72
«В сущности, это не имеет особого значения, но пятничные и субботние вечера — настоящая пытка. Знаешь почему? Одиночество многократно усиливается. Остается лишь надеяться, что в мире есть еще кто-то, похожий на меня, хотя, если и есть, я никогда не встречу его — нет, ее, потому что она тоже не выходит из дома. И вот я сижу наедине со своими мыслями, а мои мысли — живые люди. Они звонят, вешают трубку и шатаются туда-сюда у меня в голове, будто женский полк вооруженной охраны, набранный из титулованных красавиц. Между делом я задумываюсь о том, что происходит снаружи. Девушка моей мечты связалась с кретином, которому на все плевать. Один звук ее голоса сделал бы меня счастливым на целую неделю, а он проводит с ней дни и ночи, даже не представляя, как ему повезло. Где-то на другом конце города звенит смех, там царит радость и, может быть, даже некое подобие доброты и любви. Люди приятно проводят время и не смотрят на часы. Им не хочется спать.
Удовольствие приносит только сон. Сон — это маленькая смерть. В короткие часы перед рассветом, когда все спят, одиночество отступает. Но сейчас, в пятницу вечером, кругом полно влюбленных, парней и девушек, и все они не спят. Они ходят, бродят, гуляют. Они не заняты ничем полезным. Друзья, друзья, друзья. Предатели. Шутки, понятные только своим. Сколько бессмысленных разговоров происходит в эту минуту! А ведь я мог бы серьезно поговорить с таксистом — сказать ему, что автомобиль Трэвиса Бикла[4] символизировал его одиночество. Обо мне никто не скучает, не думает. Если ни одна душа на Земле не вспоминает обо мне, существую ли я вообще? Чед всегда будет существовать. Таким, как он, легко строить планы. Они не борются с собой, прежде чем снять телефонную трубку.
Мрачный, пустой дом. На моих контактных линзах серая пелена. Зато у меня есть работа. А у них нет. Они трусы. Все боятся одиночества. Нужно иметь силу, чтобы лежать и сознавать свое одиночество. Их интересует только секс. Совокупление — вот для чего им ночь. Мне же нужна трагедия. Громкое убийство. Кровавая резня. Землетрясение. Разрушенный город. Хоть что-нибудь, чтобы мою фамилию упомянули на одной странице с именами знаменитостей».
Письмо, которое Винсент прислал мне по электронной почте в Лос-Анджелес
73
Дафна, а затем Кари с Нилом совершенно разбили сердце Винсента. В последние полтора года он все больше замыкался в себе. Сосредоточившись на творчестве, он написал еще некоторое количество песен, пару-тройку сценариев для кинофильмов, а также кучу телесценариев на несколько сезонов вперед. К концу одиннадцатого года он постиг все знания, которые ему могла дать школа. Преподаватели пришли к единодушному мнению, что Винсент полностью готов к самостоятельной профессиональной деятельности.
Винсент окончил академию, и летом я снова отправился в Лос-Анджелес, чтобы помочь Силвейну продвинуть телесценарии, поскольку я лучше него был знаком с материалом. Я предложил Винсенту составить мне компанию, но он заявил, что не хочет вообще никуда, а в Калифорнию и подавно. Отказавшись от поездки, Винсент добровольно заточил себя в новой квартире, которую купил на очередной гонорар — десять процентов с прибыли от продажи диска Чеда Картера.
Альбом, скромно поименованный Чедом «Само-Званец», вышел, когда Винсенту было семнадцать. Всего через год Чеда объявили спасителем музыкальной индустрии. Он обладал талантом, исполнял умные, содержательные песни. Притягательная внешность, невероятный шарм и скандальное поведение, благодаря которому о нем постоянно писали в газетах, — все это делало доходы Чеда поистине фантастическими.
Чед Картер являл собой типичную знаменитость, но его музыка отличалась от прочей, и массовая аудитория принимала новую звезду на ура. Приблизительно в это же время до публики дошли произведения и других воспитанников академии, для чего немало постарались издатели, агенты и менеджеры «Нового Ренессанса» — такие, как я. Примерно половина этих творений получила признание, хотя большую часть материала я бы назвал претенциозным. Тем не менее в целом проект «Новый Ренессанс» работал по плану.
Винсент по-прежнему жил в Кокомо — податься ему было некуда. Он хотел переехать в Крэмден, поближе к братьям и сестре, но позже решил, что это им не понравится. На его письма они отвечали редко. Винсент остался в Кокомо, в дешевой двухкомнатной квартире, чуть меньшей по размеру, чем предыдущая.
В новой квартире были белые стены, на полу лежали белые ковры. Напротив телевизора стояли подержанный диван и два кресла. На полу, рядом со стереопроигрывателем, высились кучи дисков и книг, собранных Винсентом за десять лет. Многие из них подарил ему я.
Гостиная соединялась с кухней, которой Винсент практически не пользовался, так как предпочитал заказывать на дом пиццу, сосиски и гамбургеры. Рядом с кухней размещалась спальня, однако Винсент почти не заходил туда, а спал на кушетке в гостиной, там же, где и работал.
Прочитав все телесценарии, написанные Винсентом, я понял, что пора лететь в Калифорнию. Телевидению явно не хватало качества и интеллектуальности — главных достоинств, которыми отличались сценарии нашего гения.
Вскоре после переезда Винсента я снова забронировал номер в отеле «Ренессанс Голливуд». Я не знал, как долго дела задержат меня в Калифорнии, поэтому перед отлетом снабдил Винсента изрядным запасом спиртного — так распорядилось мое руководство.
74
Меня и Силвейна пригласили в очередной роскошный офис с черным декором, расположенный на десятом этаже здания «Ай-Ю-Ай-Глоуб-Тернер». Здесь находилась штаб-квартира «Эмпайр телевижн», головной телекомпании корпорации. Нас ждала встреча с президентом компании и главами кабельных каналов. Липовиц до сих пор имел немалое влияние в мире шоу-бизнеса и на сей раз использовал его, чтобы организовать наше рандеву с этими людьми, ранее бывшими у него в подчинении.
Я полагал, что со сценариями Винсента дело пойдет легче, нежели с музыкой, поскольку для телевизионных актеров популярность сериала менее важна, чем успех песни для ее исполнителя. Большинство актеров, занятых на телевидении, отнюдь не так известны, как их персонажи. Кэрол Брэди знали все, чего не скажешь о Флоренс Хендерсон. Имя Арчи Банкера звучало в каждом доме в отличие от имени Кэролла О’Коннора. Никто не помнил, что Космо Крамера сыграл Майкл Ричардс[5]. Хороший сценарий (а сценарии Винсента, безусловно, были хороши) делал актерские изыски ненужными.
В офисе мы с Силвейном пожали руки семерым представителям «Эмпайр». К тому времени в кругах, близких к шоу-бизнесу, все уже знали, что Силвейн работает в должности агента, но ему по-прежнему приходилось отвечать на уйму вопросов о съемках «Жажды крови».
