Здесь мне уже не хватило мозгов, чтобы вычленить пропаганду Друга. С одной стороны, можно было расценить сказанное, как оправдение его власти над неспособными управлять собой людьми, с другой — здесь говорилось о том, как безвольная кукла может нащупать собственную путеводную нить и обрести внутреннюю свободу.
Я так глубоко задумался, что почти упустил, как Дзета встал и направился к выходу.
— Дзета! — негромко окликнул я.
Он обернулся и изменился в лице. Не говоря ни слова поманил за собой. Мы поднялись на второй этаж по винтовой лестнице и закрылись в небольшой комнатушке, заваленной книгами — разумеется, новыми изданиями, написанными Другом. В этой комнатушке было шумно, так как за стеной находился вентиляционный узел, через который шли огромные массы воздуха на охлаждение серверов штаб-квартиры ДБ. Расслышать здесь что-то было проблематично, поэтому мы общались шепотом на ухо.
Я рассказал ему, что со мной случилось и что лекарств больше не будет. Дзета погрустнел.
— У тебя больше нет? Достать не можешь?
— Прости, это были последние. Есть знакомый в Выборге, у него можно достать еще, но это займет месяцы.
— Ничего, не беспокойся, — Дзета похлопал меня по плечу, хотя я видел, что для него это сильный удар. — Я что-нибудь придумаю. Так ты говоришь, они тебя просто отпустили?
— Да. Сначала начали выносить приговор, а потом вдруг развернулись и ушли.
— Еще одна странность…
— Ты о чем?
— Здесь много необычного творится. Помнишь, позавчера после нашей встречи поднялась тревога?
— Да. Я как раз стоял на берегу. Это было в Петропавловской.
— В общем, ходят слухи, что там была стрельба… Кто-то пробрался в подземное серверное хранилище.
Я почувствовал, как сердце учащенно забилось. Неужели…
— Это вообще возможно? Там камеры на каждом шагу. Сотни жестянок, вооруженных лазерами. И черт знает, что еще.
— Я же говорю, это только слухи. Но знакомый знакомого проезжал рядом в тот момент и слышал взрыв.
Вот оно как… Я ощутил себя как выброшенный в открытый океан моряк, который уже потерял всякую надежду и вдруг увидел, как на мачту садится чайка. Это еще даже не земля, и неясно куда плыть и где ее искать, но надежда снова охватывает с головы до ног и заставляет душу петь.
— Надо обработать тебе рану, — сказал Дзета. — Ты голоден?
— Безумно, — признался я.
— Пойдем, — Дзета приоткрыл дверь и выглянул в коридор. — Мне за сотрудничество кое-что перепадает, как настоящему коллаборационисту.
Мы пришли в столовую, Дзета приложил пропуск к автомату и указал мне на экран:
— Выбирай на свой вкус. Не весть что, конечно…
— А я тут задумался, не стоит ли почаще посещать Книжный клуб? — я лихорадочно пролистывал меню из блюд, которые «крысам» вроде меня были недоступны.
Раз в два-три дня я объезжал ближайшие к гетто супермаркеты и собирал продукты с истекающим сроком годности, которые андроиды выкладывали в специальных точках фуд-шеринга. Брал обычно на себя и еще на нескольких бедолаг «крыс», которые боялись выбираться из гетто, и без моей помощи уже давно загнулись бы. К сожалению, в эти точки редко попадало что-то качественное, и пища была однообразной. Синтетическое безвкусное мясо, черствый хлеб, начинающая тухнуть вода. Большим праздником были не успевшие подгнить фрукты и овощи, а также сладости.
Здесь же я набрал себе полный обед — борщ со сметаной, домашнее картофельное пюре с настоящей мясной котлетой, компот из ягод и три шарика мороженого. Дзета добавил еще проспиртованные салфетки для рук и помог мне обработать разбитую голову.
— Спасибо, дружище, — растрогался я, вдыхая ароматы с подноса, который Дзета забрал с автоматизированной раздачи.
Дзета сел напротив меня и внимательно смотрел, как я ем, стараясь растянуть удовольствие. Взгляд его выражал сочувствие.
— У нас тут освободилось место, — осторожно сказал он. — Не хочешь попробовать? Ты сможешь так питаться каждый день. Метафон носить не придется.
Я огромным усилием воли отодвинул от себя поднос с недоеденной едой и встал.
— Ты чего? — встревожился Дзета.
— Не хочу, спасибо. Надо идти.
— Ро, подожди! Правда, мне это никто не поручал! Я чисто по дружбе тебе предложил!
— Я не осуждаю тебя лишь потому, что ты делаешь это ради семьи. Но вообще-то, ты предатель. Ты с ним заодно, и здесь не бывает промежуточной позиции. А я лучше сдохну от голода, чем буду ему помогать, понял?
Я постарался выбежать быстрее, чем аромат еды сломает мою волю и заставит вернуться за стол. Никакие подачки и никакие удовольствия не должны сбивать меня с назначенного пути. Я знаю, что я прав, помню, ради чего все это. Надо держаться золотой нити.
Ведь кто-то же пробрался в Петропавловскую крепость…
На город уже опускались сумерки. Улицы обезлюдели. Большая часть населения безвылазно сидела в виртуале, поэтому даже днем порой было трудно встретить прохожих. По крайней мере, состоящих из плоти и крови.
