86
— Винсент?..
Лиловатые веки дрогнули и открылись, тусклые карие глаза постепенно привыкли к жутковатому освещению палаты. Винсент неуверенным движением убрал с лица волосы и попытался сесть, опираясь на приподнятую спинку кровати. Он выглядел до крайности изможденным, и казалось, что рассыпаться на части ему не дает лишь больничная рубашка. Пока я смотрел на него, меня затошнило. Я представил себя на коленях перед унитазом — голова опущена, лоб покрыт испариной, я конвульсивно дергаюсь, содержимое желудка извергается наружу — и подумал, что более подходящей позы в этом мире для меня не найти.
— Привет. — Я склонился над Винсентом.
— Привет.
— Как ты?
— Не знаю. — Его взор упал на перебинтованные запястья. — Прости меня.
— Ш-ш-ш. Все в порядке.
С тех пор, как прошлой ночью я обнаружил Винсента и привез его в больницу, он то приходил в себя, то опять впадал в забытье. Перед моим приходом его как следует накачали успокоительными.
— Почему я не умер? — тихим, дрожащим голосом проговорил он.
— Ты не отвечал на мои звонки, я приехал к тебе и отвез сюда. Ты мне всю машину залил кровью.
— Спасибо за спасение.
— Не за что.
— Извини, что испачкал машину. Наверное, мне надо было поступить по-другому — принять что-нибудь внутрь… Хотя, Малкольм Лаури выпил целый пузырек лосьона для бритья, а Билли Джоэл травился мебельным лаком, и у обоих ничего не вышло.
— Тебе что-нибудь принести?
— Нет.
— Тогда отдыхай.
— Пожалуйста, не уходи.
Я подошел к окну и уселся в большое кресло с виниловой обивкой. Посетителям, которые оставались на ночь, оно служило кроватью.
— Хочешь посмотрим телевизор? — спросил я.
— Нет. Лучше поговорим.
— Хорошо.
Минуты две мы молчали. В конце концов Винсент поднял глаза и нарушил тишину.
— Будь у меня пистолет, я бы выстрелил себе в сердце… О, как красиво. Кто прислал эти цветы? — У окна стоял огромный букет белых орхидей.
— Фостер Липовиц, — ответил я.
— Правда? Я думал, он обо мне и не знает.
— Знает, знает. Силвейн говорит, что Липовиц — твой большой поклонник и что перед смертью старик хотел бы с нами встретиться. Ему осталось уже недолго.
— Приятно, что он обо мне вспомнил. Харлан…
— Что?
— Ты на меня злишься?
— Я злюсь на себя. Я слишком сильно на тебя давил.
— Нет. Мне нравится, когда на меня давят.
— Что ж, этому конец.
Винсент попытался просунуть указательный палец под бинты, очевидно, чтобы пощупать швы.
— Можно спросить, почему ты так поступил?
— Причины самые обыкновенные. Я ненавидел себя и свое существование. Мне было одиноко, я все время думал, даже не мог писать. Постоянно чувствовал свою никчемность… — Он бросил попытки засунуть палец под повязку и вытянул руки по бокам.
— Ты слишком придирчив к себе, — сказал я. — Очень многие позавидовали бы твоей жизни. У тебя есть постоянный источник дохода. Ты достиг невероятного успеха, твои произведения любит публика. Ты развлекаешь миллионы людей, а некоторых даже просвещаешь. Твои мечты сбылись, а к примеру, мои — нет. Я старался изо всех сил, но музыканта из меня не вышло. Я даже ни разу не получил ответа со студий, куда отсылал свои записи. Я был убежден, что где-то на почте сидит человек, который втайне имеет против меня зуб и выбрасывает в мусорное ведро все бандероли с моими кассетами. Удача так и не повернулась ко мне лицом. Теперь сравни, чего добился ты.
— Зато у тебя есть любимая женщина.
— Я искал ее сорок лет.
— Может быть, я не доживу до сорока.
— Сожалею.
— По крайней мере я напишу об этом. — Он вяло взмахнул замотанной рукой.
Заглянувшая в палату сиделка предупредила, что пора уходить. Я шутливо взъерошил сальные волосы Винсента (он стал еще страшнее, поэтому я пригладил их обратно) и попрощался.
— Прости меня, — промолвил Винсент.
— Перестань извиняться. Как сказал Бертольт Брехт, «чтобы быть хорошим, надо быть мертвым».
— Кажется, я чересчур хорош для самого себя.
— Бери пример с меня. В последнее время меня переполняет счастье, при том что я отъявленный мерзавец.
87
Через несколько дней после выписки Винсента мы с ним улетели в Лос-Анджелес, заключив, что ему необходима перемена места — возможно, более теплый и солнечный климат. Переезд также имел практическую пользу для бизнеса, и, плюс ко всему, я мог находиться рядом с Моникой. Мы навсегда покинули Индиану.
— Ты не позволил мне вознестись на небеса и взамен решил отправить в город ангелов? — заметил Винсент в самолете, взявшем курс на запад.
— Хорошая шутка, не забудь записать. — Эту фразу я повторял бессчетное количество раз. — Ты серьезно насчет небес?
— Да. Я верю, что после смерти человек попадает в такое место, где можно оживить в памяти любое воспоминание. Например, прокрутить, как кинопленку, все, что случилось с тобой в возрасте двух лет, даже если в реальной жизни ты этого не помнил. Пережить воспоминания других людей, стать свидетелем любого исторического события. Посмотреть на распятие Христа или оказаться на других планетах и увидеть муки их Иисуса.
Винсент начал входить в азарт, его голос стал громче. Супружеская чета, сидевшая через проход от нас, с любопытством на него покосилась.
— И это относится не только к прошлому. Представь: можно наблюдать, что происходит в настоящем — с каждым человеком отдельно или со всеми сразу, потому что понятия времени там не существует. Можно заглянуть на триллион лет вперед. Можно даже видеть чужие мысли. Хотя ты, пожалуй, слишком циничен, чтобы рассуждать на подобные темы.
