фесках с синей шелковой кистью.
Он состоял всего из трех человек. На мне был щегольский офицерский мундир. На Цикалиоти и Бахадуре — мешковатые солдатские. Подобное никого не удивляло. Дрянное турецкое сукно, которое шло на форму, грубая работа полковых портных и мундиры не по мерке — султан свою армию не баловал.
Три дня назад на посыльном судне из Эгейского моря примчался возбужденный Дмитрий в сопровождении невозмутимого алжирца.
— Все готовы, — радостно сообщил он мне. — Можно выдвигаться. Лодка прибудет в Адрианополь и встанет на реке, как договаривались. У моста, который ведет к развалинам старинного султанского дворца[1]. Того самого, в стенах которого был подписан мирный договор…
— Дмитрий, остановись. Не время лекций по истории. То, что ты уложился в сроки, похвально. Готов ли ты к новому испытанию?
— С тобой — хоть к черту в ад!
— Тогда будете с Бахадуром изображать мой конвой. И на ваши плечи ляжет непосредственно захват Сефер-бея. Я дам вам подробнейшие инструкции.
Мы сильно рисковали, отправившись во Фракию нелегально, не получив буюрулду. Любой патруль мог стать для нас проблемой. Но бог миловал. Хранил нас до самых ворот в зубчатой башне, через которую можно въехать в Адрианополь. Здесь удача нас оставила.
Солдат с сержантскими нашивками преградил нам путь.
— Ваши документы!
Мои спутники напряглись. Краем глаза я заметил, как побелели костяшки пальцев Цикалиоти, крепко сжавшего ствол ружья. Рука Бахадура скользнула в карман за его любимой железякой.
Припомнив давнишний совет Хаджи-Хамамджи, я не мешкая спрыгнул с лошади. С размаха влепил затрещину сержанту. Турок обиженно засопел и уступил нам дорогу. Пригодилась идея ушлого грека, местного Папы Допуло по части контрабанды.
Наш скромный отряд втянулся в узенькие улочки района Калеичи, переехав по древнему мосту речку Тунджу. Миновал, постепенно взбираясь все выше и выше, множество маленьких мечетей, фонтанов, бедные греческую и католическую церковь, синагогу, большой крытый рынок Чарши Гириши. В его окрестностях пришлось постараться, чтобы проехать. Улицы были забиты народом, толпившимся у лавок, несмотря на утренний час. Продавец надгробий соседствовал с резчиком по дереву. Столяры предлагали резные или раскрашенные сундуки и шкафы. Большой выбор лаковых шкатулок и сосудов манил зайти в глубину магазинчиков. Кондитеры расхваливали миндальную пасту — десерт из горького миндаля, которым славился Адрианополь.
Дворец Эмин-паши — скорее, приличных размеров особняк — внешним великолепием не блистал. Но внутренний дворик с садом, круглым бассейном и небольшими мраморными фонтанами поражал своей роскошью и уютом. Понятно, отчего Сефер-бей упирался рогом и отказывался отправляться в такую дыру, как Базарджик.
Меня пропустили без проблем, стоило показать бумаги с печатью генерала Селим-паши. Цикалиоти с Бахадуром остались на улице сторожить лошадей. Охранники в красных куртках на входе, не обращая на них внимание, продолжили подпирать стены. Грозно топорщили усы и держались за рукояти сабель, демонстрируя, что враг не пройдет. Мои спутники выглядели не менее серьезно. Под распахнутыми мундирами — кушаки с ятаганами и штыками от ружей. Скорчили пугающие рожи. Под стать охране важного турецкого офицера. И как так у Дмитрия получилось⁈
Особняк кишел солдатами в фесках, исполнявшими роль слуг, и турками в чалмах. Ветер перемен с Босфора, на берегах которого феска теснила чалму по приказу султана, еще не добрался до сонного Адрианополя. Возле паши отиралась куча нахлебников. К моему удивлению, черкесов я не увидел, хотя знал, что Эмин-паша — двоюродный брат Сефер-бея, а, стало быть, тоже из знатного шапсугского рода. Видимо, своих соотечественников кузены предпочитали держать подальше, дабы не нарываться на выпрашивание подарков.
Мне невольно пришла мысль в голову о том, что стоило ли городить огород с похищением? В такой толчее никакого труда не составило бы подослать наемного убийцу. Пырнул бы такой ассасин князя и сбежал, не вспотев. Тут же мне послышался ответ Фонтона: «Без шума и пыли, Коста. Политический террор — не наш метод».
Я встряхнул головой, прогоняя наваждение, и окрикнул одного из многочисленных стражников-кавасов. Он проводил меня в приемную генерал-губернатора. Потребовал бакшиш за услугу. Разглядев мою презрительную мину, униженно попросил хотя бы денег на кофе.
Мариновать меня в приемной не стали. Имя Селим-паши здесь было на слуху, и к его посланцу, отрекомендовавшемуся адъютантом генерала, следовало проявить уважение. И воздержаться от намеков на подарок за то, что откроют заветную дверь.
Эмин-паша ознакомился с письмом. Величественным жестом отправил из зала босых слуг и многочисленных писцов-секретарей в желтых и синих туфлях, наказав пригласить Сефер-бея. Он появился в зале в том же мундире турецкого полковника, в котором я увидел его в Трабзоне. На его сапогах по стамбульской моде звенели шпоры — немыслимое украшение для черкеса.