Мы расселись за длинным стеклянным столом, перебросились несколькими светскими фразами, после чего меня спросили непосредственно о сценариях.
— Самая удачная работа моего клиента — драма с элементами комедии, длительность каждой серии — один час. Мне не хотелось бы употреблять слово «драмедия», однако оно наиболее точно подходит для описания жанра. Действие происходит в продовольственном магазине, поэтому сериал носит соответствующее название — «Гастроном».
Послышались сдавленные смешки.
— Пожалуй, ваш смех оправдан, но прошу меня выслушать. С самого начала эры телевидения сериалы подразделялись на три основных жанра: детективы, «судебные» и «больничные» драмы. Я просмотрел «ТВ-гид» и подсчитал, что двадцать один из двадцати восьми сегодняшних сериалов, идущих в прайм-тайм, укладывается в какую-либо из данных категорий. Это три четверти от общего числа. Я далек от мысли, что зрителю нужен еще один «захватывающий» сериал о роковых перипетиях. Так что, если вы ожидали получить сценарий, напичканный мертвыми проститутками, нам вряд ли стоит продолжать разговор.
— Мы вас внимательно слушаем, — произнес мужчина средних лет, сидевший во главе стола, по всей видимости, президент компании.
— Итак, мой клиент Винсент Спинетти решил использовать для сюжета менее рискованную профессию, заурядную и неблагодарную, даже в чем-то банальную. Местом действия он выбрал обычный супермаркет с ультраярким освещением, автоматическими дверями, тележками для товаров и прочими атрибутами. По-моему, идея довольно свежая — сериал о простых людях с их повседневными проблемами. Рядовой зритель почувствует, что он не одинок.
— И что делается в этом магазине? — спросил один из свиты.
— Служащие проводят трудовую неделю. Пашут, отрабатывая смену, ненавидят свою жизнь, но вместе с тем у них есть дух товарищества. Происходят обычные вещи: одних увольняют, других нанимают, кто-то ворует, кто-то влюбляется. Возникает любовный треугольник. Случаются проблемы с покупателями. Босс — главный отрицательный герой. Работники магазина устраивают забастовку. Порой мы видим их семейную жизнь.
— Люди включают телевизор, чтобы отвлечься от своей работы, — подал голос другой. — С чего вы взяли, что им захочется это смотреть?
— Из-за сценария. Он невероятно хорош. Понимаю, в моих устах сюжет звучит скучновато, но сценарий — совсем другое дело. Чтобы вы могли с ним ознакомиться, я принес с собой пилотный экземпляр.
На руководство «Эмпайр» моя речь не произвела впечатления. Пока я раздавал копии сценария, Силвейн подхватил вслед за мной:
— Обратите внимание, что сериал вызовет отклик у самых разных слоев населения. В нем представлены все возрасты: упаковщик-тинейджер; пожилой упаковщик; чернокожая кассирша средних лет; молоденькие продавщицы из мясного отдела… На их роли вы могли бы взять сексапильных красоток, чтобы привлечь мужскую аудиторию. На роли менеджеров — пригласить известных актеров. А звезды в коротеньких эпизодах сыграли бы покупателей.
— Что скажешь, Брэд? — спросил президент.
— Надо взглянуть на сценарий. Вряд ли я из него что-то выжму. По-моему, самый большой плюс сериала в том, что он может заинтересовать крупные сети супермаркетов в плане размещения рекламы.
— Минутку, — вмешался молодой директор одного из каналов. — Забудьте про супермаркеты. В этом проекте кроется масса возможностей для представления товаров. Назовите более подходящее место для любого продукта питания, чем продовольственный магазин! Половина товаров, рекламируемых на телевидении, продается в гастрономах, особенно в таких гигантах, как «Супер Уол-Март». Сценарий предполагает именно такой магазин?
— Нет, — возразил я. — Супермаркет самый обыкновенный. Более того, дела в нем идут так-сяк, и все из-за монстров вроде «Супер Уол-Марта».
— Это можно обыграть, — согласился еще один из присутствующих. — Если сериал станет гвоздем сезона, рекламодатели будут стоять в очереди, чтобы во время фильма их продукт красовался на витрине. Для тех, кто заплатит больше, мы устроим специальный показ товара в глубине кадра, возможно, даже упомянем в «особых благодарностях».
Президент погрузился в глубокую задумчивость, соединив кисти рук пирамидкой.
— Не лучше ли использовать вымышленные торговые марки? — заикнулся я.
— Ни в коем случае, — запротестовал самый молодой из руководителей. — Только посмотрите, какое распространение получила демонстрация товаров в кино! В пятой части «Эстримеров» все машины — сплошь «BMW». Почему бы в «продуктовом» сериале не использовать реальные марки производителей?
— А в чертовых рекламных роликах можно снимать персонажей нашего сериала! — неожиданно воскликнул президент. — Реклама будет частью фильма, будет продолжать сюжет, тогда все станут ее смотреть!.. Липовиц не ошибся насчет этого парнишки. Ваш клиент — настоящий гений, мать его!
75
Я хотел протолкнуть другой сценарий Винсента, но все семеро директоров так увлеклись идеей «Гастронома», что меня уже не слушали. Я собирался предложить им пародию на комедийный сериал под названием «Комедия положений». Винсент ввел в него кое-какие принципиальные новшества, из которых мне больше всего нравилась уникальная запись смеха. Вместо смеха всей публики за кадром должно звучать мерзкое хихиканье одного человека. Кроме того, на съемках первой серии в декорациях поставят четвертую стену, которая «случайно» завалится, а в последующих сериях зрители увидят, что разломанная стена так и лежит на лужайке перед домом.
Руководство «Эмпайр телевижн» ничего смешного в этом не нашло.
— Давайте пока сосредоточим усилия на «Гастрономе», и если все получится, вернемся ко второму сценарию, — подытожил президент.
Нас с Силвейном отпустили, назначив следующую встречу через неделю. Тем временем юристы телекомпании подготовят контракт.
— Такое впечатление, что мы только что продали рекламный ролик длиной в целый час, — усмехнулся я в лифте.
— По крайней мере мы добились успеха. И похоже, денег на раскрутку телевизионщики не пожалеют.
— Нельзя позволить им превратить сценарий Винсента в пошлую рекламу, — твердо сказал я.
Силвейн промолчал. Мы вышли из лифта в огромный холл с черно-белым мраморным полом и такими же стенами.
— Ты что, не согласен?! — рявкнул я на Силвейна.
— С чем?
— Нельзя позволять им превратить сценарий Винсента в рекламу!
— Конечно, нельзя. Я поговорю с Прормпсом.
— К черту Прормпса. Кто знает, на нашей ли он стороне?
Силвейн пожал плечами. Едва ступив носками парадных туфель на тротуар, он закурил.
— Думаю, Липовиц тоже этого не одобрит, — продолжал я. — Поговори с Прормпсом, может быть, он посоветуется с боссом. Липовиц — наша единственная надежда.
— Как скажешь. В любом случае я с тобой. — Силвейн собрался улизнуть, не попрощавшись.