— Не знаю, не знаю. Ты действительно так думаешь?
— Всегда. В детстве я ненавидел школу. Я был одинок, у меня не было друзей. Я держался только благодаря мысли о том, что наступит лето и я уеду домой. Конечно, дома тоже было не сладко, однако я твердо верил: как только закончится учеба, жить станет легче. Наверное, я обманывал себя наивными сказками, но мне это здорово помогало. Так же и насчет смерти.
— А что ты чувствовал, когда приехал на каникулы и увидел пепелище?
— То же самое. С тех пор я стал думать о доме так же, как о девушках.
Двадцать лет назад, когда я покинул мать и брата, по пути в Лос-Анджелес меня посещали похожие мысли: вот я стану знаменитым, заработаю кучу денег и только потом вернусь домой.
— Ты веришь в Бога? — спросил Винсент.
— Я как-то не задумывался над этим, пока не встретил Монику, — слегка смутился я. — Теперь, когда она со мной, очень хочется верить, что Он есть.
— Удачная фраза. Тебе стоит ее записать.
88
По прилете в Калифорнию я оплатил пребывание Винсента в реабилитационной клинике «Промисес» на Малибу. За последний год здесь несколько раз тайно лечился Стивен Силвейн. Он очень хорошо отзывался о клинике; ее считали самым современным (во всяком случае, самым модным) реабилитационным центром в мире. Там проходили восстановительный курс такие «страдающие гении», как Бен Аффлек, Дайана Росс и Роберт Дауни-младший.
Снаружи клиника напоминала роскошную калифорнийскую виллу, да и внутри тоже. Сходство дополнялось наличием шеф-повара, специально выписанного из Таиланда. Это был большой дом в испанском стиле с оштукатуренными стенами и рыжей черепичной крышей. Я высадил Винсента из машины и перед зданием клиники увидел Стива. В зубах он держал сигарету, ветерок шевелил его волосы. На Силвейне были фланелевые пижамные штаны и купальный халат с рисунком, имитирующим пятна коровьей шкуры. В вырезе халата виднелась седоватая поросль и бледный шрам. Прихрамывая, Силвейн направился к нам.
— Кого я вижу! — произнес он, пожимая руку Винсенту. — Рад наконец-то познакомиться с моим лучшим клиентом. Наслышан о твоих успехах, Винс.
— Спасибо. Я тоже много о вас слышал.
Все эти годы я постоянно рассказывал Винсенту про Силвейна и его работу. В академии Винсента учили избегать избитых штампов, которыми изобиловали все пять частей «Жажды крови».
— Ты — главный козырь «Нового Ренессанса», сынок, — сказал Силвейн.
— Спасибо. Этот проект — вся моя жизнь.
— Мне жутко нравится «Гастроном». И новый диск «Махатмамы» с твоими песнями. Чудесные композиции.
— Спасибо.
— Привет, Стивен, — поздоровался я.
— A-а, привет. Как дела, Айффлер?
— Помаленьку.
— Не волнуйся за парня. Я возьму его под крылышко, — подмигнул Силвейн.
— Винсент, может, пойдешь поздороваешься с администрацией?
Винсент потащил свой багаж к дому, а я отвел Силвейна в сторону.
— Послушай, я больше не участвую в проекте. Дело зашло слишком далеко. И вообще мы добились, чего хотели.
— Понимаю, братишка. Хотя решаем не мы с тобой.
— Плевать. Я умываю руки. И очень серьезно прошу тебя: позаботься о Винсенте, пока он здесь. Не заставляй его писать, не заставляй ничего делать. Пусть отдыхает.
— Разве ты не должен продавать его новые работы?
— У него было несколько готовых сценариев, но он порвал их, когда решил свести счеты с жизнью.
— И не сохранил в компьютере?
— Он всегда пишет только от руки.
Силвейн стряхнул пепел с сигареты.
— Моя комната готова, — сообщил подошедший Винсент.
— Знаешь, я тоже когда-то пытался сделать это. — Силвейн засучил рукава, демонстрируя шрамы на запястьях.
— Сожалею. — Винсент опустил глаза.
— Я расстроился, узнав о твоем поступке. Рад, что ты выкарабкался. Плохо только, что сценарии не уцелели. Зачем ты порвал их, сынок?
Я укоризненно посмотрел на Силвейна.
— Во-первых, я был ими недоволен, — пожал плечами Винсент, — а во-вторых, мне не хотелось, чтобы после моей смерти на них нажилась кучка ублюдков.
Я похлопал Винсента по спине, попрощался с ним и еще немного постоял, глядя как он в сопровождении Силвейна побрел к зданию модной клиники.
89
Винсент быстро адаптировался к условиям реабилитационного центра. Ему нравилось медитировать, любуясь Тихим океаном и горной цепью Санта-Моники, проводить долгие дни в безмятежной праздности, а ночи — за чтением. Он каждый день аккуратно застилал кровать, не оставлял ни крошки на тарелке и даже общался с другими пациентами клиники, в основном со своим новым другом Стивеном.
— Поразительно, что ты с ним сотворил, — удивлялся Силвейн. — Он гений, это сразу видно, но у него в глазах такая печаль! И седина в волосах ему тоже идет. Он похож… ну, не знаю, на страдающего молодого человека из русских романов, что ли.
— Скорее на байроновского героя. А ты читал русскую литературу?
— Да. Паренек подсадил меня на классику. Вещь, скажу я тебе. Жалко, что я не учился в вашей академии. Винс — настоящий профессор.
Стивен приобщил Винсента к физическим упражнениям. Во время тренировок они делились друг с другом подробностями своего трудного «безотцовского» детства, Винсент рассказывал, как его раз за разом бросали бессердечные красавицы, а Стивен — как менял одну «девушку с обложки» на другую. Они пришли к мнению, что оба — вечные неудачники в любовной игре. Винсент обратил внимание на постоянную деталь в отношениях Силвейна с женщинами: почти все его связи заканчивались из-за того, что он изменял возлюбленной с какой-нибудь стриптизершей, о чем оскорбленная подруга незамедлительно узнавала из газет.
