56
Поскольку сингл Кристины Гомес имел огромный артистический и коммерческий успех, мистер Липовиц загорелся желанием выпустить в свет как можно больше композиций Винсента. Благодаря мне и Дафне у Винсента было предостаточно песен, записанных как на бумаге, так и на кассетах; песен столь блестящих и оригинальных, что я с трудом представлял их частью пресной коровьей жвачки, в которую превратился современный радиоэфир. Тем не менее нашей целью было именно радио.
Мое руководство решило не раздавать песни Винсента десяткам разных исполнителей, а распределить весь материал между двумя-тремя. Такое решение возникло в противовес состоянию современной звукозаписывающей индустрии, ориентированной в основном на синглы. Стандартный альбом поп-певца включал, как правило, одну добротно сделанную композицию, тогда как все остальные служили просто набивкой. Объединив произведения Винсента Джайпушконбутма в один диск, мы создадим качественный альбом для нескольких исполнителей и тем самым поступим справедливо по отношению к их аудитории.
Самая трудная часть нашего плана заключалась в выборе этих двух-трех достойных певцов или групп. Мне поручили остаться в Лос-Анджелесе до конца лета и помочь Стивену Силвейну определить наиболее подходящие кандидатуры. Я не без удовольствия сознавал, что в отличие от моего предыдущего пребывания в Лос-Анджелесе двадцать лет назад я не стану день за днем безуспешно тыкаться по студиям, предлагая свои записи, а ночами напролет сочинять музыку, которая никому не интересна. На этот раз последнее слово будет за мной, и ютиться на полу в чужой квартире мне тоже не придется.
Винсент тем временем находился в Кокомо. Устав от безденежья, он решил немного подработать на каникулах. Надо заметить, что расходы на проживание учеников «Нового Ренессанса» оплачивались за счет академии, однако собственных средств у Винсента не было, а на авторский гонорар за хит Кристины Гомес он мог рассчитывать не раньше осени. Его намерение порадовало меня; я считал, что работа по найму — очень важная часть жизненного опыта, и Винсенту обязательно следует ее познать.
Я снял номер в отеле «Ренессанс Голливуд», а Винсент устроился в супермаркет «Крогер» неподалеку от своего дома. Чтобы меньше контактировать с покупателями, он выбрал должность складского рабочего. Однако общаться с другими работниками ему все же приходилось, благодаря чему он подружился с восемнадцатилетним Нилом Элгартом. Однажды Винсент услышал, как Нил напевает песню группы «Риплейсментс», и между ними протянулась ниточка. У ребят обнаружились сходные музыкальные вкусы, а также бурная неприязнь к современным поп-исполнителям и актерам.
Нил учился в обычной школе, с одноклассниками ладил плохо и носил прическу, которая непременно вызвала бы насмешки окружающих, если бы не известная задиристость ее обладателя. Он был беден, но не лишен интеллекта; внеклассные мероприятия Нил игнорировал и после занятий сразу уходил домой, чтобы поиграть на гитаре. В лице Нила Винсент обрел хорошего друга, а я между тем старался завести для нашего гения связи в Калифорнии.
57
Я прилетел в Лос-Анджелес и в тот же вечер встретился с Силвейном в баре отеля. Пропустив несколько порций виски, мы обсудили, как будем продвигать песни Винсента. Пришли к выводу, что на запись лучше приглашать еще не «раскрученных» певцов, предпочтительно молодых парией, владеющих музыкальными инструментами. Выбор исполнителя, еще не выпустившего собственный диск, выглядел вполне логичным: было бы нелепо, если бы репертуар известного поп-певца вдруг стал на порядок выше. Музыкальные критики недоумевали по поводу неожиданного качественного скачка Кристины Гомес с композицией «Все, что хочешь», обратив особое внимание на то, что прочие песни с ее альбома представляют собой всю ту же низкопробную пошлятину. Разумеется, никому и в голову не пришло прочитать вкладыш к диску, где под названием «Все, что хочешь» в скобках значилось «В. Джайпушконбутм».
Кроме того, мы с Силвейном согласились, что фамилия Джайпушконбутм чересчур длинная и сложная для представления на студиях и что в наших целях удобнее другая — покороче и без этнического оттенка. Силвейн настаивал на псевдониме «Яблонски». Перебрав различные варианты, мы все же решили оставить право голоса за Винсентом.
Затем мы принялись думать над следующей задачей: как сделать так, чтобы демонстрационная запись Винсента попала в нужные руки. Сперва мы хотели поискать исполнителей в барах и ночных клубах, но сразу поняли, что столкнемся с проблемой. Идеальным исполнителем композиций Винсента мог стать лишь человек со схожим складом ума и нежеланием коммерциализировать свое творчество. Парадоксально, однако любой, кто подходил под это описание, скорее всего оскорбился бы, получив приглашение записать чужой материал. Этот вывод подтолкнул нас к мысли распространить копии демонстрационной записи по звукозаписывающим студиям с расчетом на то, что у них на примете есть один-два талантливых, достойных исполнителя.
Решили, что Силвейн передаст кассету Прормпсу, тот — мистеру Липовицу, а уж Липовиц даст указания главам звукозаписывающих фирм, ранее входивших в корпорацию «Тернер бразерс». После этого мы встретимся с представителями лейбла, чье предложение устроит нас больше всего. Силвейн намекнул, что до того времени мне не мешало бы обзавестись новым костюмом.
58
Возвратившись в номер и налив себе очередную порцию виски, я позвонил Винсенту и спросил его, какую фамилию он хотел бы взять вместо теперешней.
— А мне обязательно ее менять? — осведомился он. По голосу я понял, что у него заложен нос.
— Официально — нет, просто мы подумали, что для твоей карьеры так будет лучше.
— Кому какое дело до моей фамилии?
— Никому никакого, так почему бы ее не сменить?
— А как же моя мама?
— Что мама? Эта фамилия принадлежит не ей, а какому-то иностранцу, который через месяц слинял.
— Но если я изменю фамилию, как она узнает, что автор песни — я?
— Винсент, ты прекрасно понимаешь — людям абсолютно все равно, кто пишет музыку и текст. Им нужна развлекаловка в чистом виде. Ты всерьез думаешь, что твоя мама поинтересуется, кто и что написал?
— Да. Она связывала со мной большие надежды.
— Понятно. Значит, ты остаешься Джайпушконбутмом?
Вздох Винсента весил, наверное, тонну.
— Терпеть не могу с тобой спорить, — сказал он. — Какую, по-твоему, фамилию я должен взять?
— Какую хочешь. Если нравится, оставляй старую.
— Нет, нет, все нормально. Ты прав. Есть идеи?
— Может быть, Вазари?
— Нет уж, спасибо. Если желаешь поупражняться в аллитерации, как насчет «Вискозиметр»?
— Ужас.
— Очень красивое слово. Нил, подскажи, какую фамилию мне выбрать? — крикнул Винсент в глубину комнаты. — Нил предлагает «Вас Деференс».
— Детский сад. Что у тебя общего с этим Нилом?
— Он пошутил. Еще варианты будут?