Ехал я медленно, на каждом повороте останавливаясь и выглядывая из-за угла — нет ли патрулей. Сегодняшний случай все не шел из головы, и я буквально кожей ощущал, как на него ушла вся моя удача за годы вперед.
Судя по дальнейшим событиям, интуиция не обманула.
Уже недалеко от набережной, проезжая мимо узкого технического переулка, я вдруг услышал жалобную надсадную мольбу:
— Помогите…
Я резко ударил по тормозам и замер. Заглянул в переулок, откуда доносился голос. Там никого не было.
Может, почудилось? От голода и недосыпа поднимающиеcя из глубин подсознания сны и образы порой накладывались на реальность. Бодрствование наяву.
Но никогда еще эти галлюцинации не были такими явными.
— Умоляю, не уходите. Я умираю.
Прищурившись, я увидел в темноте слившийся с фоном мусорный бак. Голос раздавался оттуда. Я огляделся и завел велосипед в переулок, чтобы его не было заметно с улицы. Осторожно приблизился к мусорному баку и, зажав нос, открыл крышку.
Из огрызков и смятых упаковок на меня взглянули два испуганных зеленых глаза на бледном, как смерть, лице. Женщина. Худое невыразительное лицо. Волосы собраны в пучок. Протягивает мне окровавленную руку, а в ней — клочок бумаги.
Я машинально взял его и заглянул. На нем от руки было написано:
ГР 18250244
— Сохрани это. Молю тебя. Нет ничего важнее этого.
— Что с вами случилось? Вам нужен медицинский дрон, здесь рядом кнопка вызова.
Застонав от боли, женщина приподняла толстовку, и я увидел на животе большие черные круги с маленькими кровоточащими точками.
И мгновенно все понял… Как же я попал.
Так выглядели попадания от лазеров. А значит, за ней охотится Директорат Безопасности. Его элитные части.
— Я сделала свое дело, — с лихорадочным жаром бормотала женщина. — Я все сделала. Нельзя, чтобы тебя поймали.
Я растерянно стоял возле мусорного бака с живым человеком внутри, одной рукой держа крышку, а в другой нервно комкая клочок бумаги.
Что же делать?
Доставить ее в больницу — значит загреметь вместе с ней как соучастник по преступлению — каким бы оно ни было. Разбираться никто не будет. Сохранить записку — то же самое, только позже. Но и оставить ее умирать в мусорном баке я тоже не мог.
Однако времени выбирать уже не было.
С улицы донеслись звуки марша — быстро приближались патрульные.
— Беги, — выдохнула из последних сил женщина.
Меня охватил страх. Ничего не соображая, я схватил велосипед и помчался дальше по переулку, молясь всем силам мироздания, чтобы там не оказалось тупика.
Переулок стал сужаться, и я уже царапал краями педалей по стенам. А затем он резко повернул на 90 градусов влево. Я не мог поверить своим глазам. Все. Чтобы двигаться дальше, придется оставить велосипед.
Позади послышались крики и громкое жуткое шипение: нутром я понял, что с таким звуком лазеры прожигают мусорный бак, расплавляя металл.
Я бросил велосипед, намертво застрявший в повороте, перебрался через него и стал протискиваться дальше. Там виднелся узкий просвет. Измазавшись и порвав штаны, я, наконец, вырвался на открытое пространство соседней улицы, выходившей на набережную. Пространство Невы, ветер и чувство свободы ударили по лицу.
Я бросил последний взгляд назад, на своего верного железного друга, и поспешил к мосту.
Домой я добрался уже под утро, шатаясь от усталости и нервного истощения. Каждый встреченный андроид, каждый полицейский аэромобиль, каждый резкий звук бросали меня в холодный пот. Я крался, прятался, двигался перебежками, прекрасно зная, что камеры видят все. Но рассудок уже не слушался. Я ощущал, как проваливаюсь в безумие. Везде чудилась опасность. Я был удивлен, что все еще на свободе.
Вбежав в гетто, я услышал голос андроида:
— Остановитесь.
Я замер.
— Вы забыли отметиться.
Это всего лишь коньсерж.
Ткнув стилусом в его электронный журнал, я взлетел по ступенькам, забежал в квартиру и спрятался под одеялом. И только там меня пробило на истерический хохот. Я смеялся вперемешку со слезами, потеряв счет времени. Под одеялом стало невообразимо жарко — кажется, у меня поднялась температура. Я стал проваливаться в сон.
И вдруг, руки мои зажили своей жизнью. Откинули одеяло. Ноги свесились с кровати. Я увидел, что они привязаны за нити, уходящие в пустоту в потолке. Я спрыгнул в центр комнаты и стал отплясывать дикий танец, какого раньше не знал и не видел. Это было страшно, но неожиданно весело. Танцуя, я выплыл на балкон и вдруг с ужасом осознал, что невидимый кукловод хочет, чтобы я сплясал прямо на узком парапете. Я стал взбираться, перевесился вниз и увидел далеко внизу мокрый от дождя асфальт…
Вдруг раздался сильный стук. Он не прекращался, проникая прямо в голову. Танец замедлился, и нити стали растворяться на глазах.