— Он помогает мне разобраться в себе, понимаешь? — продолжал Силвейн. — Как-то в тренажерном зале Винсент сказал: «Стив, кажется, я знаю, в чем твоя проблема». Я сам просил его поразмыслить об этом. «И в чем же?» — спросил я. Он задал мне вопрос: «Как давно ты стал знаменитым?» «Лет двадцать пять назад», — прикинул я. И тогда он сказал: «Твоя беда в том, что за эти двадцать пять лет ты ни разу не был честен в общении с другими людьми». И, черт его дери, он попал в точку. Все верно.
Позже Винсент упомянул, что вычитал эту фразу в еженедельнике «Ньюсуик», в интервью с писательницей Зэйди Смит. Она процитировала актера Мэтью Бродерика, а тот повторил изречение Марлона Брандо.
— Тогда я ему говорю: «Ты прав. Давай начнем вести себя честно прямо сейчас». Винсент спросил: «Каким образом?» А я ответил: «Надо откровенно высказать вслух что-нибудь такое, в чем мы всегда боялись себе признаться». Первой была очередь Винсента. Он немножко подумал и произнес: «Я всем сердцем ненавижу свою мать». А мне даже не пришлось задумываться, слова сами слетели с языка. Я показал на протез и сказал, что страшно соскучился по танцам.
90
Помогло ли Винсенту пребывание в клинике, не знаю. Он бросил пить и больше не думал о самоубийстве, но душевная боль не ушла. Страданий Винсенту прибавила и докторша, его лечащий врач. Поставив ему диагноз «маниакально-депрессивный психоз», эта женщина (сам я ее не видел) отвергла пылкие ухаживания нашего пациента, который успел не на шутку ею увлечься. Вскоре после ее отказа Винсент выписался из реабилитационного центра, целый месяц служившего ему домом.
Благодаря коммерческому успеху творений Винсента на радио и ТВ он приобрел новую квартиру в Лос-Анджелесе, дороже и просторнее прежней, с более приятным видом из окон.
Тем временем я тоже обзавелся квартирой. Хотя по размеру она намного превосходила гостиничный номер, я, разумеется, немедленно ее захламил. Мы с Винсентом жили в одном и том же районе города, не слишком фешенебельном, зато спокойном.
Я твердо решил, что с нашим отъездом из Индианы мое участие в издевательствах над Винсентом закончено. Моника меня полностью поддержала, сказав, что не сможет любить меня, если я буду и дальше мучить невинного юношу.
Да, я открыл Монике истинную подоплеку моих отношений с Винсентом. Я любил эту женщину настолько, что выдал ей тайну, разглашать которую не имел права, и тем самым нарушил контракт. Я рисковал не только финансовым благополучием, но, вероятно, и жизнью, и все ради того, чтобы между мной и Моникой не было лжи. Своего секрета я не раскрыл даже родной матери. Моника была единственной, кому я поведал правду. Она пришла в ужас, узнав, как я провел последние двенадцать лет, но сказала, что все равно меня любит. Ее слова еще раз убедили меня в том, что она — моя вторая половинка в этом мире.
Моника хотела, чтобы я был добр к Винсенту, и я подчинился ее желанию. В тех редких случаях, когда мы были втроем, она окружала Винсента всяческой заботой и кудахтала над ним, как наседка, что ему очень нравилось.
Я посоветовал Винсенту представить себя ребенком и просто радоваться жизни; он ответил, что эти понятия ему незнакомы, и сосредоточился на киносценариях, почти все из них были навеяны его романом с Джейн. Лучший сценарий из созданных им на тот момент назывался «Скоротечны прекрасные дни». В нем, как в зеркале, отражалась грустная история его недолгой любви.
До Голливуда уже дошло с полдюжины сценариев Винсента, но, даже несмотря на фамилию Липовица, агентов и продюсеров, желающих вложить деньги в нестандартные идеи Винсента, находилось не много. Его киносценарии, так же как музыка и сценарии для телевидения, точнее всего подходили под определение «трагикомедия». Винсент чувствовал в смехе нотки печали, смешивал юмор и драму, зачастую в одной строчке диалога. В результате рождались оригинальные творения, заставлявшие зрителя думать, лишенные того заряда физического возбуждения, на котором помешался Голливуд. В сценариях Винсента не воспевалась бандитская романтика, в них не было обаятельных мерзавцев. Продюсеров заинтересовали только два проекта, но и они не получили развития.
К тому времени, как Винсент перебрался в Лос-Анджелес, влияние Липовица начало ослабевать. Вдобавок состояние здоровья медиа-магната неумолимо ухудшалось.
Приблизительно тогда же, когда Винсент выписался из клиники, мистер Липовиц оставил свой уединенный особняк и переехал в элитную частную лечебницу для безнадежных пациентов, чтобы провести там последние месяцы жизни. Силвейн сообщил мне, что Липовиц вот-вот попросит нас с Винсентом приехать.
Тем не менее имя Винсента Спинетти находилось в зените славы, и Силвейн без труда мог организовать встречу с любым продюсером, стоило лишь упомянуть, что речь идет о создателе невероятно популярного сериала «Гастроном», не говоря уж о том, что Винсент был автором лучших музыкальных альбомов за последние три года. Более всего продюсеров привлекал тот факт, что Винсент имел отношение к Чеду, «секс-символу планеты» по версии журнала «Пипл». Совсем недавно пресса уличила Чеда в том, что он занимался оральным сексом с двумя пятнадцатилетними проститутками, тем самым нарушив верность своей свежеиспеченной невесте Кристине Гомес.
91
Ничего толкового из наших встреч с продюсерами не получалось. По общему мнению, киносценарии Винсента были чересчур странными и заумными, а потому не могли иметь успеха. В маркетинговой терминологии нестандартные фильмы или сценарии, подобные тем, которые создавал Винсент, именуются «твинеры». Из-за своей оригинальности они не укладываются в рамки той или иной маркетинговой категории, и, следовательно, получить от них прибыль гораздо сложнее.