— Погоди, — остановил его я. — Не хочешь встретиться вечером? Может, обсудим новые идеи Винсента?
— Не могу. Извини, я кое с кем договорился.
— Я даже знаю, с кем. С твоим поставщиком кокаина.
— Заткнись, а?
— Значит, я не ошибся. Ты взялся за старое. Заметно по твоему поведению.
— Скажешь Липовицу — убью.
— Хорошо, Стивен Силвейн, великий актер. Не дрейфь. Сомневаюсь, что когда-нибудь мне выпадет шанс поговорить с Липовицем. Кстати, как он?
— Неплохо. Я слышал, врачи вроде бы добились у него ремиссии. Ладно, старик, извини, я побежал. Увидимся на подписании контракта. Пока.
Заняться мне было нечем, поэтому на следующий день я позвонил Силвейну и спросил его о проблеме с наркотиками. Стив объяснил, что во всем виноват Чед. По настоянию Липовица, Силвейн время от времени заглядывал в студию, где записывался Чед, чтобы проверить качество работы. Чеду не составило особого труда соблазнить Силвейна. По словам молодого певца, ему было «приятно забить косячок вместе со знаменитым Джонни Лэйном из «Жажды крови».
Силвейн утверждал, что поначалу держался и употреблял кокаин только в студии. Вскоре, однако, Чед стал мегазвездой, и в кругах шоу-индустрии прошел слух, что Стивен Силвейн сыграл в его взлете немалую роль. Имя Силвейна постепенно вернулось в списки самых популярных людей, его все чаще стали приглашать на светские вечеринки, где он восстановил кое-какие прежние знакомства. Довольно быстро Силвейн опять сел на наркотики и даже нашел себе нового поставщика по имени Рауль. Их свел тогдашний любовник Рауля Дрю Прормпс.
76
Следующую неделю я почти не вставал с кровати, испытывая ужасное отвращение ко всем и вся, к себе и своей работе. День и ночь я смотрел телевизор, механически поглощал пищу и подумывал, не попросить ли у Силвейна дозу кокаина. Винсенту я не звонил, разговаривать мне не хотелось. Я сделал только одно полезное дело: придумал, на каких условиях подпишу контракт с «Эмпайр телевижн». Терять мне было нечего, поэтому я решил поставить дерзкий ультиматум.
В назначенный день, десять минут прождав Силвейна в холле небоскреба «Ай-Ю-Ай-Глоуб-Тернер», я позвонил ему на мобильный.
— Чем занят? — спросил я.
— Прихожу в себя, братишка. Вчера у Лео была отпадная вечеринка.
— Ты не собираешься на встречу?
— Какую встречу?
— С телевизионщиками. Мы должны подписать контракт на сценарий Винсента.
— Ах да, мать честная!.. Понимаешь, я вчера привел подружку, и она еще здесь. Постарайся управиться без меня, ладно?
— Но ведь агент — ты, а я только менеджер. По законам Калифорнии, менеджер не имеет права ставить свою подпись на контракте.
— Формально не имеет, — засмеялся Силвейн, — а на практике контракты заключают именно менеджеры. Не волнуйся, иди и подписывай.
Меня пригласили в офис и предложили сесть. Я заметил среди присутствующих женщину, хотя представить нас друг другу никто и не подумал.
Я пролистал контракт, не вникая в суть, и молча отложил бумаги в сторону.
— Что скажете? — обратился ко мне президент.
— Все хорошо, но мы с Винсентом пришли к решению не подписывать контракт на «Гастроном», если вы не откажетесь от идеи размещения товарных брэндов.
— Исключено! Это главная причина, по которой мы заинтересовались сценарием.
— Извините, тогда я не могу с чистой совестью поставить свою подпись.
— Ничего страшного, мистер Айффлер. Мы создадим свой «магазинный» сериал, и очень скоро.
— Не получится. Я всегда обеспечиваю защиту авторских прав на идеи Винсента.
— Ну что ж, мы сделаем сериал с названием «Универсальный магазин», для нас это не проблема.
Я предвидел такой поворот.
— Хорошо. «Гастроном» ваш, но при одном условии.
— При каком?
— У Винсента родилась концепция нового кабельного канала. Мы бы хотели, чтобы он начал вещание одновременно с выходом «Гастронома».
— Мистер Айффлер, мы покупаем у вас целый сезон телесериала, а взамен вы требуете еще и канал!
— Все же послушайте. Винсент назвал свой проект «Телеканал «Живопись». Этот канал превращает обычный телевизор в картинную раму, в которой появляются шедевры изобразительного искусства с древности до наших дней. Картины сменяются каждые две минуты. Никакого текста, за кадром только классическая музыка. Внизу экрана — имя художника и название картины. Ни актеров, ни съемок в студии не потребуется, проект будет стоить сущие гроши, следовательно, количество рекламы можно свести к минимуму или вообще обойтись без нее.
— И все? — спросил член совета директоров. — Только картины?
— Я уверен, что двухминутная демонстрация полотна Дали несет в себе гораздо больше смысла, нежели час «Последнего героя». Это наилучший способ приобщить среднего американца к искусству. Люди, никогда не посещавшие музеев, впервые в жизни прикоснутся к живописи, так как смогут увидеть величайшие произведения, не поднимаясь с дивана. Представьте: обычный телезритель щелкает пультом, и вдруг ему на глаза попадается картина. Вполне вероятно, он задержится на этом канале и подождет, что будет дальше. Простые американцы научатся любить искусство или хотя бы ценить его. Более того, картина может служить экранной заставкой, когда вы не смотрите телевизор, частью интерьера и подходящей темой для беседы в компании.
— Вряд ли ваша идея сработает, мистер Айффлер, — сказал президент. — Люди хотят, чтобы их развлекали. А то, что предлагаете вы, — не развлечение.
Остальные закивали.
— Уверяю вас, — подал голос один из них, — среднестатистический зритель картинами не интересуется.
— Это не развлекательная продукция, — поддакнул другой.
— В этом-то все и дело! — воскликнул я. — Телевидение уже никого не развлекает. Что в нем хорошего? Сегодня люди включают телевизор только ради того, чтобы разогнать тоску. Глупые еще больше глупеют. Тупых, пошлых каналов развелось огромное множество. И при всем том вы утверждаете, что вам неинтересно донести до телезрителя подлинное искусство?
— Это скучно, — пробормотал один из директоров.
Я испустил театрально-громкий вздох.
— Вы позволите? — Я указал на стену, где висел плоскоэкранный плазменный телевизор.
— Пожалуйста. А зачем?
— Хочу вам кое-что показать.
Пульт, переброшенный президентом, легко скользнул по гладкой поверхности стола ко мне. Я встал, включил телевизор и нажал кнопку второго канала.
