Раб и солдат — страница 5 из 48

— Ох, не тому человеку язык отрезали! — глядя на Ваню, сказала она под общий дружный смех.

Ваня, готовый отчитать супругу, все-таки признал, что она его блестяще подловила. Тоже рассмеялся. Обнял супругу, похвалил за остроумие.

— А почему так тихо? — воспользовавшись редкой паузой спросил сестру. — У вас все в порядке?

— Не волнуйся, брат! — успокоила меня сестра. — У нас все очень хорошо!

Ну, даже если сестра говорит, что «все очень хорошо», значит, волноваться, действительно, не о чем.

— Тогда…?

— Княгиня очень плоха, — объяснила сестра. — Очень!

— Очень⁈

— Ну, если честно, думаю, счёт идёт на дни, — вздохнула Мария. — С постели уже не встает. Бледная, как воск. Почти не ест. Хотя мы с Адонией чего только ей не предлагали и не готовили. Здесь потому такая тишина, что никто из важных гостей не приехал с визитом. Не пригласили. Не до праздников ныне в «Новом свете».

— Зайду к ней завтра.

— Попробуй. Но не удивляйся, если не примет. Она большей частью — без сознания.

— А наши дела?

— Об этом не волнуйся. Она все мне еще раз подтвердила. Нам ничего не угрожает.

— Слава Богу! А то мало ли, что её наследники удумают! А Адаша с Мишей навсегда перебрались?

— Раздумывают пока. Но я в неё вцепилась, как клещ! И Эльбида ей каждый день твердит, — сестра улыбнулась. — Не хочу её упускать. С ней в тысячу раз легче стало.

— Как у Умута дела?

— Умут! — Мария окликнула супруга.

Тот тут же подошёл к нам.

— Брат спрашивает, как у тебя дела? — с улыбкой сказала сестра.

Умут прежде поцеловал Марию в благодарность за то, что она позволила ему рассказать. Мария вспорхнула со стула, подсела к Тамаре, взяла её за ручки. Защебетали.

— Поздравляю! — прежде сказал Умут, кивнув в сторону Тамары. — Такая девушка заслуживала всех испытаний.

— Тебе ли не знать? — улыбнулся я.

— Да, да! — Умут с нежностью посмотрел на жену, потом на сына.

— Тебе спасибо, зять дорогой! Если бы не твоя помощь с Абдуллой…

— Мы семья. Мы всегда поможем друг другу. И потом, без твоей помощи, твоих советов… — тут Умут улыбнулся, хитро прищурился.

— Я так понимаю, все хорошо?

— Ты даже не представляешь — насколько!

— Ты — король? — рассмеялся я.

— Мы — короли, шурин!

—?

— Мы с Марией решили, что десять процентов — твои! — Умут бросил взгляд на Тамару. — Ваши!

— Умут!

— Только не благодари! Это — нормально. Так должно быть.

— Как же мне тебя не поблагодарить⁈

Мы обнялись.

Вот, ведь как! Только небольшой темной тучкой завис надо мной с Тамарой вопрос о нашем дальнейшем существовании, как тут же пробились первые лучики солнца. Рано говорить о безоблачном небе. Но дышать стало легче!

… Светало. Только Яниса не было среди нас. Давно отправили спать. Все остальные, хоть и с трудом, но держались. Я уже покачивался. И язык заплетался. Тамару это веселило. Что сразу добавило большое количество очков и мужских симпатий в её сторону. Логика у нас у мужчин простая и примитивная: раз не пилит, не стоит над головой, не удерживает каждый раз руку, в которой наполненная рюмка, а радуется, что ты такой пьяный и весёлый, значит — женщина и жена замечательная!

Наконец, Мария волевым решением призвала закругляться. Имела право. Ей и Адаше уже через пару часов нужно было становиться к плите и готовить сотни килограммов еды для гостей. Все встали из-за стола.

— Неужели мы так и разойдёмся⁈ — спросил, улыбаясь мой кум, Егор Георгиев.

— На посошок? — обрадовался Ваня.

— Нет! ­– Сальти охолонил водочных дел мастера. — Неужели мы разойдёмся, не увидев танцующего Косту⁈

«На, получай! — усмехнулся я про себя. — Настигла тебя заслуженная кара! Вот тебе и полная Лопе де Вега, Коста — "Учитель танцев»!

— Кум, ну какие танцы! — попыталась постоять за меня Мария. — Он на ногах еле держится!

— Коста⁈ — Сальти потребовал дать опровержение.

— Так, давайте, все вместе. Как тогда, — вяло предложил я.

— Нет, нет! — кум еле шевелил языком. — Мы должны увидеть твой танец с женой! Верно я говорю, семья?

Удар был нанесён в нужную точку. Семья горячо приветствовала иезуитское по характеру предложение Сальти.

— Так, как мы без музыки? — я цеплялся за соломинку.

— Я настучу ритм! — неожиданно проявился Миша. — Я знаю!

«Вот же чёрт!»

— Нууу… — было потянул я.

Встала Тамара. Подошла ко мне. Поправила мундир.

— Пойдём. Нельзя отказывать, когда просит семья!

Чем опять вызвала восторг.

Тамара вышла в центр круга. Замерла. Я вмиг протрезвел. Примерно понимал, что танец выдержу. Дальше ручаться уже не мог. Вполне возможно, что рухну без сил. Но это уже будет не важно. Это, во-первых. А, во-вторых, что было гораздо важнее, я вдруг понял, что ни разу не видел танцующую Тамару. Простое любопытство терзало меня сейчас. Неужто и это она делает с той же безупречностью, как и все остальное?

