обнее читайте в 1–5 книгах цикла «Черкес».
Не сказать, что две недели карантина в Керчи пролетели незаметно. Но и без особых напрягов. То, что я на блюдечке приволок местному гарнизону турецкую кочерму с контрабандистами, вручил все это добро ему в руки без условий и без жажды лавров, обеспечило мне комфортные условия и всеобщее внимание. Ел досыта, отсыпался вволю.
Вышел аккурат за день до рождества. Тут пришлось взять ноги в руки, если хотел успеть к празднику к родным. С условием, что по дороге нужно было забрать жёнушку и Бахадура. Заскочил сначала к коменданту. Тот встретил меня без восторга. Устал, да и сам уже мечтал побыстрее начать праздновать. Но стоило мне представиться по форме, как он неожиданно встрепенулся. Тут же вся его апатия куда-то подевалась. Выпрямился, засиял, развел руки с улыбкой. Будто хотел меня обнять, как родного. Наконец, начал говорить.
— Константин Спиридонович! Дорогой вы мой!
Я не смог скрыть своего удивления. С чего такая радость? И почему я «дорогой» для незнакомого мне офицера?
— Сам Бог вас мне послал!
Ого! Бог⁈ Вот, прям, не меньше и не больше?
— А я-то голову ломаю: где мне вас искать?
Подумал, что этак комендант долго будет выражать восторги и не скажет ничего конкретного. Откашлялся.
— Рад, конечно, что так вам услужил. Только хотелось бы понять: каким образом?
— Так, вот же, — тут он начал лихорадочно копаться в довольно приличной горе бумаг на своем столе, — нет… нет… Да где же оно?
«А нечего было разводить такой бардак на столе!» — я терял терпение.
— Ага! Нашёл! Вот! Предписание из военного министерства! — он показал найденное письмо. Принял торжественную позу. — Вам, Константин Спиридонович велено передать, что Его Императорское Величество ожидает вас в Петербурге к первому февраля следующего одна тысяча тридцать восьмого года! Прошу!
Передал письмо мне.
— Фуф! — выдохнул комендант, передав мне предписание. — Гора с плеч! Теперь понимаете, как вы мне услужили?
— Теперь понимаю! — я улыбнулся. — Могу быть свободен?
— Не смею задерживать!
— С Рождеством!
— И вас, Константин Спиридонович!
От коменданта побежал на станцию. Так отвык от бега, все же на Боливарах передвигался обычно, что даже запыхался. Успел на дилижанс. Сел, смог выдохнуть. Можно было расслабиться. Впереди почти полтора дня дороги. К вечеру завтрашнего дня буду у Воронцова в Массандре. А от них до сестры, тьфу, всего ничего. Каких-то двадцать-тридцать километров. Аккурат к праздничному столу и явимся. И так меня эта мысль взбодрила, что стал улыбаться. И улыбался так долго, что соседи по поездке начали смотреть на меня с некоторой тревогой: уж не идиот ли какой у них в попутчиках? Снял улыбку. Все успокоились.
Подумал о вызове в столицу. Был уверен, что такое же предписание получили еще и Карамурзин с Торнау. Что ж, Николай верен своему слову: как и карать горазд, так и награждать. Кары я не ждал. Не за что было. Награда? Наверняка! Заслужил. Чего уж там.
Больше о делах не размышлял. Отдался поездке. Чувствовал себя королём! Потому что окунулся в мирную жизнь. Ни тебе погонь, стрельбы, крови, опасностей. Еду себе в дилижансе… Правда, местные «водилы» так и не научились осторожной езде. Четвёрка лошадей неслась с предельной скоростью. А погонщик только и делал, что подхлестывал, покрикивал, заставляя коняшек бежать еще быстрее.
«Не хватало мне еще за мгновение до встречи с родными сверзиться в пропасть!» — я начал беспокоиться.
Потом подумал, что уж слишком киношный сюжет. Слишком драматичный. Потом глянул на попутчиков. Те на скорость внимания не обращали. Привыкли уже. Тихо беседовали промежду собой. Под их бубнёж и не заметил, как заснул.
Снилась Тамара. Хорошо, что не… В общем, в приличном виде снилась. Не хватало мне ещё раз напугать попутчиков какими-нибудь стонами. Все-таки, чем ближе я был к ней, тем больше моё нетерпение. Сердце еле держалось, раздувшись до размера громадного шара, от переполнявшей его нежности.
… К вечеру следующего дня подъехали к Массандре.
Вышел из дилижанса на почтовой станции, от которой в гору шла дорога к усадьбе Воронцова.
«Опять пешкодралом!» — улыбнулся.
Шагу не успел сделать, как услышал знакомый голос.
— Коста!
Ошалел. Это же Тамарин голос. В следующую секунду жена уже повисла у меня на шее. Удивление моё было настолько велико, что я не мог отдаться весь счастливому моменту встречи. И слова вымолвить не мог. Тамара, по своему обыкновению, не давала мне открыть рта. Целовала беспрерывно, что-то говорила не переставая. Успел еще только заметить верного Бахадура у неё за спиной.
Наконец, Тома взяла перерыв. Поставил её на землю.
— Ты… Вы как здесь⁈ — задал мучавший меня вопрос.
— Тебя встречаем, — улыбнулась жена.
— Да… Но откуда ты могла знать, что я сегодня приеду? Кто-то предупредил?
Тамара снисходительно посмотрела на меня. Я знал этот взгляд и знал, что за фраза следовала обычно за ним.
— Я дурак? — вздохнул я.
— Угу! — рассмеялась Тома.
— Ну, рассказывай.