77
— Прошу, наберитесь терпения. Вы сами увидите, что делается на телевидении и альтернативой чему призван стать канал «Живопись». Поехали. Реклама, реклама… Телешоу, я его уже видел. Содрано с программы Джея Лено. Кто-нибудь мне объяснит, почему Лено всегда обходит Дэйва по рейтингу? По-моему, это в определенной мере характеризует нашу страну… «Любовь с первого взгляда». Держу пари, на двадцать четвертой минуте рыжая девица непременно выдаст: «Скажи, почему я должна выбрать именно тебя?», а вон тот парень ответит: «Лучше я тебе покажу, детка!» и начнет целовать ее взасос… Реклама, мультфильм, реклама, «мыльная опера» с аппетитными латиноамериканками… Реклама… Вот, пожалуйста, телемагазин «Кью-Ви-Си». «Магазинные» каналы, значит, имеют право на существование, а канал «Живопись» никому не нужен… Реклама. Когда наконец перестанут показывать ролики, в которых мы слышим оргастические стоны и вздохи, а потом выясняется, что девушка ест шоколадку или моет голову!.. Канал «Дискавери». Наш знаменитый дизайнер Кристофер Лоуэлл рассказывает о постельных покрывалах… «Своя игра» — одно из немногих шоу на телевидении, где платят деньги самому умному, а не тому, кто проглотит больше конских кишок, лучше соврет или окажется самым распущенным, как в реалити-шоу. Мне жалко всех участников реалити-шоу, хотя, наверное, не стоит говорить об этом вслух. Вполне возможно, здесь, в вашем офисе, да и в любой точке Америки в любой момент времени найдется человек, который принимал участие в этом позоре.
Один из сидящих за столом поднял руку.
— «Остров искушений», — сказал он.
— Прошу прощения, — извинился я. — Так, что у нас на семейном канале? Комедийный сериал с сестричками Олсен. Не понимаю, чем хуже «Комедия положений» Винсента? Комедии должны быть смешными, а у нас их клепают по шаблону. Действие обязательно происходит в Нью-Йорке, обязательна куча дурацких персонажей: сексуально озабоченный тип, сыплющий двусмысленностями; докучливый сосед или полоумный секретарь — в зависимости от сюжета… Опять реклама… Религиозный канал, выкачивающий деньги… И-эс-пи-эн, И-эс-пи-эн-2… По Ти-эн-ти идет замечательный сериал «Полиция Нью-Йорка». А замечателен он тем, что в кадре мелькают голые задницы… Реклама… Ви-эйч-1. По-моему, самый тупой канал в мире. Поглядите-ка, они в десятый раз за месяц крутят «Шоу-гёлз»!.. Реклама презервативов, новостной канал, реклама, канал, посвященный животным… Еще один канал о жизни животных — Эм-ти-ви; музыку на нем можно услышать только в виде фоновой озвучки безумных оргий… Реклама, информационный канал, еще один информационный канал, реклама… A-а, вот что теперь выходит в рубрике «Классика американского кино»: «Хищник» со Шварценеггером. Нам показывают не элегантного Фреда Астера и не Джимми Стюарта, джентльмена от макушки до пят; нет, затаив дыхание, мы следим, как губернатор штата Калифорния охотится за чудовищем… Развлекательный канал «И!» наверняка расписывает великолепную жизнь Дженнифер Энистон. Запас актеров-наркоманов давно иссяк, поэтому обычно показывают «правдивую голливудскую историю» какой-нибудь порнозвезды либо составляют список двухсот самых сексуальных ног. Развлекательные каналы только и составляют идиотские списки… Канал, посвященный научной фантастике, реклама… Мультипликационный канал. Обратите внимание: в популярных мультсериалах вроде «Симпсонов» и «Саут-парка» мы видим и слышим такую зубастую сатиру, какой больше нет ни в одной политической передаче. Печально, что самые интеллектуальные программы на нашем телевидении это мультики… «Путешествия», «Дом и сад», кулинарный канал, телемагазин, реклама, новостной канал… Канал, посвященный гольфу… Канал, отведенный под «мыльные оперы»… Реклама… Канал для любителей видеоигр… Реклама… Все.
Я выключил телевизор.
— Вот что мы имеем. Возможно, вы правы, и искусству нет места в современном телевидении. Сегодня телевидение похоже на огромный пустырь, заросший бурьяном. Я-то решил, что вам захочется использовать шанс и показать зрителям нечто достойное, пусть даже немного скучное. Однако никого из вас это не интересует, так что я, пожалуй, закончу.
— Меня интересует.
Все повернулись на голос. Он принадлежал женщине.
— Мисс Уоткинс? — поднял брови президент.
— Да. Мне действительно интересно, — негромко сказала она. — Если честно, я согласна со всем сказанным.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Пожалуйста.
— Чем же вас привлекла эта идея, мисс Уоткинс?
— Мистер Айффлер внес весьма ценное предложение. Телеканал «Живопись» может оказать положительное влияние на массовую аудиторию.
— Желаете лично заняться этим проектом?
— С удовольствием.
— У кого-нибудь есть возражения? — Президент обвел взглядом мужскую часть совета директоров. Все пробормотали «нет». — Отлично, мистер Айффлер. Мисс Уоткинс назначается ответственной за канал «Живопись». Мы покупаем идею «картинного» канала вместе с сериалом «Гастроном». Добавим специальный пункт в контракт. Когда он будет готов, вам позвонят.
Подписание контракта перенесли на следующий раз. Прежде чем покинуть офис, я послал улыбку моей неожиданной союзнице, и она улыбнулась в ответ.
— Мистер Айффлер! — окликнули меня из глубины холла. Я обернулся и увидел мисс Уоткинс. — Мистер Айффлер, я… Здорово вы там.
— Спасибо. Можно просто Харлан.
— Хорошо. Меня зовут Моника. — Она протянула руку. — Я здесь новичок, сегодня в первый раз осмелилась открыть рот в присутствии мужчин.
— Большое спасибо. Я действительно вам очень признателен.
— Надеюсь, вы не против, что я взялась за ваш проект. Идея кажется мне великолепной.
— Нет, что вы, я совсем не против. Уверен, вы справитесь лучше всех.
Мимо нас продефилировали члены совета директоров.
— И еще… Харлан, так ведь?
— Да.
— Наверное, я поступаю неправильно… Обычно я так не делаю… Вы не хотите куда-нибудь сходить со мной? Я совсем не знаю города. Разумеется, это не свидание…
— Договорились.
78
Моника Уоткинс была любовью всей моей жизни. Я искал ее тридцать девять лет, а полюбил за час. Мы ужинали в итальянском ресторане и разговаривали отнюдь не на деловые темы. Я хотел знать о Монике все: какие радости и горести ей довелось испытать, какой она была в школе, как обычно проводит день.
Монике было тридцать четыре года. Она выросла в Кентукки, получила степень магистра в сфере бизнеса, однако ее подлинной страстью была живопись. Не найдя работы по призванию, Моника восемь лет проработала в Нью-Йорке на одном из кабельных каналов «Эмпайр телевижн», после чего получила должность вице-президента по развитию кабельных сетей и переехала в Лос-Анджелес.
