой, не обращая на неё никакого внимания. У них хватало своих забот. А поезд с немецким акцентом постукивал колёсами на стыках, и непривычностью своего напева не давал покоя пассажирам.
— Вася, я к бригадиру, — начальник караула расправил гимнастёрку перед зеркалом, и взялся за ручку двери.
— Вы надолго, товарищ майор? — поинтересовался заместитель, задумчиво перекатывая по столику пустой стакан.
— Это как получится, лейтенант, — бросил командир через плечо, и вышел, оставив Васю наедине со служебным долгом.
В коридоре он посторонился, пропуская ушастую низкорослую собачку, которая с независимым видом важно шествовала навстречу, смешно подбрасывая задницу. Пёсик приветливо помахал хвостом и, не сбавляя скорости, исчез прямо в закрытой тамбурной двери. Майор задумчиво почесал в затылке. Вроде и приняли-то всего по чуть-чуть, а какой поразительный эффект! Обязательно нужно будет на обратном пути прикупить ещё что-нибудь местного разлива. Да, и родного дядю можно будет угостить, в знак признательности. А то вдруг больше не придётся ездить с конвоями? Поговаривали, что скоро охрану поездов полностью отдадут великокняжеским войскам, оставив только "Христолюбивого красноармейца". Но команда бронепоезда и так уже наполовину состояла из деникинцев.
Жалко, конечно, очень, если закончатся высокооплачиваемые командировки. Была у начальника караула большая и нежно лелеемая мечта — собственный автомобиль. Но качественные изделия отечественных автозаводов были не по карману. Да и кто разрешит ездить по улицам на танке БТ-7? А другие машины, сошедшие с советских конвейеров, назвать автомобилями можно было только с большой натяжкой. Так что, наверное, придётся первое время перебиваться скромным "Рено". Вот майор и торопился к бригадиру, чтобы в неторопливой беседе обсудить достоинства и недостатки будущей покупки. А особенно — возможность её доставки в Москву. Ну, или в Ревель, на крайний случай. Каким образом это можно осуществить, пока было непонятно, но умудрились же в прошлый рейс провезти в обычном пассажирском поезде уворованный у англичан новейший танк!
Бригадир встретил офицера приветливо. Он очень любил гостей. И выпить. И не упускал случая совместить оба удовольствия.
— Прахады, дарагой! Гостем будэшь! Чача пить будэм, барашек кушать будэм!
Майор уселся на мягком диванчике, в предвкушении потирая руки. Но потом вспомнил про странную встречу и спросил:
— Слушай, а тебе собаки не мерещатся?
— Вах! Зачем так гаварышь? Канешна да! А щто?
— Понимаешь…. Выхожу я из своего купе, а навстречу собака….
— А, эта…. Ну её я видел, — уже без акцента заговорил железнодорожник. — Это, наверное, кто-то из пассажиров с собой везёт. Постоянно около вагона-ресторана отирается. Да и пусть, неужели такой маленький нас объест?
— Я разве возражаю? Просто, когда увидел как он сквозь дверь прошёл….
— Бывает. Это от нервного напряжения. У меня самого вчера, во время стоянки в Бресте…. Даже показалось, что тот пёс за голубями гонялся. Да не по земле, а прямо в небе. Дело уже к вечеру было, я как раз от начальника вокзала пришёл. Летит, значит, этот барбос, крыльями машет, ушами хлопает, а хвост — он как пропеллер крутится. У меня от удивления глаза больше чем пенсне чуть не стали! Точно тебе говорю — всё от нашей нервной работы.
Майор не ответил. Он неодобрительно смотрел на сгустившуюся за окошком темноту. Там проносились покосившиеся телеграфные столбы, полуразрушенные недавними боями здания станций. Вдалеке горизонт подсвечивался заревом нескольких крупных пожаров, которые, видимо, никто не собирался тушить. Поезд ехал по территории герцогства Бранденбургского, ещё недавно входившее в состав Германии. Но это название уже несколько месяцев являлось устаревшим.