3. Положение от 14 ноября о рабочем контроле: надежды и обречённость
Двойственность тенденций, определявших лицо рабочего самоуправления и его место в системе институтов послереволюционного общества, неоднородность сил, вознесённых на гребне революции к самым вершинам власти, – всё это предопределяло противоречивый характер курса нового режима власти в области взаимоотношений с органами рабочего самоуправления. Глубокие противоречия успели проявиться уже при принятии Положения ВЦИК и СНК о рабочем контроле от 14 ноября 1917 г. – первого и наиболее важного государственного решения в области взаимоотношений нового государства с органами рабочего самоуправления. Противоречивость отношения к рабочему самоуправлению проявилась при принятии этого Положения уже в том, что другие важнейшие лозунги Октябрьской революции с требованиями земли и мира нашли своё законодательное воплощение в Декретах высшего органа нового государства – съезда Советов (что придавало им более высокий статус и авторитет) и были приняты значительно раньше115.
История появления на свет Положения о рабочем контроле достаточно непроста. В своём первом публичном выступлении после Октябрьского переворота в Петрограде Ленин провозгласил победу революции и начало социалистического строительства в качестве первостепенной задачи и ещё раз назвал учреждение подлинного рабочего контроля одной из приоритетных задач состоявшейся революции116. Планировалось, что декрет о рабочем контроле, наряду с декретами о земле и о мире, будет принят на II Всероссийском съезде Советов. На заседании руководства партии 21 октября 1917 г. было решено подготовить специальные доклады по этим вопросам117. Несколькими днями раньше ЦК РСДРП(б) даже дало специальное поручение Милютину, чтобы тот подготовил соответствующий проект декрета о рабочем контроле118, однако на самом съезде ничего подобного принято не было, что могло стать следствием обнаружившихся сложностей проблемы и возникших трений в большевистском руководстве. Эта ситуация существенно снижала статус закона о рабочем контроле по сравнению с декретами II съезда. В позиции иных партийцев в начале ноября чувствовалась явная неудовлетворённость: «Есть два декрета, о мире – для солдат и о земле для крестьян, а для рабочих нет», – негодовали они119. А вскоре после завершения съезда разгорелась одна из наиболее принципиальных и важных за всю историю большевистской партии внутрипартийная дискуссия120.
Как писал впоследствии Г. В. Цыперович, дискуссия эта велась в основном с двух полюсов: между теми, кто считал необходимым переход от «стихийного контроля к государственному», и более умеренной ленинской позицией121, предусматривавшей «только один путь преобразований снизу, чтобы рабочие сами выработали снизу новые основы экономических условий»122. По свидетельству современников, ленинские возражения Цыперовичу сводились к тому, что рабочий контроль нужно не сворачивать, а развертывать, пустить в ход силу инициативы масс123.
Началом дискуссии можно считать появление примерно 26-27 октября 1917 г. проекта Положения о рабочем контроле, написанного Лениным. Учитывая изложенную в нём позицию, а также позицию, в дальнейшем занятую Милютиным, можно полагать, что причиной, по которой декрет о рабочем контроле не был принят на II съезде Советов, были противоречия между ленинской и милютинской трактовкой вопроса. Заставляет задуматься также то обстоятельство, что официально работать над Положением о рабочем контроле было поручено именно Милютину, и тем не менее Ленину, несмотря на горячку первых дней революции, пришлось взяться за это самому. Известно также, что Милютин принадлежал к числу «мягких» большевиков. Тем самым дискуссия о рабочем контролем становилась своеобразным продолжением дооктябрьских столкновений по поводу зрелости русской революции и необходимости вооружённого восстания в столице.
При оценке ленинского проекта в основном анализируются те его пункты, которые потом были закреплены Положением от 14 ноября. Так, Д. А. Баевский выделяет параграфы проекта, в которых говорилось о немедленных выборах в органы рабочего контроля, о безусловном запрещении остановки стратегически важных производств без разрешения выборных представителей от рабочих и служащих, о безусловном предоставлении рабочим всех документов и сведений о состоянии финансов, запасов и производства на предприятиях, а также пункт, делающий «решения выборных представителей рабочих и служащих обязательными для владельцев предприятий»124. Важность этих положений Баевский видит в том, что они придавали деятельности рабочих органов государственно-обязательный характер125.
Однако из поля зрения исследователей выпадает одно требование, которое позже в ходе дискуссии исчезло из проекта, но которое при его одобрении могло сыграть важную роль в дальнейшем развитии рабочего самоуправления. Речь идёт 8-м пункте проекта, который предусматривал, что «более подробные правила будут устанавливаться местными Советами рабочих депутатов и конференциями фабрично-заводских комитетов, а равно комитетами служащих на общих собраниях их представителей»126.