Самого счастливого дня в жизни она тогда не вспомнила, а позднее говорила, что это был день нашего знакомства. Самым печальным событием для нее стала смерть отца. Он скончался от сердечного приступа, когда Моника была еще подростком. В школе она держалась робко и терпеть не могла «крутых» одноклассников. По будням Моника занималась скучной работой на телевидении — разными программами вроде реалити-шоу с участием собак в купальных костюмах. Вечера она предпочитала проводить дома в компании кошек, в свободное время читала или слушала музыку.
У нее были прямые каштановые волосы до плеч, карие глаза и самое прекрасное лицо на свете. Я даже не мог понять, пользуется ли она косметикой. Моника выглядела намного моложе своего возраста и обладала прелестной улыбкой. Ее миниатюрная фигура отлично смотрелась в любой одежде.
После ужина мы отправились ко мне в номер и проболтали до трех часов ночи, а потом она ушла. В тот вечер мы не прикоснулись друг к другу.
Моника Уоткинс: любимый музыкант — Боб Дилан, любимый телесериал — «Сэнфорд и сын», любимый кинофильм — «Хладнокровный Люк».
На следующее утро я позвонил Винсенту: меня тянуло кому-нибудь рассказать о Монике. Однако Винсент не снял трубку и не перезвонил. Назавтра он тоже не ответил на мой звонок, и я забеспокоился.
Поскольку подписывать дополненный контракт все равно предстояло Силвейну, у меня больше не было причин задерживаться в Лос-Анджелесе. Как бы ни хотелось мне остаться с Моникой, я нес ответственность за Винсента, поэтому решил вернуться в Индиану. Моника поехала со мной в аэропорт, и это доставило мне большое удовольствие, так как я в душе всегда мечтал, чтобы любимая женщина провожала меня в дорогу.
79
В самолете я еще несколько раз тщетно пытался дозвониться Винсенту и уже начал бояться, что найду его мертвым.
Вне себя от тревоги я забарабанил в дверь его квартиры. К счастью, Винсент сразу открыл.
— Где ты был? — набросился я на него, едва переступив порог.
— Дома.
— Почему не отвечал на звонки?
— Не хотел разговаривать.
— Черт побери, Винсент, как ты меня напугал!
— Извини. — Он плюхнулся на кушетку. Под его воспаленными глазами лежали такие иссиня-черные круги, словно ему изрядно досталось в драке. Он совсем зарос. Глядя на Винсента, всегда казалось, что он собирается отпустить волосы, но время от времени он сам обрезал их, чтобы окружающие так не думали. С левой стороны, как обычно, волосы спадали на лоб, а с правой были зачесаны наверх небрежной волной. Винсенту явно не мешало постричься, побриться и как следует поесть. К восемнадцати годам он наконец немного вытянулся, зато выглядел еще более тощим и костлявым, словно скелет в мятой, заляпанной одежде.
Я уселся на кушетку рядом с ним и спросил:
— Почему ты не хотел разговаривать?
— Прости, что заставил тебя волноваться. Мне было стыдно, — тихо сказал Винсент. Он говорил спокойно, как человек, сидящий у смертного одра.
— За что?
— С тех пор, как ты уехал, я не написал ни строчки.
Я отсутствовал больше двух недель. С начала учебы в академии у Винсента еще не случалось таких длительных перерывов.
— На надо стыдиться. Ты трудился много и долго. Ничего страшного, если ты отдохнешь несколько недель. Только смотри не привыкни бездельничать.
— Мне ужасно повезло с работой, а ведь вокруг полно людей вдвое старше меня, которые писали, писали, писали и за всю жизнь не продали ни одного произведения. Все, что требуется от меня, — просто взять ручку, а я не могу даже этого. Мне очень грустно.
— Выше нос. Мы продали права на сценарий «Гастронома» и телеканал «Живопись». Остальное просили придержать. Ну, чтобы не покупать все сразу.
— Им понравился мой «Гастроном»?
— Да. Так чем ты тут занимался?
— Ничем. Меня хватило только на то письмо, которое я отправил тебе по электронной почте. Я ждал ответа.
— Не имею желания вступать с тобой в электронную переписку. Кроме того, я не думал, что на твое письмо нужно отвечать.
— Ясно.
— Все равно это лучшее электронное послание из всех, что я получал. Я сохранил его. Мне показалось, ты чем-то расстроен.
— Угу.
— Сочувствую. В Калифорнии на меня тоже напала депрессия. Чем я могу тебе помочь?
Винсент отвернулся в сторону.
— Купишь мне еще выпивки?
— Ты хочешь сказать, что прикончил весь запас?
— Еще одна причина, по которой я избегал общения с тобой.
— Винсент, я накупил виски и пива на несколько месяцев вперед.
— Я знаю.
— Ты выпил все в одиночку?
— Да.
— Теперь понятно, почему ты не брался за работу.
— Я думал, будет легче писать, но стало только хуже. Извини.
— Ладно, хотя спиртное я тебе больше не покупаю.
— Ну пожалуйста, Харлан. Кто поможет мне, если не ты?
— Если честно, я сам решил завязать с выпивкой.
— С чего бы это?
— Я влюбился.
— Здорово! Мы с тобой ждали этого события еще со времен моего детства.
Я рассказал Винсенту про Монику, и он искренне порадовался за меня. В то же время я понимал, что перемены в моей личной жизни вряд ли улучшат его положение. Взяв с Винсента обещание, что он начнет писать, я достал из чемодана початую бутылку виски и отдал ему.
80
Прошел месяц, однако из-под пера Винсента не вышло ни строчки. Он неоднократно пробовал взяться за работу, но в основном проводил дни и ночи в пьяной меланхолии.
— Не знаю, переживу ли я еще одну тоскливую зиму, — как-то признался он мне, сжимая в руках бутылку пива. — Наверное, у меня уже никогда не будет рождественского настроения.
— Сейчас июль, — напомнил я.
Как выяснилось, мои боссы и я ошиблись в том, какой эффект произведет на Винсента спиртное. По недомыслию мы сочли, что выпивка подстегнет его писательское вдохновение, ведь история знает массу великих людей, чей алкоголизм способствовал росту художественного мастерства. Вот лишь несколько имен: Фицджеральд, Фолкнер, Хемингуэй, Керуак, Верлен, Лаури, Робинсон, Томас, Смарт, Карвер, Капоте, Крэйн, Крэйн, Ретке, Мелвилл, О’Нил, О’Хара, Льюис, Андерсон, Паркер, Лондон, Драйзер, Ларднер, Каммингс, Джаррелл, Вулф, Берриман, Лоуэлл, Чивер, Чандлер, Бротиган, Секстон, Хэммет, Уильямс, Стейнбек, По…
Так или иначе, пьянство не пошло Винсенту на пользу, а наоборот, погасило в нем творческий порыв, тот самый, что придавал смысл его жизни и гарантировал средства к существованию. Я боялся, что утрата вдохновения в конце концов наведет его на мысль о самоубийстве — явлении, широко распространенном среди артистических натур.
