Раб и солдат — страница 25 из 48

— Ай!

— Еще обещаю, что обязательно посидим!

— Ловлю на слове! Что-нибудь нужно?

— Сейчас нет. Но уверен, что скоро потребуется твоя помощь. Могу ли я.…?

— Коста! Совести у тебя нет! — рассмеялся Тигран. — Как ты мог подумать, что я откажусь помочь тебе?

— Прости, прости! — покачал я головой. — Работа такая!

— Ладно! Хоть что-то расскажи про себя, пока не убежал.

Я в двух словах под непрерывное восхищенное цокание Тиграна рассказал о своих достижениях. Примерно, как Георгию за несколько дней до этого.

— Из всех твоих заслуг по твоим глазам и дыханию я понял, что самое большое твоё достижение это — Тамара! Не о подарке ли супруге шла речь, когда ты сказал про помощь? — улыбнулся мудрый старик. — Я прав?

— Как всегда, мой друг!

— Вот теперь я совершенно спокоен за тебя!

— Почему?

— Цель твоей жизни теперь — возвращаться к ней. Всегда! Значит, ты не будешь поступать необдуманно, сгоряча. Будешь осторожен, — тут Тигран хмыкнул. — Ох, не завидую я этому начальнику стражи! Решена его судьба!

Глава 12

Вася. В горах над аулом Дзжи. Конец апреля 1838 года.

В спонтанную геологическую экспедицию выдвинулись втроем — Милов, Исмал-ок и Коченисса. Ехали, как белые люди, на лошадях. В поводу вели мула. Нагрузили его припасами, бурками, войлочными подстилками и нужным инструментом. Лопаты, кирка, старый широкий плоский дырявый таз вроде дуршлага, и еще один, целый, ведра, топоры, пилы и небольшой молот — такой набор вызвал неподдельный интерес у Васиных спутников, но он молчал, как партизан на допросе. Ни словом не выдал своего секрета. Кузнец отнесся с уважением к такой позиции. Сам такой!

Кочениссу взяли с собой как переводчика и повариху. Милов не признался, но на девушку у него были другие, куда более серьезные, планы. Не матримониальные, нет. Вполне практические. Ее помощь могла оказаться бесценной. Но об этом пока молчок!

Аул Дзжи объехали, таясь. Не из-за Хан, которую Вася не хотел бы встретить, находясь в обществе Кочениссы. Из-за того, что кузнец не хотел посвящать кого-либо в такое серьезное дело, как добыча соли. Это же почище золотого рудника выйдет, если русский не соврал. Соль выступала мерилом почти всего. На нее пленных меняли. Ею можно было штраф заплатить, если суд тебя обвинит в преступлении.

— Мне такая корова самому нужна! — подначил кузнеца Милов, когда услышал резоны хозяина.

— За соль и убить могут, — хмуро ответил Исмал-ок, не приняв шутки. — Особенно эти Дзжи.

Да, лихую славу снискал разбойник Донекей, если даже после смерти его родной аул люди стороной обходят! Вот и троица будущих старателей по широкой дуге объехала аул и добралась до памятного Васе водопада кружным путем. Еле нашли.

Лагерь решено было разбить у тихой заводи. Ее образовывал ручей после падения с трехметровой высоты. Красивое и удобное место.

Весна в горах уже вступила в свои права. Существенно потеплело. Птицы метались между высокими древесными стволами по своим птичьим делам. Цвела алыча и дикая груша, сражаясь с омелой. Этот кустарник-паразит любил присосаться к дереву-донору и высасывать соки из 20-метрового великана. Благо груш хватало. Целые грушевые леса!

Вася по дороге наверх отметил много привитых деревьев. Показал на них Кочениссе.

— Традиция такая у адыге. Коли горец в горы идет, обязательно с собой черенки берет. Сейчас лучшее время для прививки.

Подниматься выше решили с утра вдвоем, оставив Кочениссу в лагере. Разожгли костер, уже не скрываясь. Девушка приготовила походный ужин. Разлеглись на ночевку у догорающего огня на бурках. Говорить не хотелось. Устали, пока добрались. Да и завтра предстоял тяжелый день.

Вася лежал тихо. Смотрел на звезды. Сон не шел.

«Может, еще раз попытать счастья наверху? Вдруг проход найду? Нет. Не полезу. Только расстроюсь. Прими уже как факт, сержант, что назад хода нет. Принимай, что дают. А что дают? Злобу черкесов на меня из-за того, что я русский?»

Ему трудно было принять факт русско-черкесского противостояния. В их роте бок о бок кто только не служил. Боевое братство не знало национальностей. Он и на Северный Кавказ из своего Урюпинска примчался Новый год встречать к другу из здешних мест. Представить его врагом он никак не мог. А вот местные черкесы его — запросто.

«И что, всю жизнь теперь ловить косые взгляды? Или примелькаюсь? Стану своим? Женюсь на Кочениссе и буду работать в кузне как свободный человек?»

В том, что все получится и он обретет свободу, Вася не сомневался. Такой он был человек. Запасной план — не его стихия.

С рассветом, наскоро перекусив, мужики направились наверх, прихватив с собой лопаты, кирку и мешки. Девушка осталась сторожить лошадей. Она не боялась остаться одной. Дядя выдал ей заряженный пистолет, а Милов поручил собрать побольше хвороста и веток.

Карабкались по косогору, сбивая дыхание. Вышли к месту падения ручья с высоты. Помахали Кочениссе и отправились дальше. Вася искал звериную тропу к водопою. Ту, по которой он шел за зубром. Поглядывали по сторонам. Для страховки Исмал-ок нес в руках заряженное ружье.