Через полчаса препирательств мы остановились на девичьей фамилии Вероники — Спинетти.
59
Через неделю Прормпс сообщил Силвейну, что демонстрационная запись, разосланная по всем студиям, вызвала единодушную оценку. Материал никого не заинтересовал. Все сошлись во мнении, что песни определенно хороши, однако продвинуть их на рынке слишком сложно. Раздосадованный Липовиц лично позвонил исполнительному директору самого крупного подразделения «Тернер бразерс» «Континентал рекордингс» и потребовал, чтобы тот встретился с представителями автора, то есть со мной и Силвейном.
Встречу назначили на тот же день. Мы с Силвейном сидели в одной из безликих приемных «Континентал рекордингс» — фирмы, занимавшей целый небоскреб. На скучных стенах висели сотни ненавистных мне платиновых дисков. И я, и Силвейн облачились в костюмы. Новый костюм, как и прежний, облегал мою худощавую фигуру, только теперь на локтях не было заплаток, а брюки подходили к пиджаку. Как всегда, я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука, а на моих ногах красовались все те же побитые черные туфли с мелкими дырочками.
— Они что-нибудь знают о «Новом Ренессансе»? — обратился я к Силвейну.
— Вряд ли. До сих пор проект держали в строгом секрете. Но сейчас, когда наши детки уже начали выдавать что-то стоящее, полностью сохранить его в тайне не удастся.
— Что я могу сказать им о проекте?
— Ничего конкретного. Просто скажи, что это управляющая компания, расположенная где-нибудь в Индиане. Не уточняй, что именно мы пытаемся делать, иначе мы их спугнем.
— Чего еще нельзя говорить?
— Не тушуйся, все будет нормально.
Нас пригласили в просторный офис, отделанный в черных тонах. Мы поздоровались за руку с четырьмя элегантно одетыми белыми мужчинами разного возраста и комплекции. Увидев такую кинозвезду, как Стивен Силвейн, они выразили удивление, и ему пришлось объяснить, что в настоящее время он работает в управляющей компании «Новый Ренессанс» и является издателем песен автора, о котором идет речь.
— Простите, не могу удержаться от просьбы, — обратился к Силвейну один из них, тот, что помоложе. — Пожалуйста, повторите вашу знаменитую фразу: «Я тащусь с этого дерьма!»
Силвейн стал спиной, чтобы войти в образ, затем развернулся и рявкнул:
— Я тащусь с этого дерьма!
Все, кроме меня, со смехом зааплодировали. Отказавшись от предложенного кофе, мы расселись за длинным стеклянным столом.
— Мистер Айффлер, чьи интересы вы представляете? — спросил самый старый из четверых — загорелый джентльмен с белоснежно-седыми волосами.
— У меня только один клиент, Винсент Спинетти.
— Только один?
— Да.
— С кем вы работали до него? — осведомился его коллега.
— Ни с кем. Я работаю с Винсентом уже девять лет.
Все четверо подавили смешки.
— A-а, понимаю. Вы привыкли общаться с агентами, которые нахватали себе по сорок клиентов сразу и не уделяют должного внимания ни одному из них, а при первых же признаках неприятностей дают деру. У нас иные принципы.
Повисла неловкая пауза, во время которой меня разглядывали с любопытством, словно инвалида. Я высказался честно: у каждого менеджера в «Новом Ренессансе» было по одному клиенту. Менеджер в сотрудничестве с агентом или продюсером отвечал за осуществление проекта.
— Харлан имеет в виду, что «Новый Ренессанс» рассматривает карьеру своих подопечных с точки зрения долгосрочной перспективы, — нарушил молчание Силвейн. — Я уверен, скоро у него прибавится клиентов. Мы возлагаем на Харлана большие надежды. — Он покровительственно похлопал меня по спине, отчего я пришел в жуткое раздражение.
— Понятно, — сказал седоволосый. Судя по тому, что остальные копировали его реакцию, он был директором фирмы. — Что ж, раз Фостер потребовал, чтобы я с вами встретился, стало быть, вы занимаетесь серьезным делом. Однако мы сами не знаем, что делать с песнями вашего клиента.
— Позвольте узнать почему?
— Видите ли, Харлан, его музыка не укладывается в рамки того или иного жанра, и мы не можем определить, на какую целевую аудиторию следует ориентироваться. Если начистоту, музыка… чересчур хорошая, как это сейчас говорится — просто «нереальная». Лично я не могу представить, чтобы она попала в ротацию на радио.
— Но ведь в этом и заключается смысл. Мы не желаем, чтобы музыка нашего клиента была похожа на ерунду, которую крутят по радио. Как раз этого нам бы хотелось меньше всего.
— Как вы считаете, он согласится… м-м… немного переделать свои композиции, чтобы они стали доступнее публике? — спросил третий представитель студии, мужчина средних лет. — Скажу вам откровенно, в нынешнем виде их вряд ли удастся продвинуть.
— Позвольте спросить, вы слушали демонстрационную запись? — поинтересовался я.
— Мой ассистент прислал мне по электронной почте подробный отчет, — ответил он.
— Кто-нибудь из вас лично слушал запись?
Все четверо молчали. Силвейн вскочил из-за стола.
— Прошу извинить моего партнера, он новичок в этом вопросе. Мы всего-навсего хотим убедиться, что вы поняли суть: пленка, которую слушали ваши люди, — черновая запись, вокал автора под аккомпанемент обычной гитары. Это лишь основа. Если мы найдем талантливого продюсера и он сделает все необходимое, в конечном итоге музыка станет гораздо более доступной.
— Вот что, — сказал президент. — Раз Липовиц верит в успех этого проекта, мы постараемся сделать все возможное.
— Мы сознаем, что заставляем вас пойти на определенный риск, но поскольку за ними совершенно твердо стоят Липовиц и Прормпс, риск практически сводится к минимуму.
— Прормпс тоже в проекте?
— На сто десять процентов, — заверил Силвейн.
— Как выглядит ваш парень? — поинтересовался один из четверых. — У вас есть его фото?
— Разве это имеет значение? — удивился я.
— Естественно. Нам надо знать, как выглядит то, что мы покупаем.
— Он только автор песен, — возразил я, — и не собирается выходить на сцену. Его вообще никто не увидит.
— Вот как? Я не сообразил. Это упоминалось в отчете?
— Кажется, нет.
— Да-да, Винсент — не более чем автор, — подтвердил Силвейн. — Мы надеялись, вы найдете под его песни модных исполнителей. Молодых, чьи диски будут хорошо продаваться.
— Ясно, — подытожил директор. Остальные согласно закивали.
60
Мы пришли к соглашению, что материал Винсента остается на «Континентал рекордингс», а художественный отдел студии немедленно займется поиском подходящих исполнителей. В соответствии с пожеланием Липовица кандидаты должны быть представлены мне и Силвейну, и окончательное решение остается за нами. Я со страхом представлял себе, каких полураздетых Барби они приведут, чтобы придать музыке Винсента коммерчески-привлекательный фасад. Утешала меня лишь убежденность в том, что красоту его песен не затмит никакая внешняя безвкусица.