— Я уже ничего не понимаю, — заплетающимся языком говорил Винсент, валясь на полу в кухне. — Ты слышал выражение «красота обманчива»?
— Ну да.
— Обманчива значит поверхностна. В последнее время я чувствую себя страшно некрасивым. Страшно страшным. И я подумал, если красота обманчива и поверхностна, почему бы мне не взять острый нож и не содрать с себя шкуру?
Пьяный ступор и навалившаяся депрессия заглушили в Винсенте жажду жизни и чувство ответственности. Я знал, что когда-нибудь это произойдет, и уже подготовил план, по которому собирался наделить Винсента некой особенностью, почти столь же характерной для художников и писателей прошлого, как склонность к самоубийству, и наблюдавшейся у них не реже, чем алкоголизм.
Я настоял на визите к врачу. Нужно выяснить, убеждал я Винсента, не связана ли творческая апатия с физиологическими причинами. Возможно, доктор порекомендует средство для улучшения общего состояния. Полностью потеряв силу воли, Винсент покорно согласился. Я отвел его к терапевту, которому заранее с лихвой заплатил за то, чтобы он в точности выполнил мои указания.
Посетив доктора, Винсент вышел в приемную. На его лице застыло странное выражение — он не улыбался, не хмурился, а смотрел на меня абсолютно стеклянными глазами.
— Ну что? — спросил я.
Винсент оттопырил подтяжки.
— Он сказал, у меня туберкулез. Неизлечимая форма.
81
История доказывает несомненную связь между творческой плодовитостью и наличием туберкулеза. От Китса до Кафки этот недуг довлел над умами сотен гениев, заставляя их торопиться с окончанием работ. В конце концов под натиском науки болезнь отступила и теперь хорошо поддавалась лечению — разумеется, кроме выдуманной хвори Винсента. Я оправдал свой замысел тем, что сам испытывал проблемы со здоровьем: в моем списке значились депрессия, социальная фобия, язва желудка и гипертония.
На случай, если дыхания смерти окажется недостаточно, чтобы вернуть Винсенту писательское вдохновение, я попросил доктора выписать ему лекарство, якобы замедляющее ход болезни. На самом деле это были пятимиллиграмовые таблетки декседрина — наркотика-стимулянта, повышающего работоспособность. Доктор предостерег Винсента от злоупотребления алкоголем во время приема таблеток. Я надеялся, что это предписание отобьет у него охоту к бестолковому пьянству.
К несчастью, под действием таблеток у Винсента началась бессонница, однако и лекарство, и страшный диагноз сделали свое дело. В последующие полгода Винсент бросил пить и серьезно занялся писательством, тем более что ему надо было чем-то заполнять предрассветные часы.
— Как ты себя чувствуешь? — однажды спросил его я.
— Нормально, — ответил он. — До сих пор не верится, что у меня туберкулез.
— Отказываешься смириться с приговором?
— Я не замечаю никаких симптомов и кашляю не чаще обычного. Я всегда страдал сильной аллергией. И вообще мне плевать. Туберкулез — значит туберкулез. Даже хорошо.
— Почему?
— Как почему? Потому что мне сильнее хочется жить.
— Я всегда считал, что сознание собственной обреченности идет на пользу творческой личности.
— Согласен. Меня часто посещают романтические мысли о том, как я умру. Я верю, что пуля, предназначенная мне, уже отлита. В эту самую минуту она лежит в коробочке где-нибудь на полке и ждет меня.
— Думаешь, тебя убьют?
— Мне так кажется. И гадаю: куда же попадет пуля? В сердце? В голову? Или разнесет лицо? Долго ли я буду мучиться? Умру ли с улыбкой на устах? Заметит ли кто-нибудь мою смерть? Поплачет ли обо мне?
— Тебя никто не знает. Покушения совершают только на известных людей, а мы не дадим тебе прославиться.
— Может, вместо меня застрелят Чеда, — пошутил Винсент, и мы оба засмеялись. — Но раз у меня туберкулез и жить мне осталось недолго, я надеюсь, что эта пуля все-таки еще не отлита.
82
Я разговаривал с Моникой по телефону каждый вечер. Мы звонили друг другу по очереди — то я ей, то она мне. Я дико боялся, что в мое отсутствие она встретит другого, поэтому постоянно поддерживал с ней связь. Похоже, Моника испытывала те же чувства.
Я решил, что в наших отношениях не должно быть обмана, и даже собрался когда-нибудь рассказать ей о «пытках для гения».
— Знаешь, я уже миллион лет ни перед кем не открывался, — сказал я ей по телефону. — Но ради тебя готов опустить все защитные барьеры.
— Спасибо, что сделал исключение.
— Я страшно устал ненавидеть все и вся. Хочу, чтобы ты знала: я тебя не ненавижу.
— И я тебя.
Мы договорились встречаться только друг с другом, что в общем-то было не сложно, поскольку и у меня, и у Моники люди вызывали лишь отвращение.
Тем временем Винсент влюбился в девушку по имени Джейн. Он познакомился с ней в круглосуточном магазине «Севен-Элевен», расположенном недалеко от его дома. Джейн работала в ночную смену. По совпадению, Винсент покидал свою квартиру только ночью. Как-то раз в три часа утра он обнаружил, что у него закончился кофе, и решил выпить чашечку этого напитка в ближайшем магазине. Ему с первого взгляда понравилась девушка на кассе, читавшая биографию Эдгара Аллана По. Винсент и Джейн быстро нашли общий язык: оба любили По и страдали бессонницей. Она вскользь обронила, что у нее есть парень, однако этот факт не отбил у Винсента внезапного пристрастия к магазинному кофе по ночам, которые приходились на смену Джейн.
Я напомнил Винсенту, сколько горя ему принесли девушки, но он сказал, что Джейн совсем другая — умная и добрая, и что он готов рискнуть.
Вскоре Джейн начала заходить к Винсенту в гости, как раз в те дневные часы, которые он обычно посвящал работе. Вскоре он позвонил мне и сообщил новость: Джейн рассталась со своим парнем. Винсент был в восторге, тем более что Джейн сделала это ради него.
У нашего гения наконец-то появилась подружка. Они почти не расставались. Джейн вытащила его на свет Божий: они ели в дешевых кафешках, совершали долгие прогулки, болтались по магазинам и хихикали над покупателями, которые ходили с вывернутыми наизнанку карманами. Воскресенья они проводили дома у Джейн и находили удовольствие даже в совместной стирке белья. Они наслаждались друг другом и не отравляли организм химией, ну разве что Джейн принимала антидепрессанты, а Винсент — амфетамины.
Джейн Пирсон: любимая группа — «Флейминг липс», любимый телесериал — «Чудики и чокнутые», любимый кинофильм — «Полет над гнездом кукушки».
Я пока что не вмешивался. В кои-то веки и Винсент, и я чувствовали себя на вершине блаженства. Отношения с Джейн явились самым настоящим осколком счастья, выпавшим на долю страдающего гения. За последние три месяца Джейн стала его жизнью. Однако наши теории оказались верны: Винсент мог творить только в одиночестве. Вполне естественно, сочинительству он предпочитал радости общения с Джейн. Он заявил, что «блаженно лишился вдохновения» и совсем прекратил писать, несмотря на мои увещевания о важности работы в «Новом Ренессансе».