Подскочил к жене. Она бросила на меня короткий взгляд. Убедилась, что я в норме. Улыбнулась. Кивнула Мише. Мише задал ритм. Я по привычке, оскалился и заорал, вскинув руки. Все начали хлопать. Тамара сделал первые шаги.

Моя жена танцевала, как богиня! Уже первые её два шага, легкие, незаметные — будто вовсе и не было этих шагов, а она попросту парила над землей вопреки законам гравитации… Уже первые движения её прекрасных тонких рук, которые лебединым взмахом плавно пошли вверх, в который раз с момента нашего знакомства, заставили меня задохнуться от восторга. Тамара продолжала парить по кругу, скромно потупив глаза. Я, восхищенный, сопровождал её, прикрывая телом и руками. Она в нужные моменты делали легкие повороты, вознося руки вверх, потом опять опускала их. Плыла дальше. Иногда бросала на меня короткие взгляды. Но оставалась серьезной, скромной.

Мужчины не жалели ладоней и связок. Женщины хлопали чуть послабее и не сводили глаз с Тамары. Не удержавшись, шептались беспрерывно. Я знал, что они в эти минуты искренне признавали очевидный факт: эта грузинка, действительно, стоит тысяч Афродит, и мне, как никому, повезло с ней.

Жена прекрасно понимала, что мои ресурсы ограничены. Точно почувствовала момент, когда следует заканчивать. Коротко мне мигнула. Я кивнул в ответ. Тома сделала финальный эффектный поворот. Застыла. Я с последним криком, грохнулся у её ног на одно колено. Миша не оплошал. Понял, что финал. Перестал стучать. После паузы раздался дружный рёв! Все бросились обниматься. Все были счастливы. Праздничный вечер получил достойное эффектное и триумфальное завершение. Можно было расходиться.

Сестра подошла к нам.

— Пойдемте, я вас провожу!

— Куда? — задал я глупый вопрос.

— Брат мой, я уже неделю держу для вас домик. Никого не пускаю в него. Я ждала вас, — улыбнулась Мария.

Вот такие они настоящие женщины! Жена и сестра. Верят, надеются. Приходят каждый день на остановку. Загодя готовят дом. Терпят, переживают, прощают. И ждут.

Я и Тамара вошли в дом. Разделись догола. Обнялись, поцеловались. И по старой привычке тут же заснули, точно зная, что завтра с утра начнется наш очередной любовный марафон!

Глава 3

Вася. Аул Дзжи. Зима 1838 года.

Зима на южном склоне Кавказского хребта выдалась суровой. Снега навалило прилично. Запасы продуктов в аулах таяли. Связь между ними на время прервалась. С продажей нового раба горцу, его захватившему, пришлось погодить. Но вот беда: еды в нужном количестве на всех не хватало. Васе ежедневно доставалась лишь одна тарелка жидкого кукурузного супа или каши из проса. Сырые дрова плохо грели, давая больше дыма, чем тепла. Вася был напрочь лишен возможности двигаться. Короткая цепь, вытянутая во двор, позволяла лишь лежать или сидеть, облокотившись на стылую глиняную стену. Эта железка жалила пронзительно-обжигающим холодом.

Через неделю таких мук он заболел. Его бил кашель с густой коричневой мокротой. Обеспокоенный хозяин смилостивился. Выдал старую изодранную бурку и ослабил цепь. Теперь Милов мог садиться у очага и греть попеременно то спину, то грудь. Сразу появилась новая напасть. Если сидеть близко к огню, цепь нагревалась и жгла немилосердно шею. Появились язвы, кровоточащие ранки и пузыри от ожогов. У Васи поднялась температура. Все тело, непривычное к отсутствию душа, немилосердно чесалось и зудело. Бедный Милов снова впал в состояние прострации и полного безразличия к окружающему.

Как-то днем в лачугу заглянули Васин хозяин и местный старейшина.

— Хази, — сказал тамада и показал на Милова, — ты дурак или притворяешься? Как ты этой дохлятиной будешь свой долг закрывать? Нормальный хозяин заботится о своей собственности.

— Бедно живу, — буркнул горец. — Мне бы сбегать вниз что-нибудь украсть. Но боюсь отлучиться. Этот гяур уж больно резким оказался. Крепко дерется. Бока мне намял.

— Сейчас он и ребенка не напугает. Пришел бы в аул какой-нибудь эфенди, выклевал бы тебе весь мозг. Гяура убить — святое дело, но Коран не велит истязать любого, пусть и неверного. Так и быть: возьму его к себе на неделю. Приведу в порядок. А ты уж изволь свои дела за это время поправить.

По команде старейшины в лачугу зашли двое таких же рабов, как Вася. Грубо бритых налысо и с отупевшими глазами. Они отстегнули цепь и на руках перенесли обессилевшего Милова в кунацкую тамады. Более теплую, чем прежняя сарайка. С оконцами, прикрытыми ставнями по случаю холодов и с хорошо гревшим очагом, набитым сухими дровами. Тоже не шедевр архитектуры, но качество жизни рвануло вверх так, будто Вася во дворец попал.

Впорхнули две молоденькие девчушки, одетые чудно и не без изящества. Одна белокожая и белокурая, с голубыми глазками как у фарфоровой куколки, смешливая и озорная, двенадцати лет. Вторая — смуглая и постарше, в туго затянутом на груди и талии кожаном корсете. Они обмыли Васю. Смазали его язвы и раны коровьим маслом. Наложили повязки и с веселым щебетом убежали за едой. Притащили два низких столика. Наставили на них плошки со всякой всячиной. По сравнению с прежней кормежкой — настоящий пир. Только несоленый. И есть пришлось пальцами.