Разница между произведениями Винсента и всем остальным, что звучало на радио, заключалась в том, что он наполнял содержанием каждую строчку своих песен. Они были очень тщательно отделаны, тогда как почти все остальные авторы не задумываясь хватали первый пришедший в голову мотив и лепили на него бесцветные вирши.
Композиции Винсента отличались мелодичностью, однако были лишены слащавости, характерной для большинства «шедевров» поп-музыки. Он любил необычные гармонические ходы с изобилием минорных аккордов. Тексты были содержательные, но без вычурности, проникновенные, но не заумные, не всегда понятные с первого раза, но неизменно глубоко прочувствованные. Вот названия некоторых песен: «Поэтический порыв», «Благодарности», «У моей крошки сибирская язва», «Пятнадцать изъянов», «Парень, который не получал писем».
Сладостно-горькие песни легко ложились на слух. Нередко в них присутствовала неразделенная любовь, боль утрат и Скорбь — темы, знакомые Винсенту не понаслышке. В то лето я заметил, что его Скорбь светлеет, и связал это с тем, что Винсент наконец обрел близкого друга. У него появился товарищ, которому он мог посочувствовать, который также разочаровался в жизни, разделял его симпатии и антипатии. Они с удовольствием проводили время вместе. Нил, сильно переживавший из-за развода родителей, часто приходил на квартиру к Винсенту, где они смеялись над глупыми телепередачами, слушали музыку, играли на гитаре, смотрели старые фильмы и даже иногда пили пиво, хотя Винсент еще не научился смаковать вкус этого напитка.
Я регулярно интересовался творчеством Винсента, но он всякий раз говорил, что не имеет возможности писать в должном объеме. Работа отнимала почти все его время, и после пяти часов вечера он возвращался домой совершенно без сил. Мы договорились, что с началом учебного года он бросит работу. Я сказал Винсенту, что, несмотря на все проблемы, ему очень повезло, так как талант избавил его от необходимости в будущем зарабатывать на жизнь более тяжким трудом. Винсент со мной согласился и с той поры проникся глубоким уважением к огромной массе людей, которые, боясь опоздать, спешат на заводы и фабрики, в магазины и офисы. Он всегда испытывал чувство вины, не имея «настоящей» профессии, при том что по своему роду занятий часто страдал от переутомления, ведь его писательский мозг напрягался не меньше, чем спина портового грузчика.
61
В следующем месяце — июле — мне оставалось лишь сидеть и гадать, каких исполнителей подберет нам «Континентал». Первые семь дней я по большей части не выходил из отеля, заказывал еду в номер и читал в кровати. К началу второй недели я потерял покой и позвонил Силвейну с просьбой организовать мне встречу с мистером Липовицем. Понимая, что шансов у меня мало, я все-таки хотел познакомиться с человеком, десять лет назад давшим мне будущее. Однако и Липовиц, и Прормпс оставались все так же недоступны.
Заметив, что я скучаю, Силвейн принялся водить меня по своим излюбленным клубам, где заигрывал с девушками, пока я напивался за стойкой бара. Он никогда не приглашал женщин к себе, вероятно, опасаясь их эмоций при виде протеза, однако это не мешало ему отчаянно флиртовать на каждом шагу.
В день, когда мне во второй раз предстояло встретиться с руководством звукозаписывающей студии, я мучился жутким похмельем. Силвейн и я вновь оказались в роскошном офисе, отделанном в черных тонах, где нам представили Чеда Картера, молодого человека с козлиной бородкой, которому «Континентал» решила отдать первые композиции Винсента. На вид ему было немного за двадцать.
— Привет! — поздоровался он с нами. Когда я протянул руку, Чед схватил ее и обнял меня другой рукой, отчего мне стало не по себе. То же самое он проделал с Силвейном, но тот отнесся к этому довольно спокойно.
— Вау, мистер Силвейн, меня плющит от ваших фильмов!
— Можешь называть меня Стивом.
— «Эй, стажер, считай, что первую проверку ты прошел», — процитировал Чед фразу из «Жажды крови». — Реально круто! В детстве я только и повторял эти слова.
— Спасибо, братишка, — улыбнулся Силвейн.
Мы сели в черные кожаные кресла, расположенные в офисной зоне отдыха. Чед подогнул одну ногу под себя. Силвейн и я отказались от предложенных напитков, а Чед попросил чашку фраппучино.
— Мы полагаем, что Чед может вывести песни вашего клиента на новый уровень, — заявил директор фирмы. — Следующая песня в его исполнении обязательно станет хитом.
— Поживем — увидим, — сказал Чед. На нем были узкие джинсы, вытертые на бедрах, футболка в обтяжку с надписью «Физкульт-ура» и байкерские ботинки. Обе руки были так густо украшены татуировками, что сплошное чернильно-синее пятно, в которое сливались рисунки, напоминало вторую кожу.
— Недавно мы создали вокальную группу из представителей разных этнических групп и пригласили в нее Чеда, — продолжал директор. — Как называлась группа, Боб?
— «Мэйнтейн», — подсказал Боб.
— Точно, «Мэйнтейн».
— Кучка педиков, — фыркнул Чед. Все, кроме меня, засмеялись. Чед провел пятерней по своей взъерошенной шевелюре. Волосы были длиной до плеч, наполовину каштановые, наполовину соломенные.
— Так вот. Мы выяснили, что Чед владеет гитарой и у него отличный голос. Он определенно выделялся из группы, поэтому мы решили, что в качестве сольного исполнителя он добьется больших успехов.
— Он — потрясающий гитарист, — вставил кто-то из присутствующих, — и великолепно поет.
— В лучшем случае неплохо, — уточнил Чед.
— Единственное, чего ему не хватает, так это хороших песен, чтобы сделать альбом. Тут пригодятся композиции вашего автора. — Седоволосый директор посмотрел на нас. — Думаю, мистер Липовиц будет доволен Чедом.
— Звучит недурно, — кивнул Силвейн.
— Мистер Айффлер, вы согласны?
— Я могу задать Чеду несколько вопросов?
— Не возражаю, — произнес директор.
— Валяйте, — махнул рукой Чед.
— Чем ты зарабатываешь на жизнь?
— Устраиваю вечеринки.
— Ты не против исполнять песни другого автора?
— Не знаю, старик. Во всяком случае, подлажу их под себя.
— Что ты думаешь о современном радиовещании?
— Радио как радио.
— Тебе не кажется, что там крутят всякую муть?
— Мистер Айффлер, вы уже дважды обругали радио, — вмешался один из менеджеров. — Что конкретно вас не устраивает? В конце концов, теперь вы тоже связаны с этой сферой шоу-бизнеса.
— Если позволите, я продемонстрирую, что конкретно меня не устраивает. Здесь есть радиоприемник?
— Да, — кивнул директор. Он достал дистанционный пульт и направил его в сторону застекленного шкафчика на другом конце просторного помещения. Дверцы шкафчика плавно разошлись, и нашим глазам предстал стереопроигрыватель с двумя колонками Директор включил радио, из динамиков тут же раздалась реклама средства от облысения. — Нажимайте вот эту кнопку, чтобы переключать каналы, — сказал он, передавая мне пульт.