Кое-кто из продюсеров посоветовал нам показать сценарии так называемым свободным режиссерам — дескать, те скорее возьмутся за нетрадиционный материал. Я не стал утруждать себя объяснениями, что горстка любителей интеллектуального кино не является целевой аудиторией для «Нового Ренессанса», что наша задача — привлечь внимание массового зрителя и в конечном итоге развить мозги среднего американца — мозги, захламленные бессодержательными образами и звуками радио, телевидения и кино.
В безуспешных попытках пристроить киносценарии Винсента прошло полгода. На радио постоянно появлялись его новые песни — великолепные композиции, из которых чувственные исполнители делали настоящие хиты. Благодаря сексапильным актерам и энергичным рекламодателям «Гастроном» прочно удерживал свои рейтинговые позиции, а Винсент уже написал сценарии для второго и третьего сезонов. Канал «Живопись» по-прежнему выходил в эфир. Один из критиков назвал его «лучшим достижением за всю историю телевидения». На различных каналах шли другие сериалы, сценарии к которым написал Винсент, в том числе и «Комедия положений». Однако с киносценариями дело обстояло плохо. Казалось, сочинить что-нибудь «продаваемое» Винсенту не под силу.
Он начал злиться на себя и, что еще хуже, полностью разочаровался в киноиндустрии. Я заверил его, что вместе с Прормпсом и Силвейном буду продолжать попытки заключить контракт и что он ни в коем случае не должен опускать руки.
— Я написал так много, что у меня почти закончилось вдохновение, — пожаловался Винсент.
Я боялся услышать от него эти слова. Как правило, в подобных случаях я звонил Силвейну и обсуждал с ним очередной дьявольский способ, дабы обеспечить нашему гению творческий подъем. Однако в последнее время Винсент выглядел бодрее и жизнерадостнее, даже приступы аллергии после переезда в Калифорнию стали случаться с ним реже. Понадеявшись, что классические музы не оставят моего подопечного, я предоставил событиям идти своим чередом.
— Тебе нужно поглубже покопаться в себе, в своих переживаниях, — сказал я ему. — У тебя их предостаточно. Ты — король страдальцев от неразделенной любви, у тебя туберкулез, тебе пришлось несладко в школе, ты был лишен родительской любви и ласки. В девять лет ты навсегда покинул дом. Сколько я тебя помню, ты всегда испытывал боль, с того самого дня, как умерла твоя собака.
— Бедная Вайнона.
— Да. Вайнона… Мне всегда хотелось назвать ее Тотошкой.
Через несколько секунд Винсента осенила идея, которая позже принесла больше денег, чем все наши контракты вместе взятые.
92
Я пришел в восторг от этой идеи. Стив пришел в восторг от этой идеи. Прормпс и Липовиц пришли в восторг от этой идеи. Она срабатывала сразу на нескольких уровнях, одновременно удовлетворяя вкусы самых разных зрительских категорий: прагматиков и эстетов, невзыскательной аудитории и почитателей высокого искусства. Винсент написал сценарий за два месяца, после чего Липовиц устроил для меня и Стива деловой ленч с Бобом Кунцвайлером, своим бывшим партнером, а ныне главой кинокомпании «Дедлайн пикчерс». Ранее мы предлагали ему сценарий фильма «Скоротечны прекрасные дни», однако одобрения не получили, и вот Липовиц попросил Кунцвайлера о последнем одолжении.
Мы встретились в ресторане «Гриль», где за едой собиралась вся голливудская элита. Силвейн и Кунцвайлер заказали дорогое вино, я попросил воды. Официант долго перечислял иностранные марки бутилированной воды, после чего я объяснил, что вода мне нужна самая обыкновенная.
Кунцвайлер и Силвейн вспомнили старые времена — они вместе сделали несколько фильмов, включая первые две части «Жажды крови». Они также обсудили ближайшие премьеры компании «Дедлайн пикчерс», в названиях которых непременно присутствовал инфинитив, например «Вернуться в Омаху» или «Поймать Стефани». В конце концов разговор подошел к главной теме.
— Скажем прямо, — начал я, — новые сюжеты в Голливуде иссякли еще несколько лет назад. Почти все фильмы, вышедшие на экран за год, — это сиквелы, экранизации комиксов и телесериалов либо римейки старых картин. Впрочем, переделки успешно продаются и приносят хорошую прибыль. Принимая во внимание этот факт и учитывая нынешнее положение дел в Голливуде, мы хотим переснять «Волшебника страны Оз».
— Уже было. Помните мюзикл «Мудрец»?
— Вот именно. Все «новые» фильмы снимались-переснимались по десять раз, и здесь есть прямая связь со сценарием Винсента.
Официант подал напитки, гордо выговорив названия «Шассань монраше» и «Савиньи ле бон», после чего поставил на стол мой бокал и с подчеркнутым презрением произнес: «Водопроводная вода». Я расхохотался и продолжил:
— Винсент все просчитал. Самое главное — подбор актеров. Роль Дороти должна сыграть Кристина Гомес. Колин Фаррелл будет Страшилой, Джастин Тимберлейк в роли Железного Дровосека продемонстрирует свои танцевальные способности, Трусливого Льва сыграет Рассел Кроу, а роль Волшебника написана специально для Паффа Дэдди.
— Что ж, неплохо, — кивнул Кунцвайлер. — Давай-ка поподробнее.
— Скажи ему про Злую Волшебницу, — вставил Стив.
— Здесь выбор может показаться немного дерзким, но я прошу довериться нам с Винсентом. Мы хотим, чтобы Злую Волшебницу сыграла Джулия Робертс.
— Сумасшедшая мысль, однако мне нравится. А какое поле для фантазии в плане спецэффектов!
— Возможности практически безграничны. Тотошку сделаем полностью оцифрованным.
— Великолепно, парни! Вы попали в точку. Уверен, ваш проект получит «добро».
