— Что мы будем делать завтра? — спросил Джо, осознав вдруг, что уже несколько часов он даже не вспоминал про Ту.
Ширли печально улыбнулась. Джо не понял. До него дошло, что они могут быть вместе какое-то время, и все. Он не понял, что у них может появиться ребенок, у которого есть шанс стать началом нового витка цивилизации, где человек будет играть такую же важную роль, как раньше. И, может быть, сейчас нет смысла объяснять. Он даже ее не слушает, просто смотрит преданными, обожающими глазами, не представляя ее иначе, как временную подругу, очевидно, даже не понимая, что такое постоянство.
Но, как ни странно, она тоже успела его полюбить.
— Что мы будем делать завтра? — снова спросил Джо. Далеко в будущее он заглянуть не может, но, по крайней мере, он думает о завтрашнем дне. Может быть, ей удастся удержать его какое-то время, неделю, две... Пока их не найдут. Отсюда больше пяти миль до ближайшей деревни.
— Завтра? — она улыбнулась и поцеловала его в щеку. — Завтра я поведу тебя ловить рыбу.
Шестое чувство
Утро прошло как в тумане: вокруг лишь море пьяных лиц, в котором я дрейфовал вплоть до самого закрытия. Дел было невпроворот. Обычно, когда бар переполнен, время бежит быстро, но сегодня утром оно еле тянулось. И это еще мягко сказано. Помню добродушные шуточки по поводу моей рассеянности, когда вместо заказанного пива я приносил скотч и глупо таращил глаза, силясь понять, чего же от меня хотят.
Ровно в три часа пополудни пришло время закрывать бар. Посетители неохотно побрели к выходу. Выпроводив последнего, я запер дверь и стал ходить кругами по пустому залу. Задерживался у столиков, брал бокалы и задумчиво ставил их обратно. Потом наполнил раковину водой, сложил туда часть грязной посуды и даже слегка прошелся по ней щеткой.
Наконец я не выдержал. Бросив бокалы отмокать, вышел за дверь, словно гонимый каким-то предчувствием. Перейдя дорогу, зашагал к обрыву по короткой жесткой траве. У самого края обернулся и посмотрел назад.
Далеко-далеко, там, где заканчивались поля, от земли поднималось облако пыли. Очень медленно оно двигалось в мою сторону.
Внезапно нахлынули воспоминания, вернув меня в прошлое, на три года назад, в тот жаркий летний день...
Я стоял на пороге гостиницы и лениво наблюдал, как полуденное солнце играет на безмятежной поверхности моря. Линия горизонта растворялась в синеве, там, где вода сливалась с небом.
Во влажной духоте висело знойное марево. Пару минут я боролся с искушением спуститься вниз к деревушке на берегу моря и быстренько окунуться. В уютной бухточке маняще плескались волны. Отсюда, с высоты, вода казалась кристально чистой. Жемчужно-серая галька на дне вблизи утеса скрывалась в изумрудной зелени. Бар открывался ровно в пять, так что времени было много, но я помнил о гостях и деньгах, которые те заплатят.
В письме говорилось, что гости появятся ближе к обеду. Держать их на пороге совсем не хотелось. Они будут терзать дверной транслятор, тщетно пытаясь попасть в пустую гостиницу, а я — бегом карабкаться на утес, прижимая к груди мокрые плавки и полотенце. Ничего хорошего.
Естественно, в такую жару люди приедут уставшие, измученные, сразу потребуют ванну и напитки. Честно говоря, заведение у меня скромное, на экстра-класс не претендует. Гостевых спален только три, но я стараюсь принимать постояльцев как можно радушнее. В конце концов, от этого зависит мой заработок.
Вместо купания я прогулялся до берегового обрыва метрах в двухстах от гостиницы. Стоя на краю в легкой рубашке и шортах, я отчаянно мечтал о ветерке. Море блестело и переливалось на солнце. Над Птичьим утесом парили чайки.
Восхождение на утес было излюбленным местным развлечением. Смешивая напитки за барной стойкой, я частенько смотрел в окно на скалолазов-любителей. Лично мне одной попытки покорить вершину хватило с лихвой.
Со скального обрыва, где я стоял, до моря спускаться — метров восемьдесят, но чуть ниже начинался отлогий выступ из крошащегося сланца, словно мост, соединяющий скалу с утесом. Сам утес, тоже из сланца, возвышался над скалой еще на добрый десяток метров. Он рос прямо из моря и по форме напоминал уродливую, в набухших старческих венах руку тонущего гиганта.
Побывавшие наверху рассказывали потом, как было сложно находить уступы на практически гладкой стене, да и те, что попадались, сразу крошились от прикосновения.
Однако любителей острых ощущений подобные мелочи не останавливали. Сначала они сползали с обрыва на хрупкий мост и брели над водной пропастью. Если день выдавался ветреный, то море добавляло пейзажу зловещего колорита. Внизу жадно пенились волны, точно пасть голодного зверя, захлебывающегося слюной. Добравшись до утеса, очередной смельчак с перекошенным от страха лицом начинал карабкаться вверх. С каждым годом мост осыпался все больше и больше, а ноябрьские шторма размывали основание самого утеса. Когда-нибудь он обрушится окончательно. Не удивлюсь, если на моем веку. Тогда мне больше не придется любоваться, как эти идиоты радостно машут своим приятелям в баре, утопая по щиколотку в птичьем помете. Я скорбно вздохнул, думая о грядущей утрате главной местной достопримечательности.