— Харлан, это лишнее, — попытался урезонить меня Силвейн.
— Нет-нет, мне даже интересно, — проговорил директор.
Я встал и направил пульт на радиоприемник, обозревая свою аудиторию, точно профессор на лекции.
62
— Прежде всего почти на всех каналах нас ждет реклама, но тут ничего не поделаешь… Так, водяной матрас… Парочка диджеев, которые считают себя невероятными шутниками. Слышите? Они включили запись собственного смеха. Ребята уверены в своем невероятном остроумии и никогда не признаются в том, что они — корпоративные прихвостни, которые целый день вынуждены гонять дюжину одних и тех же мелодий… О-о, настоящая песня. Кантри или поп? С кантри ее связывает разве что акцент исполнителя, да и тот, пожалуй, фальшивый. Сто процентов, этот чудак из Канады. Готов поспорить, что тексты к песням в стиле кантри пишет один и тот же человек. Он любит повспоминать прошлое, особенно свой дом и парадное крыльцо, родителей, пыльный фургончик и жаркое лето; обязательно упоминает про то, какая клевая у него девчонка, какой он бесшабашный парень, как вкалывает по будням и напивается по выходным… Так, старый шлягер. Не сомневаюсь, однажды эта песня снова взлетит в чартах, когда какая-нибудь безголосая группка перепоет ее, и в их безголосом альбоме она будет единственной приличной композицией. «Мальчуковая» группа… Господи, кто пропускает на радио это убожество?
— О’кей, Харлан, — вмешался Силвейн. — Всем все понятно.
— Нет уж, пусть говорит, — возразил директор. — Нам полезно поучиться. Пожалуйста, продолжайте.
— Только послушайте этот слащавый мотив! Сплошная серятина. Мелодия абсолютно не запоминается. А этих мальчиков-зайчиков я видел на Эм-ти-ви, их даже красавцами не назовешь, внешность у них, мягко говоря, невзрачная… О Боже, рэп. Слушайте, слушайте. Исковерканная композиция группы «Полис». И почему никого, кроме меня, не волнует, что рэп — это в открытую сворованная музыка, на которую наговаривается дурацкий текст? Ой, он, кажется, пытается петь!.. А чего стоит инструментовка! Словно ребенок тыкает пальцами по клавишам синтезатора «Касио»… Ах, «Лед зеппелин». В багаже рок-радиостанций целые десятилетия музыкальной истории, а они крутят от силы четыре группы. Хорошо, хоть Осборна стали почаще передавать после того, как он завел свое телешоу… Реклама гамбургеров… Господи Иисусе, наконец хоть что-то хорошее. Билли Джоэл достоин лучшего, нежели радио… Опять реклама… Хип-хоп. Какие-то девицы пищат о своих аппетитных попках на фоне старой доброй соул-композиции. Всем слышно? Слова просто ужасные. Кстати, вы обратили внимание, в каждой песне обязательно присутствует рифма «любовь-кровь» или «глаза-слеза»… Билл Уизерс. Ну, вот видите, была же когда-то хорошая музыка… Не знаю, кто этот парень, но он явно обязан выплачивать авторские Дэйву Мэттьюзу. С любого хита обязательно снимут не меньше пяти слабеньких копий… Реклама пива «Будвайзер»… Новая рок-композиция. Прислушайтесь, как ловко они переходят от оглушительного металла к скучной тягомотине. Такие группы всегда завывают что-нибудь вроде «ты не можешь меня спасти». Кстати, это они верно подметили. И все почему-то поют на один голос… Новости. Сообщают о террористах. Еще одна рок-баллада. Пожалуй, получше остальных… Реклама «Спрайта»… Я почти добрался до левого края шкалы. Классика… Джаз… Прекрасная музыка, которую никто никогда не слушает… А, вот, те же девицы опять поют про свои задницы, только уже на другом канале.
Я выключил радио. Все присутствующие молча смотрели на меня. По всей вероятности, они отвечали за половину песен, которые я раскритиковал.
— Короче говоря, на современном радио нет ни одной свежей идеи, — подвел итог я. — Хочется верить, Чед, что ты поможешь исправить ситуацию.
— Понял, — отозвался Чед.
— Весьма показательно, — усмехнулся директор студии. — Надеюсь, Чед будет соответствовать вашим требованиям.
— Вообще-то сегодня вечером я работаю в «Трубадуре», — сказал Чед. — Не желаете прийти посмотреть?
Я согласился. Я не был в «Трубадуре» с тех самых пор, как моя группа играла там для публики числом в восемь человек.
63
Он взял себе простой сценический псевдоним «Чед» и уже успел обзавестись толпой поклонников, состоящей в основном из девочек-тинейджеров. Чед играл на акустической гитаре и, должен признать, обладал талантом. В тот вечер он продемонстрировал мастерское владение инструментом и сильный, запоминающийся голос. Кроме того, парень отлично чувствовал сцену, и я не удивился, когда всего через год он стал суперзвездой, а канал Ви-эйч-1 объявил его «самым сексуальным исполнителем всех времен», разумеется, после Курта Кобейна.
Впечатление портило лишь то, что Чед исполнял исключительно кавер-версии. Правда, он выбирал старые шлягеры таких знаменитых певцов, как Пресли или Синатра, которые, по случайному совпадению, также не писали собственных песен. На бис он все-таки спел новую песню: называлась она «Поэтический порыв», а написал ее, как выразился Чед, «один чувачок из Индианы». Судя по реакции, композиция пришлась публике по вкусу.
Вернувшись в отель, я немедленно позвонил Винсенту, который бренчал на гитаре в компании Нила. Оба носились с идеей организовать группу с экспериментальным названием «Разгром Америки».
Я рассказал Винсенту про Чеда и поделился надеждой на то, что этот исполнитель сумеет выразить красоту его композиций.
— Что он собой представляет? — поинтересовался Винсент.
— Слегка пижонит, одевается вызывающе. Писаным красавцем я бы его не назвал, но он довольно симпатичный.
— Да нет, я имел в виду другое. Он показался тебе хорошим человеком?
— Не знаю. Наверное, да. Мы мало общались.
— Выяснишь это для меня?
— Ну… Может быть. А зачем тебе?
— Затем. Он ведь может прославиться с моими песнями, а какой в этом прок, если он вдруг окажется стандартной рок-звездой, грубым и ограниченным типом? Я не хочу день и ночь корпеть над словами и музыкой для исполнителя, который будет дурно влиять на детей.
Об этом я как-то не подумал. Довод был веский. Я вспомнил, как несколько лет назад миллионы мальчиков-подростков состригли волосы, подражая своему кумиру — знаменитому рэперу и киноактеру, которого то и дело обвиняли в хранении оружия и употреблении наркотиков. В одном интервью этот «герой» заявил: «Когда меня просят прочесть сценарий, я зверею. Чтение — самое отстойное в мире занятие. Ага, бросай все, садись и читай. Полная хрень».
На следующий день я позвонил Силвейну и попросил узнать номер телефона Чеда Картера. Дня через четыре Чед наконец снял трубку и согласился пропустить рюмочку-другую в моем обществе.