— О’кей, хотя есть еще кое-какие детали. У сценариста свое видение картины, — произнес я. — Винсент рассматривает фильм как безумно дорогостоящий комментарий ситуации, сложившейся в обществе. Он хочет, чтобы картина отражала состояние американской культуры и высмеивала тот тип развлечений, который насаждается публике и ведет к падению нравов.
— Не совсем понимаю.
— Пожалуйста, пример. На протяжении всего фильма в кадре обязательно присутствует декольте Дороти.
— Гм-м… «Волшебник страны Оз» с элементами эротики. Пожалуй, пойдет.
— Именно. По мнению Винсента, уже сам выход на экраны эротической версии «Волшебника страны Оз» вопиет о культурном упадке в нашей стране. В том же духе мы исковеркаем песенку Дороти «Там, где-то за радугой» и сделаем из нее гангста-рэп. По сценарию, все остальные песни — слащавая попса. Сначала Дороти увлекается Страшилой, потом Железным Дровосеком, потом Трусливым Львом. Это дает нам как минимум три эротические сцены. Погони и драки должны быть тошнотворно затянуты. Помните момент, когда говорящие деревья швыряют яблоки в Дороти и Страшилу?
— Да.
— Мы хотим, чтобы эта сцена длилась двадцать минут и в ней были спецэффекты вроде тех, что в «Матрице». На Желтой Кирпичной дороге периодически что-нибудь взрывается. Сцена с Маковым полем напичкана иллюзиями на травку и наркотики. Свирепый бой между Злой Волшебницей и Дороти заканчивается лесбийским поцелуем. Короче говоря, фильм должен состоять из сплошных штампов и крайностей, чтобы получился голливудский блокбастер, который затмит собой все прочие голливудские блокбастеры.
— Кто-то увидит в картине социальный подтекст, — подхватил Стив, — но в конечном итоге она станет вершиной развлекательного кино.
— Совершенно верно, — сказал я. — Чистой воды развлечение. Никакой морали, никакого смысла. Стопроцентное развлечение.
— Эй, — прервал меня продюсер. — Это можно использовать как ключевую фразу в рекламе.
93
Продав права на сценарий «Волшебника страны Оз», я мог не беспокоиться о финансах до конца жизни. Дополнительным источником дохода для меня служила доля авторских гонораров Винсента за музыкальные диски и сценарии. Композиций у него набралось почти на двадцать дисков, и, будучи соиздателем, я получал свои двадцать пять процентов. За прибыль от телесериалов и кинофильмов мне в качестве менеджера причиталось пятнадцать процентов. Доля Стивена как агента ограничивалась десятью процентами. Ричарду Резнику, адвокату «Нового Ренессанса», полагалось пять процентов, и еще двадцать пять, как всегда, забирала компания в счет возмещения расходов на обучение. За вычетом налогов у Винсента оставалось менее сорока пяти процентов от общей цифры, и почти всю эту сумму он продолжал отсылать братьям и сестре. Объявись на горизонте его мать, ей причиталось бы пять процентов авторских, но со времени бегства Вероники в «Новом Ренессансе» о ней ничего не слыхали.
С таким прочным финансовым положением я вполне мог позволить себе женитьбу. Однажды вечером я предложил Монике посмотреть на людскую суету и отвез ее в Международный аэропорт Лос-Анджелеса, самое романтическое место, которое только можно придумать. Мы смотрели на взлетную полосу, наблюдали за пассажирами, и вот, после того как в воздух поднялся очередной самолет, я встал на одно колено, извлек из кармана кольцо и произнес: «Моника, я ждал встречи с тобой всю свою жалкую жизнь. Ты — самая умная, милая и отзывчивая женщина в мире. Я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?» Она сказала «да» и заплакала. Я сам едва сдержал слезы. Мы решили, что поженимся будущим летом.
Тем временем Винсенту исполнился двадцать один год. День рождения у него был в апреле; примерно тогда же началась подготовка к съемкам «Волшебника». Я подарил ему картинку из витражного стекла с изображением Гарта Брукса, играющего в Малой бейсбольной лиге. Чтобы отметить праздник, я повел Винсента в ресторан, а потом в клуб «Рокси», послушать одну из его любимых групп — «Строукс». Затем мы отправились в модный бар «Баффало клаб», где я заказал выпивку. После попытки самоубийства Винсент еще ни разу не брал в рот спиртного.
— Ну, какие ощущения у совершеннолетнего?
— Да никаких.
Усевшись за стойкой, мы глядели в бокалы.
— Знаешь, я хотел кое о чем тебя попросить, — помолчав, сказал я.
— Пожалуйста.
— Не согласишься быть моим шафером?
У Винсента недоуменно поползли вверх брови. Он улыбнулся.
— Ты правда хочешь, чтобы я был шафером?
— Конечно.
— Почту за честь.
— Вот и славно.
— Гостей будет не много?
— Почти никого. Родные Моники, моя семья, и все.
— Харлан, ты не представляешь, как я за тебя рад. Моника — замечательная женщина.
— Ты прав.
— И очень красивая. — Винсент поболтал кубики льда в бокале. — Можно мне еще виски? — робко спросил он.
— Можно. Но только в честь совершеннолетия.
Я подал знак бармену. Винсент выглядел еще печальнее, чем обычно.
— Винсент, с тобой все в порядке?
— Почему ты спрашиваешь?
— Что-то ты невеселый.
— Ты не бросишь меня после свадьбы?
— Ни за что! Не волнуйся. Слушай, почему бы тебе не обзавестись подружкой, пока нас с Моникой не будет?
— Я никогда не найду себе девушку, а если даже и найду, все равно не смогу ей доверять. Все мои мечты — на развороте журналов.
— А как насчет вон той цыпочки, что сидит наискосок от нас? Она здесь одна и, между прочим, посматривает на тебя.
У нее были длинные светлые волосы, платье с глубоким вырезом и фигура, способная вызвать вздохи вожделения у самого скромного строительного рабочего. Винсент выждал несколько секунд и украдкой бросил взор на девушку. Та улыбнулась, и он непроизвольно отвернулся.