— Все просто. Ты должен был получить моё письмо. Я верила в это. Знал, что я жду тебя. Ты — хороший муж. Не мог не выполнить моей просьбы. Поэтому я и Бахадур тебя встречаем.
— И сколько дней вы меня вот так встречаете?
— Всего три.
— Тамара! — я начал задыхаться.
— Ну, ну, ну! — Тамара прижалась ко мне, похлопала по спине. — Все хорошо, любимый! Все хорошо! Пойдём. Нам нужно поторопиться, если хотим успеть к твоей сестре.
— Да, да!
Тамара оторвалась от меня, сделала шаг в сторону, чтобы я смог поздороваться с Бахадуром. Обнялись крепко.
— Как ты?
— Хорошо, — ответил бывший пират на нашем языке жестов.
— Спасибо за Тамару.
Он улыбнулся. Тут я, наконец, разглядел его наряд. До этого мне казалось, что более пестрого одеяния, чем на турецком капитане, спасшем меня остановкой в открытом море, я не видел. Но сейчас одежда Бахадура являла собой какую-то адскую смесь цветов. И Тамара, и алжирец поняли причину моего удивления.
— Баронесса все развлекается, — усмехнулась Тома. — Больше же делать нечего.
— Она, как я погляжу, решила все цвета радуги повторить в его наряде. Или у неё со вкусом — беда! — проворчал я. — Ты не устал от этого?
Бахадур сплюнул.
— Ну, хоть так!
Взял Тамару за ручку. Пошли ко дворцу.
Идти было — всего ничего. Обстоятельного разговора все равно не получилось бы. Тамара только успела, смеясь, отреагировать на мою заботу о Бахадуре.
— Ты зря его жалеешь. Я, если честно, уже Богу молилась в Тифлисе. И была счастлива, что уехали с Розенами.
— Почему?
— Так он там, пользуясь своим положением любимчика, такую бурную деятельность развёл!
Я посмотрел на Бахадура. Тот уставился на меня честными-пречестными ярко-синими глазами.
— Ты что там творил в Тифлисе? — спросил его.
Он сделал вид, что не понимает сути вопроса.
— Так он тебе и скажет! — усмехнулась Тамара.
— Конечно, не скажет! — улыбнулся я.
— Что молчишь? — Тамара набросилась на Бахадура. — Язык проглотил?
— Тома! Тома! Что ты несёшь? — попытался я урезонить жену.
— Нормально, — отмахнулась Тамара. — Стесняешься? Давай, расскажи о своих похождениях, герой-любовник! Как ты ни одной юбки не пропустил!
Бахадур пошел «в отказ». Сделал вид, что, мол, наговариваете вы на нашу семью, начальник, грех это.
— Ух! — Тамара врезала алжирцу по плечу. — Негодник!
Бахадур еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Все! Все! Потом разберёмся, — успокоил я Тамару.
Подходили к дворцу. Сразу увидел барона Розена. Сердце скрутила дикая тоска. Резко постаревший, потерявший всякий интерес к жизни, мой бывший командир сидел на крытой террасе на стуле в обычной шинели, смотрел перед собой невидящим взором. Заметил меня. Чуть улыбнулся.
— Коста!
Мы подошли.
— Здравствуйте, Григорий Владимирович.
— Здравствуйте, здравствуйте. Надо же! Права оказалась ваша ненаглядная! Никто не верил. А она вон встречать вас ходила каждый день. Дождалась!
— Да… Как вы?
Розен горько усмехнулся.
— Думаю, не стоит об этом. Лучше расскажите о себе. Как вы? Надолго ли? Куда дальше?
— Хотел, конечно, подольше побыть здесь с родными. Но вышло предписание. 1 февраля должен быть в Петербурге.
— Его Величество призывают?
— Да.
— Что ж. Видно, наградит. По заслугам. Он умеет награждать, — Розен усмехнулся. — Мы хоть и отошли от дел, но кое-что слышали о ваших подвигах.
Вышла баронесса.
— Лиза! — Розен чуть ожил. — Смотри, кто к нам явился!
Мы с баронессой сухо поздоровались.
— Ты не простынешь? — спросила баронесса мужа.
— Нет. Тут хорошо. Я тут что подумал, душа моя. Косте нужно быть в Петербурге в начале февраля. Так было бы хорошо, если он с нами поехал в Москву. А уж оттуда…
— Да, да, — согласилась баронесса.
— Благодарю за столь щедрое предложение, — я склонил голову. — Но я намерен был забрать с собой и Тамару, и Бахадура.
— Конечно, — удивился барон. — Мы так и полагали. Отличной компанией доедем! Что, решено?
— Да. Мы с удовольствием воспользуемся вашим щедрым предложением!
— Ай, — улыбнулся Розен, махнув рукой. — Эка вы красиво все завернули! По-простому, по-простому. А на Рождество, как я понимаю, по словам Тамары, вы к сестре?
— Да. Прямо сейчас и хотим отправиться, чтобы успеть.
— Тут же недалеко?
— Совсем недалеко.
— И как же вы доберетесь?
— Найму коляску, — я пожал плечами. — Или еще что…
— «Еще что»⁈ — Розен рассмеялся коротким смехом. — Душа моя, вели заложить им «еще что»!
Баронесса улыбнулась.
— Спасибо!
— Что вы. Это такой пустяк. А теперь вам нужно поспешить. И прежде — переодеться. Тамара чуть ли не каждый день с вашего мундира пылинки сдувала.
— Бахадур, голубчик! — обратилась баронесса к любимчику. — Тебе бы следовало тоже переодеться. Что-нибудь попроще. Думаю, образ персидского шаха будет как раз к такому празднику.