64
Чед явился в клуб «Стрекоза» (место он выбрал сам) с опозданием, по моде светской тусовки, впрочем, насчет «модности» можно поспорить. На нем были плетеные сандалии, футболка с трафаретным фото его собственной улыбающейся физиономии и джинсы с вывернутыми наизнанку карманами. Бросив «привет», он притянул к себе стул и с невероятным апломбом уселся на него, подогнув обе ноги.
— Извини, что задержался, старик. Я тут забил косячок и потерял счет времени. Сам знаешь, как это бывает.
— Если честно, не знаю. Всегда предпочитал выпивку. Запах, во всяком случае, поприятнее. — За вечер я «уговорил» уже пять порций виски.
— Круто. Извини, если повел себя невежливо.
— Все в порядке. Слушай, мне нравится твоя футболка. Ты надел ее для смеха или из тщеславия?
— И то, и другое. Шутка. По-моему, забавно.
— Вполне возможно, футболки с твоим фото скоро станут продаваться на каждом углу. Наденешь?
— Э нет. Я что, похож на больного? Слушай, а ты реально разбомбил радио! Эти уроды не знали, что и сказать.
— Спасибо. Мне самому понравилось.
К нам приблизилась молодая рыжеволосая официантка.
— Добрый вечер. Что будете заказывать?
— Сообразишь для меня порцию «камикадзе»?
— Хорошо, — рассмеялась официантка. — А как насчет вашего удостоверения личности?
— Как назло, оставил дома, но доказать, что мне за двадцать один, могу.
— Правда? И каким же образом?
— Правда. Я уже трижды испытал кризис седьмого года супружеской жизни.
— Ладно, верю, — снова засмеялась официантка. — Еще виски? — обратилась она ко мне.
— Да, пожалуйста. — Я повернулся к Чеду. — Молодец, Фонзи[3].
— Спасибо, старик. Мне не в напряг.
— Тебе еще нет двадцати одного года?
— Мне двадцать три. Копы недавно поймали меня, когда я ехал под кайфом, и отобрали права. Кроме того, мне некуда положить бумажник. Видишь? — Чед встал и продемонстрировал вывернутые наизнанку карманы — все до одного, даже на заднице.
— Я заметил сразу, как ты вошел.
— Это будет моей фишкой. Как у бродяги, только круче. Что скажешь?
— По-моему, глупо. Тинейджеры станут обезьянничать.
— Точно. Кстати, о чем ты хотел поговорить? — Чед откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам, тщательно приведенным в художественный беспорядок.
— Видишь ли, автор песен, которые мы собираемся тебе отдать, попросил меня познакомиться с тобой поближе, прежде чем подписывать контракт. Произведения Винсента — часть его души. Спасибо, что согласился на встречу.
— Нет проблем. Этот чувак клево пишет. Скажи ему, пусть не переживает. Я знаю, как надо петь его песни.
— Я тоже считаю, что ты их не испортишь. Кстати, у тебя отличное шоу. Я хотел сказать тебе сразу после программы, но ты куда-то исчез.
— Ах да, извини. Отчалил с одной азиаточкой. Представляешь, только мы переспали, как эта сучка заявила, что ей всего шестнадцать.
— И часто ты?..
— Что? Трахаю фанаток?
Я кивнул.
— Не буду кривить душой, цыпочки — моя слабость. Ничего не могу с собой поделать. А если ты к тому же певец или вообще известный человек, нет ничего проще, чем уложить чувиху в койку. Знаешь, я начал трахаться еще когда выступал за юношескую команду по бейсболу, а потом занялся музыкой, и тут вообще покатило. Полный балдеж. И, главное, телкам абсолютно по барабану, что я за человек, веришь? Их интересует лишь парень на сцене — образ, картинка.
Чед Картер: любимый музыкант — Джими Хендрикс, любимое телешоу — «Спорт-Центр» на канале И-эс-пи-эн, любимый кинофильм — «Робокоп».
— Тебе не обидно?
— Поначалу было обидно. С другой стороны, знаешь, что я тебе скажу? Молодость дается раз в жизни. Если пашешь, как лошадь, то имеешь право отдыхать по полной. Жизнь коротка, и наслаждение — тоже. Ничто не вечно.
— Музыка на твоих дисках останется надолго. Разве это не имеет значения?
— Имеет. Но, согласись, старик, компакт-диск ведь не трахнешь? Хотя вообще-то можно… Однажды я дрочил на диск Шании Туэйн. Удовольствие так себе, — расхохотался Чед.
Я закатил глаза.
— А если к тебе придет настоящая слава, ты в чем-то изменишься?
— Вряд ли тебе это понравится, старик, но я не изменюсь ни на йоту. Меня не прикалывает звездный антураж и прочая ерунда. Буду вести себя как раньше.
— Именно это меня и волнует.
— Да ладно тебе. Что за смена тона?
— Послушай, Чед, теперь я скажу то, что тебе не понравится.
— Валяй. Только без наездов.
— Хорошо, без наездов. Став знаменитым, ты будешь иметь огромное влияние на людей, особенно на молодых и восприимчивых, которые обязательно станут тебе подражать. От твоего поведения будет зависеть, как поведут себя они. Как ни странно, большинству из них не с кого брать пример — разве что со знаменитостей.
— Знаю я все, только образец для подражания из меня хреновый. Я никогда не скрывал, что стою за свободу нравов.
— Хочешь ты того или нет, ты — образец, — устало сказал я, подперев подбородок кулаком. — Я не заставляю тебя отказываться от марихуаны или секса с малолетками, но не мог бы ты по крайней мере заниматься этим дома, вдали от чужих глаз?
— Нет уж, старик, терпеть не могу сидеть дома… Ладно, ладно, остынь. Нет проблем, я буду паинькой, если только на меня не станут наезжать.
— Как знаешь, Чед. Я-то надеялся, что исполнитель песен Винсента будет отличаться от прочих рок-звезд…
— Я и так отличаюсь. Ты же видел мои хулиганские карманы, чувак!
65
— Послушай, я не могу заявить в студии, что Чед недостоин петь твои песни только потому, что спит с кем ни попадя.
— Понимаю, — кивнул Винсент. — Скажи, что он недостаточно талантлив или что-нибудь в этом роде.
— На самом деле он талантлив. Именно тот, кто нам нужен.
— Устроишь для нас с Нилом запись? Нам не хватает только ударника.
— Винсент, ты прекрасно знаешь, что это противоречит правилам академии.
— Тогда пусть Нил поет один.
— У него привлекательная внешность?
— Не очень.
— Значит, он не подходит.
— Но он хороший парень.
— Не торопись с выводами.
— Что ты имеешь в виду?
— Я бы посоветовал тебе не завязывать слишком тесную дружбу. В конце концов приятели тебя подставят. Тебе следует писать, а не болтаться попусту с Нилом.
— Не собираюсь я больше ничего писать, раз мой материал все равно отдадут какому-нибудь идиоту и развратнику.
— Винсент, пора тебе уже усвоить, что в жизни такое случается. Ты страдаешь и творишь, они предаются удовольствиям и исполняют твои песни.