На Милове были не новые, подаренные Кочениссой, а старенькие разбитые чувяки, которые он получил в дар от хозяина в первый же день своего пребывания в Псышопэ. Но и в них совсем другое дело! Не то, что во время побега! Шагалось легко, ноги были в безопасности, и ничто им не угрожало. И холод не пробирал до костей. Красота!

Стали попадаться следы зубра. И «мины». Хорошо хоть не свежие. Свернули от ручья, поднимаясь в гору. Теперь важно не пропустить нужное место.

Кажется, нашлось!

Вася остановился и внимательно вгляделся в пятачок, окруженный гниющей на земле листвой. Постучал лопатой. Каменистая земля отозвалась глухим звуком.

— Здесь будем копать, — сказал он внезапно севшим голосом.

Кузнец удивленно изломал бровь, но смолчал.

Вася поплевал на руки. Примерился киркой. Ударил. Снова и снова. Выдолбил приличных размеров ямку. Измельчил насколько смог разбитый грунт.

Исмал-ок догадался, что его нужно пересыпать в мешок.

— Не торопись, — придержал черкеса русский.

Он достал заранее припасённые колышки. Один вбил в дно ямы. Повязал на него синюю нитку. Точно такой же он пометил мешок.

— Теперь можно, — разрешил он кузнецу.

Тот догадался: урус пробы берет, следующую ямку и мешок пометит другой ниткой.

Именно так Вася и сделал. И еще раз. И еще.

Тащить обратно четыре мешка оказалось трудной задачей. Все руки себе сорвали, несмотря на богатырскую силу. Пожадничал Вася, ничего не скажешь. Но справились. У водопадика, чтобы обратную дорогу себе облегчить, мешки спустили на веревке. Коченисса принимала. Работящая девка оказалась, хоть и грамоте ученая.

Освободившись от мешков, спускались ходко. Васю подгоняло нетерпение. Эдыга — интерес. Виданное ли дело, из земли соль добыть?

Внизу, в лагере, Вася тщательнее измельчил грунт из одного мешка. Засыпал его в таз с дырками, пристроив над целым. Стал аккуратно поливать водой из ведра. Когда нижний таз наполнился, слил мутную воду в ведро. И из него снова стал лить на породу, не давая влаге пролиться мимо. И так раз десять.

Время шло. Все нервничали. Исмал-ок поддерживал огонь в костре и подтаскивал из ручья камни, складывая, по указанию Милова, нечто вроде круглого очага.

— Коченисса! — обратился Вася к девушке, следившей за его манипуляциями с неослабевающим вниманием. — Нужно осторожно выпарить воду в тазу.

Черкешенка понятливо кивнула. Оценила жар в импровизированном очаге. Убрала пару ярко пылавших веток и пристроила таз с раствором на очаг.

Милов и Исмал-ок напряженно смотрели, как испаряется в нем вода.

Наконец, на дне остался только серый налет. Вася смело его поскрёб. Перекрестился, вызвав недовольную гримасу у черкешенки. Лизнул. Соль! Только не горькая, а кисловатая.

— Коченисса! Дай луковицу.

Девушка вытаращила на него свои прекрасные глаза. Но столь сильна была ее уверенность в Васиных познаниях, спорить не стала. Очистила луковицу и робко протянула. Вася забрал корнеплод, присыпал его выпаренной солью и с аппетитом откусил добрый кусок. Жевал и наслаждался.

— Попробуй! — предложил девушке.

— Не вздумай! — осек ее кузнец. — Вдруг отрава!

Коченисса дядю не послушалась. Прямо с Васиной руки откусила от луковицы. Разжевала. Ее удивлению не было предела. И радости.

— Дядя! Соль!

— А то! — гордо откликнулся Милов.

Все ж таки до последнего момента его глодал крохотный червячок сомнения.

— Посмотрю я на вас до вечера! Если не окочуритесь, двое ненормальных, или в кусты не начнете по очереди носиться, тогда, быть может, поверю, — буркнул Фома неверующий черкесского разлива.

— И каков же будет ваш положительный приговор над моей судьбой? — радостно вопросил Вася. — Заслужил я свободу?

— Если ты, урус, прав, нужно лагерь наверх поднимать. Замаемся мешки вниз таскать, — ушел от ответа кузнец.

Он не мог оторвать глаз от таза с соляным налетом. Ему, мастеру и в некотором роде алхимику, было безумно интересно. Вдруг русский и вправду не соврал? Это ж какое богатство им привалило!

Счастливая Коченисса, в свою очередь, не сводила с Васи восторженных глаз. Он снова доказал, что достойный мужчина. Не шашкой махал. Не людей или коров воровал. Своими руками все добыл. Умом, знаниями и сметкой.

Милов настороженно пялился на дядю с племянницей. Что у этих родственничков на уме? Почему не ответил Исмал-ок. Ладно. Он не гордый. Можно и до вечера подождать.


Коста. Адрианополь, середина мая 1838 г.


Если подъезжать к Эдрене, как часто называли Адрианополь и первую европейскую столицу Османской империи, по царьградской дороге, то видны лишь три из четырех минаретов возвышающейся над городом мечети султана Селима Второго. Знакомая картинка. Я уже имел удовольствие ее наблюдать во время своего первого визита в город. Тогда, возбужденные недавней схваткой с разбойниками, мы не особо разглядывали окрестности. И сегодня нам было не до них. С каждым оставленным за спиной километром нарастало напряжение в нашем маленьком отряде военных в синих мундирах и красных