Как всегда, я посоветовался с Силвейном, а он передал информацию наверх. Руководство решило, что пора взять дело под контроль, и однажды ночью мне тоже захотелось выпить чашечку кофе в магазине «Севен-Элевен».
83
Джейн оказалась высокой некрасивой девушкой с волнистыми черными волосами, бледным лицом и кроваво-красной помадой на губах. Должен признать, что она действительно составляла неплохую пару Винсенту. Оба занимались сочинительством и имели общие взгляды. Джейн успела написать книгу и была дипломированным специалистом в области английской филологии, благодаря чему и получила работу в магазине.
Когда я подошел к прилавку с чашкой, Джейн была погружена в чтение внушительной рукописи.
— Один доллар пять центов, — не поднимая головы, сказала она.
Я положил деньги в ее раскрытую ладонь.
— Можно поинтересоваться, что за манускрипт?
— Сценарий. Его написал мой друг.
— Называется «Кое-кто мне что-то должен», верно?
Только теперь Джейн подняла глаза.
— Угу.
— Винсент еще не давал мне его прочесть. Я почти ревную.
— Вы — Харлан?
— Точно. Харлан Айффлер. А ты — Джейн.
— Да. Винсент только про вас и говорит. Как дела у Моники?
Я засмеялся.
— Спасибо, замечательно. Правда, нам хотелось бы жить поближе друг к другу.
— А что вы делаете здесь так поздно и при полном параде?
На мне, как обычно, был надет облегающий фигуру костюм и галстук с ослабленным узлом. К тому времени у меня набралось уже с три дюжины костюмов, в основном темно-коричневых или серых, и куча галстуков. Начав лысеть, я взял за правило носить котелок. Наверное, я мог бы замедлить этот процесс, если бы перестал зачесывать волосы назад, но прическа уже давно стала важной частью моего стиля.
— Я на работе. Вот пришел с тобой поговорить.
— В самом деле?
— У меня к тебе предложение.
— Странно.
— Согласен. Дальше будет еще страннее. Найдется несколько минут?
— Да.
— Джейн, мне очень неприятно обращаться к тебе с подобной просьбой, однако иного выхода нет Грубо говоря, ты мешаешь моему клиенту заниматься творчеством, поэтому я хотел бы попросить тебя воздержаться от дальнейших встреч с ним.
— В каком смысле?
— Я хочу, чтобы ты порвала с Винсентом.
— Да неужели?
— Я хорошо заплачу.
— Катись отсюда, ублюдок!
— Полагаю, я заслужил эти слова. Имей в виду, ты можешь назвать любую сумму. Контракт тебя уже ждет, осталось вписать цифру.
— Пошел ты!
— Выплата может быть единовременной или помесячной, как пожелаешь. Повторяю, сумма любая.
— Ни за что, урод!
— Ладно. Вот моя визитка. Если передумаешь, звони.
— И не собираюсь.
— Как угодно. Только, пожалуйста, не говори Винсенту о нашей встрече.
— Еще как скажу.
— Джейн, прошу тебя. Это исключительно ради него. Моя работа — выжимать из Винсента все, на что он способен как автор. Клянусь, мне небезразличны его переживания. Понимаю, в твоих глазах я выгляжу лицемером, но поверь, я искренне о нем забочусь. Ты только причинишь ему боль, если расскажешь о нашем разговоре.
— А ты разве не этого добиваешься?
— Нет. Совсем не этого.
Услышав, как хлопнула дверь, мы обернулись и увидели Винсента. Он был одет в плотно запахнутое длинное черное пальто и свои всегдашние коричневые ботинки — такие, пожалуй, носил бы старый фермер где-нибудь в глуши. Было четыре часа утра. Я не думал встретиться с ним здесь, но потом сообразил, что его появление мне на руку.
— Привет.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Винсент.
— Мне не спалось, и я захотел познакомиться с твоей девушкой. Я решил, что это единственный способ, ведь ты перестал приглашать меня к себе.
— Понятно. Джейн, это Харлан.
— Я знаю. Послушай, Винсент, этот человек пришел сюда и…
— Пожалуйста, Джейн, — оборвал ее я, — позволь, я сам скажу. Я только что говорил Джейн, что запросто могу показать ее книгу редактору издательства «Глоуб букс». Все, что от нее требуется, — передать книгу мне.
— Видишь, он — лучший, — с гордостью промолвил Винсент.
— Вовсе нет Я — худший.
— Не верь ему, Джейн. Харлан мне как отец. Он поддерживал меня с самого начала. — Винсент похлопал меня по плечу и направился к кофейнику.
Я незаметно подмигнул Джейн. Она страдальчески закатила глаза и кивнула.
Дождавшись, пока Винсент соберется уходить, я настоял на том, чтобы отвезти его домой, так как ходить по улицам среди ночи очень опасно.
— Ты случайно не клеишь мою девушку? — подозрительно покосился он на меня в машине.
— Господи, нет, конечно. С чего ты взял?
— Мне показалось, между вами что-то не так.
— Я опасался, что ты именно так и подумаешь. Понятное дело, увидев меня ночью в магазине, ты удивился, но, честное слово, я просто хотел встретиться с ней. Ради нее ты бросил писать. Надо же было мне посмотреть, что в ней такого особенного.
— И как, рассмотрел?
— Да.
— И?
— Ты прав, она не похожа на других… — Я затормозил перед светофором. — Эй, знаешь, что мы сейчас сделаем?
— Что?
— Давай-ка выпьем виски. Помнишь, как тогда? У меня в номере есть немного.
— Мне нельзя сочетать таблетки со спиртным.
— Выдумки.
— Нет настроения.
— Ну пожалуйста, Винсент. Мне так тоскливо одному.
— Тут я тебя понимаю.
84
Я планировал как следует напоить Винсента. В номере у меня стояла едва початая бутылка виски. После нескольких порций язык у него развязался.
— Мне нужно что-то тебе сказать.
— Ну?
— Я импотент.
Я расхохотался, но, заметив, что Винсент совершенно серьезен, попросил извинения.
— Это все от таблеток, — продолжил он.
На такое счастливое совпадение я даже не рассчитывал.
— Значит, вы с Джейн не довели отношения до конца?
— Нет. Мне ужасно стыдно. По крайней мере я уверен, что ее чувства ко мне искренни. Она не бросила меня, хотя «зверь о двух спинах» у нас не получился. Она замечательная.
— Ты ее любишь?
— Да.
— А она тебя?
— Думаю, тоже.
— Ты понимаешь, что из-за нее утратил стимул к работе? Я имею в виду, когда ты узнал о своем туберкулезе, то превратился в превосходно настроенный инструмент. Ты писал и писал, выдал телесценариев на два года вперед. А теперь вообще ничем не занимаешься. Ты не зол на Джейн за это?