— Я доверяю твоему мнению, Харлан. Извини, что придираюсь, просто меня огорчает ситуация.
Помолчав, я произнес:
— Меня тоже. Позвоню-ка я Стивену.
Как я и ожидал, Силвейн презрительно фыркнул, услыхав причину нашего недовольства. Нельзя же выбирать музыкантов и актеров, исходя из того, какую личную жизнь они ведут, заявил он. Если руководствоваться этим принципом, то публику некому будет развлекать. Я потребовал изложить наши претензии мистеру Липовицу. Силвейн ответил отказом, но пообещал замолвить словечко перед Прормпсом.
На следующий день он передал мне ответ Прормпса: моя работа в Лос-Анджелесе закончена, и я должен вернуться в Индиану. Я попросил у Силвейна номер телефона Прормпса.
— Он даже не поговорил со мной. Я не позволю ему так просто отмахнуться от меня.
— Он — занятой человек. А разговаривать с тобой от имени Липовица и Прормпса — работа моя. И думать забудь.
— Прошу тебя как друга, — сказал я. — Стив, сейчас перед тобой не деловой партнер, а товарищ, которому не так много и нужно. Пожалуйста, дай мне его номер.
— Черт, Харлан…
66
— A-а, мистер Айффлер! Очень рад наконец побеседовать с вами! — Голос Прормпса звучал дружелюбно и по-джентльменски учтиво. Секретарша продержала меня на линии ровно десять минут.
— Я тоже рад.
— Должен признать, вы проделали поистине огромную работу с нашим подопечным. Знаете, в музыкальных кругах о нем уже ходит немало слухов. Все только и говорят о неизвестном гении из глуши Среднего Запада. Вот посмотрите, его имя скоро будет у всех на устах. Паренек уже добился определенного успеха, и я хотел бы заранее поблагодарить вас за результаты, которых он достигнет.
— Приятно слышать. Без преувеличения, мне интересно этим заниматься.
— Превосходно. Так чем могу служить?
— Гм… Стивен не передавал вам, какая мысль родилась у нас с Винсентом?
— Передавал. А что конкретно за мысль?
— Мы пришли к выводу, что «Новому Ренессансу» следует заключать контракты лишь с теми исполнителями, чья личная жизнь и моральные устои не имеют отрицательного влияния на публику.
— Ах да, как раз об этом Стив упоминал. Знаю, знаю, откуда у вас возникла подобная идея. Согласно экзистенциальной диалектике Кьеркегора, Чед Картер еще не перешел от «эстетической» стадии существования к «этической», так?
— По-видимому, — нерешительно ответил я, раздосадованный тем, что познания Прормпса превосходят мои собственные.
— Видите ли, Харлан, мы не можем судить об артистах по их личной жизни. Наш критерий оценки — творчество. На самом деле дурное поведение исполнителя нам отчасти выгодно, поскольку это повышает его популярность. Мы платим артистам за работу, и до тех пор, пока они ее добросовестно выполняют, пусть хоть на голове стоят. Тут уж ничего не поделаешь. Мне самому это не по нраву, Харлан, но у меня связаны руки, а что касается Чеда Картера, о нем также уже прошел слух. Возможно, вопреки теории Кьеркегора он не впадет в отчаяние, но, во всяком случае, его ждет огромный успех.
— Если не ошибаюсь, главная цель «Нового Ренессанса» — повышение уровня культуры?
— Совершенно верно. Однако дело в том…
— Разве мы не нанесем ей еще больший ущерб, отдавая прекрасный материал кучке кретинов и развратников?
— У меня несколько иное мнение, Харлан. На мой взгляд, искусство говорит само за себя, а публика способна отделять произведение от исполнителя. «Новый Ренессанс» создан во имя чистого искусства, а не ради того, что происходит вокруг. Кроме того, мы с вами работаем не в психолого-социальной сфере, а в шоу-бизнесе, и я считаю Чеда вполне реальной надеждой индустрии. В нем есть внутренний огонь и музыка.
— Музыка, написанная Винсентом.
— Правильно. Он не разделяет музыку и жизнь и пропускает каждую композицию через себя.
Кого имел в виду Прормпс, я толком не понял.
— Именно это и волнует нас с Винсентом.
— Ценю ваше неравнодушие, Харлан, однако попробуйте изменить точку зрения. Пускай Чед — любитель вечеринок, но по крайней мере большая часть его энергии находит выход в музыке. С такой мощной харизмой он мог бы натворить гораздо худших дел. Вспомните Чарльза Мэнсона. Парень провалился на прослушивании, когда набирали вокалистов в группу «Манкиз», и решил во что бы то ни стало сделаться культовой фигурой в молодежной среде. А чем все кончилось?
— Как вы думаете, я могу побеседовать на эту тему с мистером Липовицем?
— Разумеется, можете, хотя я уверен, что он ответит вам то же самое.
— Будьте добры, дайте мне номер его телефона.
— Насколько мне известно, на этой неделе мистера Липовица не будет в городе.
— Не важно, я позвоню ему на следующей.
Номер, который Прормпс в конце концов продиктовал, показался мне знакомым. Я набрал его, едва положив трубку на рычаг. Мне ответил Силвейн. Это был номер его мобильного.
67
Усталый и разочарованный, я купил билет на самолет в Индиану. Я более не мог воспрепятствовать заключению контракта с Чедом, да и вообще мое мнение никого не интересовало. Уже на следующий день студия «Континентал» выкупила у Силвейна права на песни Винсента; бумаги были подписаны без меня.
Силвейн сказал, что эту маленькую хитрость с телефоном Прормпс проделывает не в первый раз. Да, объяснил Стив, технически его сотовый действительно служит каналом, по которому можно связаться с боссом, хотя любые звонки Липовицу он перенаправляет обратно Прормпсу. По слухам, в связи с ухудшением здоровья Липовиц все больше превращался в затворника и не желал, чтобы его беспокоили.
Прежде чем вернуться в гостиницу «Дейз инн», место моего прежнего обитания, я зашел к Винсенту и встретил там Нила. Наверное, в старших классах школы я тоже мог бы подружиться с парнем вроде него. На приятеле Винсента были замызганные кеды-«конверсы», вечные фавориты юных американских изгоев, столь же традиционные брюки защитного цвета, обрезанные ниже колена, и футболка с надписью «Мисфитс» и жутким черепом — эмблемой этой панковской группы. Крашеные черные волосы неряшливо спадали на глаза. Чтобы выглянуть из-под своих лохм, Нилу приходилось запрокидывать голову, и это придавало его лицу холодное, безучастное выражение. По внешнему виду я принял бы его либо за панка, либо за бедняка. Фактически он был и тем, и другим.
Как позже говорил мне Винсент, твердый характер Нила сочетался в нем с душевной ранимостью; юноша был из разряда тех, кто всегда нарывается на драку и одновременно глотает слезы. При нашем знакомстве Нил отказался пожать протянутую ему руку и небрежно махнул мне в знак приветствия.
— Нил презирает рукопожатия, — сообщил Винсент.
— Извините, — буркнул Нил.
— Ничего страшного. В Калифорнии я пожал столько рук, что мне хватит на десять лет вперед.