— Господи, какая красавица. Чуть ли не самая прекрасная девушка из всех, что я видел в реале.
— Иди поболтай с ней.
— Она слишком хороша для меня. Мне нужно выпить еще капельку.
— Хочешь, я вас познакомлю?
— Нет.
— Считай это подарком ко дню рождения. — Я встал из-за стойки.
— Харлан, погоди!
Блондинка сидела на высоком круглом табурете.
— Привет, меня зовут Харлан.
— Привет. Я Синди.
— Простите за прямоту, но мой приятель назвал вас самой очаровательной девушкой на планете. Он ужасно хочет с вами познакомиться.
— Ты имеешь в виду того парнишку, что выглядит как Эдвард Руки-Ножницы? — Она мотнула головой в сторону Винсента.
— Точно, — засмеялся я.
— Почему он сам не подошел ко мне?
— Стесняется.
— Не люблю застенчивых.
— Вы случайно не смотрите сериал «Гастроном»?
— Смотрю.
— Мой приятель — автор сценария. Это он придумал сюжет.
— Правда? Отличный сериал. А он знаком с актером, который играет Нила?
— Нет, зато у него был друг с таким именем.
— Настоящий Нил — горячий парень?
— Нет. Может, вы с ним поговорите? Его зовут Винсент.
— Подожди. Сперва расскажи мне о нем.
— Вам нравится группа «Данс Конфедераси» или певица Мэри Сесил?
— Ага.
— Он — автор почти всех песен.
— Будет тебе заливать, — расхохоталась Синди.
— Я серьезно. У Винсента что ни день, то новая песня. По его сценарию уже снимают кино.
— Ладно, уговорил. Две тысячи за ночь.
Синди: любимый певец — Чед, любимый телесериал — «Комедия положений», любимый кинофильм — «Шрек».
— Ох. Гм… Хорошо…
— Чего ты сник? Для такого крутого парня это карманная мелочишка.
— Да, только платить придется мне.
— Не хочешь — как хочешь.
— Обещаете не говорить ему, что я вам заплатил?
— Легко. Две сотни сверху.
— Сотня.
— Договорились. Поиграем в «подружку на ночь». — На слове «подружка» Синди изобразила в воздухе «кавычки».
— Насчет этого не уверен, — сказал я и повернул голову в сторону Винсента, который нервно косился на девушку. Заметив наши взгляды, он тут же отвернулся и залпом допил виски.
Я видел все: оттенок печали в его манерах, трогательно сутулые плечи, черные с проседью волосы, уже изрядно отросшие, восковую бледность, следы юношеских угрей, грустные, запавшие глаза и темные круги под ними, краску смущения на щеках, алые губы, тощую шею, жилистые руки, трясущиеся пальцы, крепко сжимающие бокал… Впервые в жизни я рассматривал своего подопечного как произведение искусства.
— У него сегодня день рождения, — сказал я и, сев спиной к Винсенту, выписал чек. — Пожалуйста, будьте с ним поласковей.
94
После нашей встречи Кунцвайлер немедленно начал работу над «Новым волшебником страны Оз» и сразу же столкнулся с серьезным препятствием: никто из звезд, выбранных нами на ведущие роли, проектом не заинтересовался. Тем не менее Колин Фаррелл был кое-чем обязан Прормпсу и, уступив его просьбе, согласился на съемки. Узнав об участии Фаррелла, остальные актеры сделались более сговорчивы, за исключением Джулии Робертс, которая была занята озвучкой мультипликационного фильма по мотивам «Превращения» Кафки. В конце концов роль Злой Волшебницы досталась Мэг Райан. Поскольку мы с Винсентом четко представляли, как следует подавать фильм публике, я попросил разрешения лично контролировать рекламную кампанию. К счастью, я имел могущественного союзника в лице Дрю Прормпса, с которым, правда, лично до сих пор не встречался. У Прормпса сохранились старые связи в маркетинговой службе «Ай-Ю-Ай-Глоуб-Тернер», и при его поддержке я сумел обрисовать нужную концепцию продвижения картины.
Представьте себе трейлер фильма. Голос за кадром: «В мире, где все трейлеры начинаются словами «В мире, где…», даже самые известные и горячо любимые шедевры нашей культуры можно перекроить заново и сделать из них КРУТОЕ КИНО!!!» На экране взрывается автомобиль, затем камера показывает весь актерский состав в непристойном танце на Желтой Кирпичной дороге. Через определенные промежутки времени демонстрируются отрывки эротических сцен с участием Дороти, причем каждые несколько секунд в кадре крупным планом мелькает ее декольте. Музыка периодически смолкает, и один из героев выдает остроту. Например, Страшила обнимает Дороти, и та спрашивает; «У тебя в кармане садовый инструмент, или ты так рад меня видеть?» (Музыка обрывается, короткая пауза.) — «Ни то, ни другое. У меня на тебя стоит». (Музыка возобновляется.) Заканчивается трейлер закадровым комментарием: «И если вы думали, что хуже уже некуда…», после чего зритель видит Железного Дровосека, который сидит на унитазе и тупо расстреливает из винтовки полуголых жевунов.
Фильм изобилует явными стереотипами. В нем, конечно же, есть замедленная съемка, ненатуральные удары и эпизоды, в которых снялись известные спортсмены. Есть черный парень с вечной фразой «Во-во, а я о чем говорю!»; дурацкие перестрелки и двенадцатиминутная погоня на автомобилях в Изумрудном городе. Трусливому Льву дали проорать классическое «Не-е-е-е-т!!!», когда Летучие обезьяны в компьютерном исполнении яростно потрошат Страшилу.
В одной из сцен Злая Волшебница наставляет на Дороти пистолет, вынуждая Страшилу идти на переговоры. Он умоляет: «Я отдам тебе все деньги, только отпусти девушку». Злая Волшебница якобы соглашается, забирает деньги и, естественно, стреляет. К счастью, Дороти носит в бюстгальтере талисман — кусочек железной руды. Пуля попадает в него и отскакивает.