Обернувшись, я увидел облако пыли, клубившееся меж полей над извилистой проселочной дорогой. А вот и гости! Никто из местных в такое время из города не возвращается. Нацепив на лицо самую подходящую улыбку из своего арсенала, я поспешил назад, к гостинице.
Очутившись внутри, я плотно прикрыл дверь и затаился. Схема, отработанная годами. Проникнуть в суть характера визитеров можно, только застав их врасплох. Стоит им тебя заметить — все пропало, тут же ставится блок.
Выждав немного, я попытался прощупать их, крайне осторожно, чтобы не привлечь внимания.
Так. Мешанина из колких реплик, раздражение, ощущение духоты и дискомфорта. Группа людей, связанных видимостью дружбы, которая на такой жаре истаяла без остатка, словно глазурь с торта.
Да, непростая предстоит неделька, но мне не привыкать... Улыбаясь во все тридцать два зуба, я распахнул дверь. Излучая дружелюбие и гостеприимность, смело шагнул под палящий зной.
Перед гостиницей затормозил сверкающий спортивный автомобиль с дверцами типа «крыло чайки». Он переливался на солнце, напоминая величественного кита, которого выбросило на берег. «Крыло чайки» изящно скользнуло вверх, и наружу выбралась высокая женщина, чей облик мог смело соперничать с роскошью авто.
Ее приветствие словно ножом резануло по моему обострившемуся восприятию.
— Гера Суинчик. — Гостья надменно взглянула на меня, без стеснения обнажая нелестные мысли. Я представлялся ей аборигеном, одетым в спецовку с надписью «XXX», лицо которого скрывала большая соломенная шляпа. Картинку дополняли высокие ботинки со шнуровкой, в которые я был обут. Угадывалась старая рекламная «фишка» в духе двадцатого века.
Говоря проще, Гера Суинчик мне откровенно не понравилась, но скрывать подлинные чувства — неотъемлемая часть моей профессии. Иначе в моем бизнесе нельзя.
— Джек Гарнер, — вежливо отозвался я.
Одно за другим стали подниматься остальные «крылья». Теперь автомобиль походил на освежеванную тушу, над которой славно потрудились китобои. С переднего пассажирского сиденья поднялся полный лысеющий мужчина. Управляла машиной, само собой, Гера.
— Мой супруг, мистер Суинчик, — бросила она, не давая бедняге шанса что-то вставить. Мощная энергетика дамы подавляла еще в зачатке любые попытки сопротивления «супруга». «Суинчик-свинчик», — ухмыльнулась Гера про себя.
Мысленные смешки остальных пассажиров стали ещё язвительнее. К образу деревенщины прибавился образ борова.
Но все же один голос выбивался из насмешливого хора. С заднего сиденья, одернув короткую юбку, на дорогу ступила девушка. Довольно высокая, стройная. Едкие карикатуры, которыми перебрасывались спутники, ее нисколько не забавляли.
— Меня зовут Мэнди, приятно познакомиться.
Искренняя улыбка. Дружелюбие, непонятное сочувствие и еще что-то неуловимое, спрятанное за прямым открытым взглядом. Обернувшись, девушка принялась осматривать окрестности. Мне удалось принять лишь образ Птичьего утеса. На вид ей было лет шестнадцать или даже еще меньше.
— Моя дочь, — сухо проинформировала Гера.
Плохо скрытая неприязнь, возможно, ревность.
— Джим Блантайр, — представился холеный брюнет. Выскочив из салона, он с нарочитой любезностью помогал выбираться бесцветной, замкнутой женщине («Моя жена Джойс»), которая была полной противоположностью властной Гере.
Я тут же понял, что Джима с Герой связывало нечто куда более интимное, чем дружба, а их вторые половины безропотно терпели, боясь вмешиваться. После десяти лет работы в гостинице начинаешь видеть людей насквозь, невзирая на любые блоки.
Когда с приветствиями было покончено, мне пришлось выдержать групповой натиск: четверо гостей одновременно представили себя лежащими в прохладной ванне с коктейлем в руке. Пятая, Мэнди, либо поставила очень сильный блок, либо ее заглушали мысли остальных.
Ванная в гостинице была всего одна, а коктейли я смешивал не слишком ловко, но сообщать об этом не спешил. Сами узнают, когда придет время.
— Добро пожаловать. Сейчас покажу комнаты.
Уже через минуту гости столпились у барной стойки, вызывая образы напитков. Я проигнорировал красноречивые намеки, полностью сосредоточившись на деле.
— Вначале займемся вашим размещением, потом отдохнем с коктейлями, — любезно и как можно убедительней внушал я.
Гости согласились, хотя и неохотно. Я проводил их по лестнице наверх, где располагались номера — два двухместных и одноместный. Потом спустился за чемоданами.
Чемоданов было так много, что в каждом двухместном номере пришлось изрядно потрудиться, чтобы пристроить их по вкусу хозяев. «Поставьте сюда», «Нет, нет, любезнейший, прямо на кровать. Нет, не на ту кровать, а на эту, которая ближе к комоду», — ну и все в таком же духе.