Мы трое уселись на кушетку, Винсент — посередине.
— Итак, Нил, Винсент рассказывал тебе о «Новом Ренессансе»?
— Рассказывал.
— И что ты об этом думаешь?
— Честно? Извините, конечно, только затея бессмысленная. В мире и так полно отличных фильмов и групп, а люди про них ничего не знают, потому что не дают себе труда поинтересоваться.
— Ты совершенно прав! Люди не дают себе труда поинтересоваться, потому-то и нужен «Новый Ренессанс». Мы знакомим массовую аудиторию с лучшими образцами развлекательной продукции, причем преподносим их на блюдечке. Тебя такое обслуживание не устраивает?
— Не-а. Обойдусь без посторонней помощи.
— Я тоже. Но мы с тобой не относимся к публике, на которую ориентируется «Новый Ренессанс», хотя его деятельность полезна и для нас. Представь: ты садишься в машину, включаешь радио, настраиваешься на канал поп-музыки и слышишь хорошую песню.
— Было бы здорово, — вздохнул Нил.
Когда я пришел, Винсент и Нил смотрели старенькую видеоленту с Доном Ноттсом. Этот актер почему-то вызывал у них жуткое восхищение. Я попросил Винсента продолжить просмотр и заметил, что оба хохочут над одними и теми же моментами.
Винсент и Нил были лучшими друзьями. Они обязательно звали друг друга к телевизору, если там показывали что-то забавное. Под влиянием Нила Винсент записал кучу кассет с клипами дурацких групп и исполнителей типа «Автоклуб Слима Сессны», «Лоу баджетс» и «Кентаки профет». Винсент записывал на видео любимые передачи Нила, так как у того не было кабельного телевидения.
Нил Элгарт: любимая группа — «Рамоунз», любимая телепередача — «Шоу Тома Грина», любимый кинофильм — «Бойцовский клуб».
У меня не было друга уже тысячу лет. Я отвык от мысли, что двое парней могут иметь общие интересы и не говорить о работе. Что ж, решил я, тем легче расстроить их дружбу.
68
Как мы договаривались, с началом десятого учебного года Винсент ушел из супермаркета. Маленькую школу быстро облетела весть о том, что воспитанник «Нового Ренессанса» — автор хита для самой Кристины Гомес. Имя Винсента Спинетти было у всех на устах, хотя никаких привилегий творческий успех ему не принес. Наоборот, Винсент стал объектом еще более сильной зависти и насмешек. Первые два месяца не проходило и дня, чтобы кто-нибудь, кривляясь, не распевал у него за спиной припев «Все, что хочешь». Известность Винсента росла, а вместе с ней ухудшалась его жизнь в академии; более благоприятных обстоятельств для осуществления нашего проекта я и представить себе не мог.
Новых друзей Винсент не завел. Сверстники считали, что он находится на особом положении, и почему-то совсем забывали о нелегких годах, предшествующих успеху одной жалкой поп-композиции. Нил оставался единственным другом Винсента, они продолжали встречаться по выходным.
В октябре Винсент наконец получил гонорар за сингл Кристины Гомес. Цифра вышла отнюдь не огромная, тем более что пятьдесят процентов авторского гонорара отводились мне и Силвейну как издателям песни, Кристине Гомес причиталось десять процентов, а Ричарду Резнику — адвокату, который вел дела, — пять. Кроме того, значительная часть суммы ушла на налоги, и еще двадцать пять процентов прибыли забирал «Новый Ренессанс». Отчисляя четверть гонорара в пользу академии, ученики возмещали расходы компании на свое «бесплатное» образование. С другой стороны, мизерность оставшейся суммы служила основной цели: наши гении сидели, если так можно выразиться, на голодном пайке.
Денег Винсента, однако, вполне хватило бы, чтобы помочь другу: над семьей Нила нависла серьезная угроза лишиться дома. Отец бросил их с сестренкой, когда Нилу было пять, и теперь они в буквальном смысле оказались на грани нищеты. Тем не менее Нил не взял деньги у Винсента даже в долг. Он поблагодарил и сказал, что видел, сколько пота и крови вложено в произведения товарища, поэтому не имеет права посягать на средства, заработанные тяжким трудом.
Весь гонорар, за исключением тысячи долларов, Винсент отправил в Крэмден, штат Иллинойс, своим братьям и сестре, которым регулярно писал и иногда звонил. Он будет отсылать им большую часть заработков до самого конца своей творческой карьеры.
— Зачем ты отдаешь им столько денег? — как-то спросил его я.
— Пытаюсь уменьшить свою вину.
— Какую вину?
— Я получил потрясающую возможность — зарабатывать писательским ремеслом. Из-за этого мне очень неудобно перед остальными людьми.
69
Как бы то ни было, новообретенная слава привела Винсента к знакомству с очаровательной взбалмошной девятиклассницей по имени Кари Дюбрау. Симпатичная девушка в юбке с вызывающими прорехами подошла к нему во время ленча, когда Винсент, забившись в угол фойе, читал Чарлза Буковски. Пропуская ленч, он избегал неприятного общения с другими учениками, хотя это не шло на пользу его костлявой фигуре.
Кари представилась и поздравила Винсента с успехом. Она сказала, что композиция великолепна, хоть и сделана в поп-жанре. Счастливый автор тут же потерял голову от любви. Как выяснилось, Кари тоже писала песни, и ее очень впечатлило, что Винсенту удалось сочинить хорошую композицию, которую взяли на радио. Винсент немедленно вообразил, будто он и Кари — родственные души.
Эта девушка с дерзкой прической и политическими надписями на футболках привлекала внимание Винсента и раньше. Следующие две недели он ходил как во сне: Кари каждый день придумывала повод заговорить с ним. Когда же она позвала Винсента в свою компанию за столиком в столовой, он почувствовал себя на седьмом небе.
Благодаря своей проницательности Винсент скоро понял, что Кари испытывает к нему чисто платонический интерес, но продолжал цепляться за надежду, что дружба перерастет в нечто большее. Как и в случае с Дафной, одна мысль о возможном романе с девушкой наполняла его безмерным счастьем.
Узнав, что Кари приняла предложение Винсента встретиться в уик-энд, я спросил его, не обидится ли Нил, ведь выходные они обычно проводили вместе. К тому же из-за домашних проблем Нил сейчас нуждался в обществе друга сильнее, чем когда-либо.
Винсент принял мое замечание близко к сердцу. В субботу он пригласил к себе в гости и Нила, и Кари. По его словам, они чудесно провели время — слушали музыку и смотрели телевизор. Винсент добавил, что присутствие Нила даже помогло ему, поскольку встреча с Кари не носила характер свидания. А самое главное, Нил и Кари отлично поладили.
70
Мы с Силвейном пришли к заключению, что откупиться от Нила скорее всего не удастся. Он наотрез отказался от денег Винсента и, очевидно, так же отнесся бы к моему неэтичному предложению. Более того, Нил действительно испытывал к Винсенту теплые дружеские чувства и нередко звонил ему среди недели, просто чтобы узнать, как дела. Причем, заметьте, совершенно бесплатно.