Разумеется, не обошлось без сцены, в которой Дороти срывается со скалы, но ремешок ее сумочки цепляется за сук и спасает ей жизнь. Камера крупным планом выводит ремешок, который вот-вот порвется, и в тот момент, когда лопается последняя нитка, Железный Дровосек хватает Дороти за руку. Напряжения эпизоду прибавляют замедленные кадры падения и взрыва машины.
Позднее критика назовет «Нового волшебника страны Оз» худшей картиной всех времен и одновременно самым важным фильмом тысячелетия, так как «при внимательном рассмотрении становится ясно, что это тревожный набат, обращенный и к зрительской аудитории, и к представителям киноиндустрии. Проще говоря, это громкий призыв: «Остановите глупость!»
Фильм вышел на экраны через полтора года и сразу стал мегаблокбастером. Сопровождавшая его безумная рекламная кампания вызывала у меня тошноту. Люди сметали с прилавков все, что имело надпись «Волшебник страны Оз», начиная от шмоток и заканчивая рубиново-красными резиновыми шлепанцами.
Наш фильм выполнил свое предназначение — индустрия поняла намек. Пресса буквально заклевала режиссера, продюсера и всех актеров, не простив им глумления над американской классикой. Увидеть пошлую, претенциозную переделку «Унесенных ветром» в ближайшие два года публике не грозило.
95
— Я всю жизнь чем-нибудь болею, — пожаловался Винсент, едва я открыл ему дверь.
— Что случилось? — спросил я.
Он вошел и тяжело рухнул на мой новый диван.
— Кажется, малышка Синди меня чем-то заразила.
Я понял, что крупно ошибся, заплатив этой леди. Ее услуги не избавили Винсента от депрессии, а лишь породили в нем тяжкое ощущение вины. Он чувствовал себя несчастным с тех самых пор, как позвонил по несуществующему номеру, который оставила Синди, и до него дошло, что серьезных отношений у них не получится. Распространяться о результате их мимолетной связи я не хочу, упомяну только, что Синди наградила Винсента тем же подарком, каким облагодетельствовали Европу матросы из экспедиции Колумба.
— Надо же, назвать дурную болезнь таким красивым словом… Где-то я это вычитал, — вздохнул Винсент. Мы побывали у доктора и вернулись ко мне. — Я заработал сифилис. У меня туберкулез и сифилис.
Винсент сочинил мотивчик на слова «туберкулез и сифилис» и напевал его, пока не зазвонил телефон.
Я снял трубку.
— Мистер Липовиц хочет видеть тебя и Винсента, — сообщил Силвейн.
— Прямо сейчас?
— Да. Долго он не протянет.
— Ты был у него?
— Нет. Он не принимает посетителей. Полагаю, он хочет перед смертью поблагодарить вас обоих.
Стив объяснил, как добраться до лечебницы, и мы с Винсентом немедленно выехали.
— Ты ведь не расскажешь ему про мою болячку? — забеспокоился Винсент в машине.
— Наверняка он уже знает и без меня, — пошутил я. На самом деле Липовиц прекратил интересоваться отчетами о состоянии здоровья Винсента несколько лет назад.
96
До лечебницы под названием «Голденкрест» мы добрались тем же вечером. Элитный пансионат для безнадежных больных располагался на двадцати пяти акрах земли с безупречными газонами и великолепным ландшафтным дизайном. Здесь также имелась площадка для игры в гольф. Внутри, за исключением кухни, где трудился специально выписанный шеф-повар, все было так же, как и везде, — обшитые панелями потолки, бьющие в глаза лампы, белые полы, бежевые стены, запах фекалий и дезинфицирующих средств. Мы с Винсентом зарегистрировались в книге посетителей, и сестра назвала нам номер палаты мистера Липовица.
Не торопясь мы двинулись по коридорам лечебницы. Винсент помахал рукой пожилой женщине с куклой в руках, но ответной реакции не последовало.
— Господи, как я ненавижу эти заведения! — вырвалось у меня. В юности я провел немало времени в таких вот лечебницах, где умерли несколько моих родственников, в том числе отец.
Шагая по коридору, я невольно заглядывал в распахнутые двери палат. Винсент, как я заметил, делал то же самое. Всякий раз зрелище угнетало по-своему. Обитатели палат скорее походили на бесплотных призраков; кто-то стонал и звал на помощь. Скрюченные от боли тела, широко раскрытые рты, выпученные глаза… Иссохшие, обмотанные синей паутиной вен руки и ноги свисали с больничных коек. Халаты не по размеру были запахнуты кое-как, точно не желали иметь ничего общего с гардеробом живых трупов. В дверных проемах виднелись тощие лиловатые ступни, иногда в одном тапочке, иногда в двух. Назвать эти фигуры людьми не поворачивался язык. Я чувствовал себя пленником на инопланетном космическом корабле, приземлившемся в Калифорнии.
Палата Липовица находилась в конце коридора. Дверь была приоткрыта, свет не горел.
— Наверное, он спит, — предположил я. — Пойдем отсюда.
— Нет, — возразил Винсент. — Надо войти, он ведь нас ждет.
Я распахнул дверь, и коридорные лампы осветили помещение. В центре палаты стояла задернутая ширма. Винсент отодвинул ее. Нашим глазам предстала кровать и какие-то медицинские приборы с мигающими огоньками. На кровати лежал Фостер Липовиц, совершенно голый, с выставленными на всеобщее обозрение сморщенными гениталиями.
97
Мистер Липовиц действительно спал, свернувшись в позе эмбриона на регулируемой кровати, которую не мог отрегулировать, потому что его тело было изломано болезнью сверху донизу. Своей маленькой лысой головой он напоминал птенца. Беззубый клюв словно заклинило на середине зевка. Я слышал его дыхание.
Винсент зажег свет, но Липовиц продолжал спать. Тогда Винсент подошел к кровати и прикрыл скелетообразное тело простыней.
— Мистер Липовиц, — тихонько позвал он.