— Знаешь его? — спросил бывшего анапского князя его сановный подозрительный кузен, пренебрегая традиционной османской велиречивостью.
Князь присмотрелся ко мне.
— Грек? Дружок Спенсера и Стюарта?
— Так точно, господин полковник! — ответил я, изображая бравого капитана.
— Верный человек? — уточнил уже успокоившийся Эмин-паша.
— У англичан был на хорошем счету. Но почему прибыл от генерала Селим-паши?
— Поступил на турецкую службу, вернувшись из Черкесии, — тут же доложил я и пояснил. — Воспользовался протекцией супруги генерала.
Эимн-паша и Сефер-бей понятливо улыбнулись.
— Красавица Малика? — небрежно уточнил Сефер-бей, вертя в руках и разглядывая маленькую табакерку, украшенную бриллиантами. Наверное, подарок султана, решил я.
— Так точно!
— Она с англичанами тоже путалась, — вспомнил Сефер-бей.
— Куда не ткни — одни англичане, — сердито заметил паша.
— Они помогают, — не сговариваясь сказали мы с Сефер-беем одновременно.
Князь рассмеялся. Потом нахмурился.
— Что от меня нужно генералу?
— Официально — обсудить возможность переселения черкесских эмигрантов из Синопа в Филиппополь или в Варну.
— А неофициально? — заинтересовался Эмин-паша.
— У генерала есть выгодное предложение к князю.
— Я весь внимание! — тут же отозвался Сефер-бей, пряча табакерку.
Весь план разговора с черкесом придумал Фонтон. Он раскритиковал мою идею вручить князю предписание отправиться в Базарджик.
— Вот увидишь, ни за что не поедет, — пророчествовал он. — Нужно сыграть на его бедственном положении. Он постоянно нуждается в деньгах.
Так и решили. Единственный изъян этого плана — моя роль, как организатора похищения, будет со временем раскрыта. Но деваться некуда. И теперь настал мой выход.
— Генерал считает, что порт Варны ничем не хуже Синопа, откуда отправляются ныне контрабандисты в Черкесию. То же самое расстояние, если учесть, что они плывут не по прямой, а идут к сердцу моря. Уважаемый Селим-паша был бы не прочь снарядить в складчину несколько кораблей. И видит в вас, достопочтеннейший князь, потенциального компаньона.
— Что скажешь, брат? — взволнованно спросил Сефер-бей.
— Заманчиво, — отозвался его кузен. — Тебе бы не мешало помочь материально своей семье в Черкесии. Они бедствуют.
— Я помню, — глухо отозвался князь. Его природная подозрительность побудила его спросить. — Почему Филиппополь?
— Генерал сейчас там. А по какой причине, мне не докладывают. Я всего лишь адъютант генерала.
— Он, действительно, там, — подтвердил мои слова Эмин-паша. — Брат! Нужно съездить. Я дам вам своих жандармов-заптие.
— У меня с собой двое солдат. Чистые звери! — отозвался я.
— Лишние люди в отряде не помешают. Парочка крепких парней — то что надо для перехода через Балканы, — вальяжно ответил Эмин-паша.
— Как прикажете! — не стал я спорить. Этот момент был учтен в наших планах. То, что сопровождающих будет всего двое, существенно облегчало дело.
— Тогда не будем тянуть. Успеем до рассвета добраться до перевала, — Сефер-бей, наконец-то, сдался.
Он вернул мне подложное письмо Селим-паши. Я мысленно выдохнул. Мне крайне не хотелось оставить в Адрианополе компрометирующий Малику документ.
… Мы выехали из города, держа курс на запад вшестером. Я скакал стремя в стремя с Сефер-беем. Он ехал на прекрасном «кабардинце». Как и все черкесы, демонстрировал великолепную посадку. Жандармы-турки плелись сзади вместе с моими друзьями неспешной иноходью. Из-за них мне и Сефер-бею приходилось сдерживать своих коней. Князь недовольно морщился. Ему не терпелось пустить вскачь горячего жеребца.
Коль быстрой езды не вышло, князь был не против поболтать.
— Этот, твой алжирец, хорош! — со знанием дела сказал мне, кивнув на Бахадура. — Ну и гайдуцкая морда! Такого скорее увидишь в рядах арнаутов, чем в солдатской форме. Как дела в Черкесии? Что нового слышно? Я давно не получал свежих новостей.
— Я и сам там с зимы не бывал. Уехал после провала похода Хаджуко Мансура.
— Мансур Хаджи-оглы совсем сдал, — Сефер-бей назвал своего сторонника в Черкесии на турецкий манер. — Прислал мне письмо, в котором сетует, что люди совсем упали духом, когда поняли, что от англичан помощи не дождутся.
— Дурное дело затеяли Белл со товарищи. Уронили британскую честь, я считаю.
— А что было делать? Как сплотить людей? Мне Дауд-бей Уркварт все уши прожужжал: своими силами, своими силами… Без помощи извне, я считаю, нам русских не победить.
— Вам передавал привет Андрей Гай, — закинул я удочку в надежде, что князь клюнет.
Он не обманул моих ожиданий.
— Как он? Все рвался домой, когда его последний раз видел. Говорил, что соскучился по горам Кавказа.
— Хвастал, что в Лондоне побывал, — мне с кристальной ясностью стало понятно, что подозрения Фонтона насчет Андрея Гая только что получили бесспорное подтверждение. Было бы иначе, Сефер-бей или напрягся бы, или разразился потоком ругательств.