Вариант с подкупом Кари тоже нес в себе определенный риск. Наверняка девушка не удержится и расскажет обо мне Нилу, а тот — Винсенту, даже если это приведет к ссоре. На сей раз я решил сэкономить деньги «Нового Ренессанса» и применить творческий подход, который сразу получил полное одобрение руководства.
Мой план сильно напоминал сюжет скверной комедии, зато был самым простым и верным средством. У себя в номере на переносном компьютере я состряпал такое письмо:
Привет! Ты мне очень нравишься. Если хочешь увидеться, приходи в кафе «Шони» девятого ноября в 19:00. Жди меня в фойе. Пожалуйста, сохрани это письмо в тайне. Только ты и я, и пусть весь мир катится к черту. Мечтаю о встрече. Не волнуйся, у меня все в порядке с головой, и я не страдаю извращениями.
Люблю навеки.
Один экземпляр письма я отправил Нилу, другой — Кари. В условленное время я сидел в машине напротив кафе и наблюдал за парковкой. Первым подъехал Нил. На бампере его полуразвалившейся «хонды-аккорд» красовались наклейки с эмблемами панк-групп. Вслед за ним припарковала свой «мерседес» девушка, по всей видимости, Кари — миниатюрная куколка в короткой клетчатой юбке, футболке и колготках в сеточку. Ее короткие, выкрашенные перьями волосы торчали в разные стороны, как у настоящей рокерши. Кари уверенной походкой вошла в кафе.
Кари Дюбрау: любимая группа — «Рэнсид», любимый телесериал — «Симпсоны», любимый кинофильм — «Таксист».
Я сам не раз попадал в любовные треугольники и на личном горьком опыте убедился, что равносторонними они не бывают. Кто-то всегда остается третьим лишним. Я исходил из расчета, что Кари обязательно увлечется Нилом, разглядев в нем те черты, которых не нашла в Винсенте. Нил был старше, крепче сложен и поддерживал имидж «плохого парня», притягательный для девушки из элитной частной школы. Винсент, наоборот, был умным и нежным юношей, постоянно терзавшимся всевозможными страхами — например, что у него внезапно откажет сердце или в квартире произойдет взрыв.
В худшем случае, решил я, Нил и Кари сочтут письмо чьей-то дурацкой шуткой и разъедутся. Однако они просидели в кафе целый час и уехали вместе на машине Нила.
71
Винсент позвонил мне и дрожащим, гнусавым от слез голосом тихо сказал:
— Ты был прав. Нил с ней встречается.
— О Господи. Мне очень жаль.
— Я их зарежу.
— Не надо никого резать. Чем тебе помочь?
— Можешь приехать ко мне?
— Я не могу вести, слишком много выпил. Если ты не против прогуляться до отеля, буду рад принять тебя.
Десять минут спустя Винсент сидел на краешке большой двуспальной кровати, одной из двух в моем номере. Обеими руками он держался за голову и нервно качал ногой, словно ребенок, которому предстоит выйти к доске и прочесть стихотворение перед всем классом. С тех пор, как я видел Нила и Кари вместе, прошла неделя. Винсент обратил внимание на странное поведение друзей. Кари не подходила к нему в школе, Нил перестал звонить. В обществе Винсента они явно не нуждались. На перемене Винсент отвел Кари в сторону, и она оказалась настолько добра, что выложила ему правду.
— Прости, я предупреждал тебя насчет девушек. — Я лежал на другой кровати и глядел вверх на мигающий датчик пожарной сигнализации. — Даже когда в мире жили только Адам и Ева, женщина умудрилась найти змея-искусителя.
— А Нил? Как он мог?!
— Я же тебе говорил. Всех интересуют две вещи: потрахаться и потратить деньги. Люди по природе эгоистичны.
— Любовь — вот самая эгоистичная вещь на свете, — горячо сказал Винсент.
— Я понимаю, тебе сейчас очень больно, но послушай: в один прекрасный день они упадут перед тобой на колени. Наплюй на них. Пусть себе загибаются, пусть спят с кем угодно, кого сию секунду примут за свою любовь. В конечном итоге они осознают, что самым ярким событием в их никчемной жизни было знакомство с Винсентом Спинетти. Единственное, что оправдает их существование на Земле, — это факт, что когда-то они вдохновили тебя на то или иное великое произведение.
— Он называл меня своим лучшим другом.
— И, полагаю, искренне. Слова — ничто. Обстоятельства меняются чаще, чем погода.
— У меня прежде не было лучшего друга.
— Поверь, тебе не нужны друзья. Они лишь используют тебя. Ты обязан отвечать на их звонки в любое время дня и ночи, но если поддержка вдруг понадобится тебе, их никогда не бывает рядом. Друзья звонят, когда им что-то надо, а порой — только для того, чтобы узнать чей-то телефон. Ты им не интересен. Где были друзья, когда умирал мой отец? И еще: выбирая между тобой и женщиной, друг всегда, слышишь, всегда предпочтет женщину. Это аксиома. Я сам так поступал. Любовь, то есть секс — слишком мощная штука. Когда у друга появляется девушка, ты для него не более чем досадная помеха. Нет, сэр, без друзей определенно лучше.
— Ох, сколько всего ты наговорил. Но ведь ты мне друг?
— Нет.
— А кто?
— Твой менеджер, ты разве не знал? Я здесь не для того, чтобы дружить, а для того, чтобы продвигать твою карьеру и давать советы.
— Тогда дай мне совет.
Я встал с кровати, подошел к буфету и достал бутылку. Бросив в бокал кубик льда, налил порцию виски.
— Вот тебе мой совет, — сказал я, протягивая бокал Винсенту, и подошел к столику со стереопроигрывателем. Порывшись в куче дисков, я извлек один из моих любимых альбомов, который всегда ставил в минуты душевных переживаний, — «Линкольн» группы «Зей майт би джайентс». В тот вечер мы с Винсентом не спорили, а просто слушали мою любимую музыку, диск за диском, и потихоньку напивались.
— Нет, Винсент, не надо тебе никаких друзей, — с трудом ворочал языком я. Уже давно перевалило за полночь. — У меня, например, тоже нет друзей. Есть товарищи — коллеги по работе, но все они в Калифорнии, а я иногда вообще не помню, что такое Калифорния и где она находится.
Винсент кивнул, потягивая виски и плавно покачиваясь в такт музыке. Звучал альбом «Соул ротейшн» группы «Дэд милкмен».
— Ты никогда не задумывался о том, что с продвижением на Запад человек постепенно лишался духовных ценностей?
Винсент пожал плечами. Одной ногой он отбивал ритм.
— На Востоке человек был спокойным, миролюбивым и обладал возвышенной натурой, — продолжал я. — По пути через Европу и Атлантический океан он терял свои лучшие качества. Наконец, человек перешел Миссисипи, а когда добрался до Калифорнии, между ним и Востоком не осталось ничего, кроме Тихого океана.
Винсент меня не слышал. Я замолчал и тоже сосредоточился на музыке. Мы слушали ее до четырех часов утра, а потом уснули, и это — мое самое светлое воспоминание о Винсенте Спинетти.