— Нисколько. Она — та, которую я ждал, для которой писал. Разве не ради этого трудится каждый человек? Ради любви, так? Любовь — главная цель?
— Скорее секс.
— Значит, ты так много работал и продвигал мои сочинения только ради того, чтобы перепихнуться с какой-нибудь женщиной?
— Нет. Я надеялся, что твои произведения порадуют всех, кто не озабочен перепихоном. Скажу тебе по собственному опыту, индустрия развлечений больше нацелена на людей, лишенных любви.
Мы выпили еще. Примерно в течение часа я щелкал телевизионным пультом. Около семи вечера мы пришли в настоящее изумление, увидев в новостях на развлекательном канале сюжет о сериале «Гастроном», дебют которого посулили в конце года Подбор актеров оказался удачным, роль босса исполнял Брюс Уиллис. Судя по диалогам, идеи Винсента остались в целости и сохранности.
— Это надо отпраздновать, — заявил я, открыл нижний ящик шкафа, достал оттуда бумажный пакет и передал его Винсенту. — Ты знаешь, что такое абсент?
— О да. Я читал роман Хемингуэя, там герои все время пили абсент. Я думал, в Америке его не продают.
— Силвейн прислал мне бутылку. Он в реабилитационной клинике и больше не пьет. Не знаю, где он ее достал. Храню для особого случая.
— Мне, пожалуй, не стоит пробовать, — с сомнением в голосе проговорил Винсент. — Ты же знаешь, я принимаю лекарство, а напиток очень крепкий.
— Не волнуйся, я о тебе позабочусь. Всего одну рюмочку.
Зеленая Фея сделала свое дело. После первой рюмки глаза Винсента заволокло дымкой, и он принялся ругаться, как осатаневший боцман. Я поднес ему вторую порцию, тогда как сам благоразумно потягивал первую. Вскоре подсознательные инстинкты взяли верх над Винсентом.
— Я хочу Джейн! — заорал он.
— О’кей, Тарзан.
— Налей мне еще абсента!
— По-моему, тебе достаточно. Ты был прав насчет лекарства.
— Наливай, черт побери, или я устрою здесь второе крушение «Гинденбурга»!
Я протянул бутылку, и Винсент отхлебнул прямо из горлышка.
— Я хочу Джейн! Прямо сейчас!
К этому времени смена Джейн уже закончилась. Я охотно согласился отвезти пьяного дебошира к ней в гости.
— Приехали, — сказал я, тормозя у дома Джейн. — Желаю приятно провести время с дамой сердца. Если понадоблюсь — звони.
Шатаясь, Винсент поднялся на крыльцо. Джейн впустила его, и я уехал.
На этот неожиданный план меня вдохновил случай, который произошел со мной в юности: я испортил отношения с подружкой из-за того, что напился. Однажды вечером девушка, которая мне нравилась, пригласила меня к себе. Перед встречей я так волновался, что меня вырвало. Чтобы успокоить нервы, я залил в пустой желудок изрядное количество виски. К несчастью, незадолго до этого дня я начал принимать антидепрессанты, которые, очевидно, не сочетались со спиртным. Как правило, выпив, я держался вполне прилично, но на этот раз совершенно потерял контроль над собой и даже не мог вспомнить, что творил. На следующий день подружка сказала мне, что я вел себя как последний ублюдок, и процитировала мою грязную брань. Не знаю, как у меня повернулся язык произнести подобные мерзости. Мне было ужасно стыдно. С той девушкой я больше не встречался.
Примерно через час я позвонил Джейн.
— Привет, Джейн. Это Харлан Айффлер. Просто хотел поинтересоваться, ты не передумала насчет моего предложения?
— Приезжайте за своим клиентом. Он вырубился на газоне, — сообщила она. — И привозите ваш дурацкий контракт.
85
Наш гений ненавидел себя. Я рассказал Винсенту, будто Джейн позвонила мне и сообщила, что он совсем обезумел. После того, как она отказала ему в поцелуе, он впал в бешенство и принялся крушить все вокруг. Джейн продемонстрировала мне доказательства: разбитый экран телевизора, осколки посуды, поломанные стереодинамики и синяки на запястье. Винсент изрыгал страшные оскорбления, которые она сочла непростительными. По ее словам, она увидела настоящее лицо Винсента и уже никогда не сможет относиться к нему по-прежнему. На его многочисленные звонки и длинные письма с извинениями она не отвечала. Через месяц Джейн получила контракт на книгу и переехала в Нью-Йорк.
Скорбь вновь овладела Винсентом, гнетущая и безысходная, как всегда. Он заперся в своей грязной квартире. Несколько месяцев его тоску не могло развеять ничто: ни появление канала «Живопись», ни первые места композиций в хит-парадах. Его не радовал даже успех сериала «Гастроном». Благодаря превосходному сценарию критики закрывали глаза на откровенные коммерческие ходы, а сексапильные актеры отлично компенсировали отсутствие динамики в сюжете.
Винсент, напротив, был начисто лишен сексуальной привлекательности и напоминал ходячую развалину, да еще с дурным запахом. День и ночь он исступленно писал. Музой почти всех его произведений служила Джейн. Я уговаривал его пощадить себя, но он лишь отмахивался. Винсент работал как одержимый, пытаясь избавиться от боли. Если он не писал, то перебирал струны гитары, извлекая из нее минорные аккорды. Он повторял грустные мелодии по тысяче раз и глотал душившие его слезы.
После эпизода с Джейн он выбросил таблетки и заявил, что лучше умереть, чем продолжать их прием. Резкий отказ от декседрина вызвал усиление депрессии. Кроме того, как и прежде, он мучился бессонницей. По собственному выражению Винсента, его мозги просто не отключались.
Он снова начал пить. Я отказался покупать ему спиртное, но вскоре выяснилось, что Винсент преспокойно может делать это сам, так как документов, подтверждающих возраст, от него не требовали. Черные волнистые волосы, спадавшие на лицо, начали седеть, он выглядел старым и опустившимся. Свободное время и деньги Винсент тратил только на выпивку, а основную часть гонораров продолжал отсылать братьям и сестре, которые, вероятно, вели гораздо более счастливую жизнь.
Однажды вечером, когда я, как обычно, зашел к нему, чтобы вместе посмотреть очередную серию «Гастронома», Винсент вдруг схватил с пола бокалы из-под виски и один за другим разбил их об стену.
— Зачем? — спросил я.
— Пора завязывать с пьянством. Сценарий этой серии я писал на трезвую голову. Теперь я так не смогу. Я вообще больше ничего не могу.
Но в следующий раз я пришел и увидел, что он наливает виски во флакон из-под таблеток. Всю зиму Винсент держал под рукой этот коричневато-оранжевый флакон с написанным на ярлычке рецептом. «Бокал» валялся рядом с Винсентом и в ту ночь, когда я нашел его лежащим без сознания на полу гостиной. Он вскрыл себе вены. Повсюду были разбросаны порванные сценарии.