Липовиц мгновенно проснулся и посмотрел на Винсента. Глаза у него были большие и круглые, в уголках у переносицы скопились засохшие корочки.
— Здравствуйте. Меня зовут Винсент Спинетти.
— Здравствуй, Винсент, — произнес Липовиц на удивление сильным и низким голосом. Покряхтывая, он перевернулся на спину. — A-а, Харлан Айффлер тоже здесь.
Я приблизился к кровати, не зная, уместно ли будет рукопожатие.
— Здравствуйте, мистер Липовиц. Очень рад наконец-то познакомиться с вами.
Он подал руку, похожую на птичью лапку. Я легко сжал ее и сразу отпустил.
— Просто Фостер.
Липовиц вытянул шею в нашу сторону и прикрыл глаза.
— У вас обоих так быстро бьется сердце…
Мы с Винсентом недоуменно переглянулись.
— Слуховой аппарат, — пояснил Липовиц. — Самый дорогой из тех, что есть в продаже. Если в комнате тишина и человек стоит рядом со мной, я могу слышать звук его сердца, особенно если оно бьется достаточно сильно.
Винсент и я поспешно отодвинулись от кровати. Липовиц рассмеялся и закашлялся.
— Если включить аппарат на полную громкость и как следует сосредоточиться, я даже могу слышать ваши мысли.
Я нервно хихикнул. На лице Липовица вдруг отразилось неодобрение. Я испугался, что мой смех его разозлил.
— Насколько я понимаю, эти чертовы сиделки сменили постель и оставили меня голышом.
— Мы можем чем-то помочь? — осведомился Винсент.
— Если не трудно, поднимите спинку кровати. — Крючковатым пальцем Липовиц указал на пульт, лежавший в изножье.
Винсент нажал на кнопку, и головная часть кровати с механическим жужжанием медленно поехала вверх. Простыня соскользнула на колени Липовицу, и я разглядел восемь электродов, подсоединенных к его костлявой груди. Из впалого живота торчал зонд для искусственного питания, из носа — трубки, из вены на руке — игла капельницы. Все эти трубки и провода, сплетенные между собой, вели к приборам и компьютерам, расположенным по обе стороны от кровати. Мне вдруг представилось, что тело старика служит силовой станцией для целого здания.
Фостер устроился поудобнее и улыбнулся Винсенту.
— Как дела?
— Спасибо, уже лучше.
— Рад слышать. Перед смертью я хотел поблагодарить тебя за все, что ты для нас сделал. Ты оставил большое наследие. — Липовиц перевел взор на меня. — Мы правильно выбрали, да? Винсент идеально вписался в проект. Мальчик перенес столько испытаний и выдержал их безупречно. Верно, Харлан?
— Да, сэр. Он — лучший.
— Спасибо, — смутился Винсент. — Я очень признателен вам за возможность, которую вы мне предоставили. Я получил отличное образование. Спасибо за вашу поддержку.
— Не благодари меня. Вся грязная работа досталась Харлану. Харлан, я хочу, чтобы ты знал: твои усилия тоже не остались незамеченными. Отдаю тебе должное: я очень ценю твои услуги. Ты наверняка уже начал задаваться вопросом, когда же мы с тобой познакомимся лично.
Я засмеялся.
— Если честно, меня мучил вопрос, есть ли вы вообще. Я не один год мечтал встретиться с вами, но Силвейн и Прормпс не пускали меня к вам. Единственным доказательством вашего существования было то письмо, что вы мне прислали.
— Какое письмо?
— Если не ошибаюсь, это было лет пятнадцать назад. В письме вы подробно описали задачи «Нового Ренессанса» и убедили меня взяться за эту работу.
— Письмо написал Дрю Прормпс.
— Гм…
— Делами занимался он. Я скорее фигура номинальная. Мне в голову пришла идея проекта, я его профинансировал. Я принимал ключевые решения и следил, чтобы все шло как задумано. За бумажную и техническую сторону проекта отвечал Прормпс. Полагаю, он будет достойным преемником.
Мы обсудили все произведения Винсента, которые уже дошли до публики. Как и говорил Стив, Липовиц оказался большим поклонником творчества нашего гения. Он беспрестанно хвалил Винсента, от чего тот получал явное удовольствие. Вскоре мы заметили, что оживленный разговор утомил старика. Голос Липовица стал тише, он все чаще кашлял. Винсент предложил опустить спинку кровати, и Фостер позволил ему оказать эту маленькую помощь.
— Еще пару слов, Винсент, пока я не заснул. Надеюсь, что ты понимаешь, как важен для компании, и сознаешь свою великую роль, — промолвил Липовиц. — Ты страдал не напрасно. Ты и другие выпускники «Нового Ренессанса» сделали много хорошего. Но с тобой никому не сравниться. Ты пробудил массу людей.
— Спасибо.
— Наверное, нам лучше уйти. Вам необходимо побыть в покое, — произнес я.
— Точнее, упокоиться с миром. Теперь уже можно. Похоже, ситуация улучшается. Этого я и хотел. Дрю сказал бы по-другому. Я занялся этим проектом, вспомнив то, что забыл: Вторую мировую. Да, я был на войне, но меня не убили, и я никого не убил. В меня даже ни разу не стреляли. Знаете почему? Я был музыкантом, неплохо играл на саксофоне и попал в полковой оркестр. Меня должны были подстрелить, как прочих бедняг, но мне повезло. Я играл для генералов и для рядовых солдат — для всех, кто хотел забыть о том, что вокруг война, пусть хотя бы на несколько коротких минут, пока звучал наш оркестр. Я вернулся с войны и постепенно забыл о ней, позволил себе такую забывчивость. Слава Богу, у меня был шанс исправиться. Мне крупно повезло. Я заслужил право на следующую жизнь.
Мы попрощались с Фостером Липовицем, он перевернулся на бок и опять съежился в позе эмбриона. Наутро он умер. О его смерти меня информировали так же, как всех сотрудников компании: по факсу. На шапке фирменного бланка я впервые увидел логотип «Нового Ренессанса».