На наш взгляд, в этом пункте проекта заложена суть ленинского отношения к рабочему самоуправлению после победы революции. Особенно чётко она видна при сравнении пункта проекта декрета с реально заменившими его 12 и 13 пунктами Положения от 14 ноября 1917 г., в которых предусматривалось, что не местные Советы, а «Всероссийский совет рабочего контроля вырабатывает общие планы рабочего контроля, инструкции, издаёт обязательные постановления, регулирует взаимоотношения районных советов рабочего контроля и служит высшей инстанцией для всех дел, связанных с рабочим контролем… Всероссийский совет рабочего контроля согласует деятельность органов рабочего контроля со всеми другими учреждениями, ведающими делом организации народного хозяйства»127.
Низовые советы, как мы видели, на протяжении всего 1917 г. выступали действительными центрами фабзавкомовского движения. Что же касается созданного Положением от 14 ноября 1917 г. ВСРК, то его роль в развитии рабочего самоуправления на производстве была минимальной. Согласно имеющимся данным, ВСРК собирался всего два раза. На первом заседании обсуждались ближайшие задачи органов рабочего контроля и было сформировано временное бюро Совета128. В его состав вошли Ю. Ларин, С. Лозовский, П. Н. Амосов, Савельев, Гольцман, Чудновский и Н. К. Антипов129. На втором заседании ВСРК 5 декабря 1917 г. центральным выступал вопрос о том, какие организации имеют право представительства в ВСРК, а также вопрос о его внутреннем устройстве130. Однако в целом это обсуждение не имело никакого смысла, поскольку на основании декрета об образовании Высшего совета народного хозяйства, опубликованного как раз 5 декабря 1917 г., ВСРК вошёл в состав Пленума ВСНХ131. Таким образом, результаты деятельности Всероссийского совета рабочего контроля оказались столь ничтожными, что даже не все активисты-профсоюзники знали о ней что-либо конкретное. Не случайно один из ключевых участников дискуссий тех дней Д. Рязанов позже утверждал, что ВСРК так и не смог собраться хотя бы на одно заседание, что, как мы видим, формально было не верно, но по существу передавало отношение к ВСРК как совершенно искусственному, бесполезному, бюрократическому органу132. Тем самым «доработка» ленинского проекта в этом вопросе имела очевидные негативные последствия.
Говоря о первоначальном ленинском проекте декрета о рабочем контроле, следует остановиться ещё на некоторых важных аспектах, кардинально отличающих его от принятого позже закона. Так, в § 1 ленинского проекта вводилась норма, по которой рабочий контроль устанавливался на всех предприятиях с числом рабочих от 5 человек, а в § 2 закреплялось право органов рабочего самоуправления определять свой состав самостоятельно, без консультаций с вышестоящими органами, и, кроме того, в этом параграфе предусматривалась возможность непосредственного рабочего контроля133. К сожалению, в ходе развернувшейся дискуссии эти положения были искажены либо отброшены вовсе. Для наглядности сравним параграфы ленинского проекта и окончательного варианта декрета, в которых говорится о правах самих рабочих в деле осуществления контроля. В ленинском проекте говорится: «Рабочий контроль осуществляют все рабочие и служащие предприятия либо непосредственно … либо через своих выборных представителей»134. В итоговом документе этот же пункт звучит иначе: «Рабочий контроль осуществляют все рабочие данного предприятия через свои выборные учреждения»135. Тем самым важнейшее положение о непосредственном рабочем контроле оказалось «утеряно».
В результате получилось так, что те, кто на словах превозносил рабочий контроль и рабочее самоуправление, на самом деле душили его мелочной регламентацией и пытались искусственно подчинить центральным контролирующим органам, придуманным в чиновничьих кабинетах и на практике не сумевшим наладить контроль даже в тех усечённых рамках, в каких это предусматривалось Декретом от 14 ноября 1917 г. По сути противниками самостоятельной инициативы низов предпринималась попытка, по выражению Э. Карра, весьма искусно обезвредить и упорядочить рабочий контроль, превратив его в широкомасштабное централизованное учреждение136.
Характерно, что в дискуссии не государственный орган, а сам Центральный совет ФЗК предлагал проект декрета, в котором и вопрос о рабочем контроле на предприятиях, и вопрос о законодательном закреплении прав фабзавкомов на контроль за производством нивелировались, зато предлагалось создание центрального государственного органа по экономике – Временного Высшего совета народного хозяйства137. Этот проект появился сразу же после II Всероссийского съезда Советов рабочих и Солдатских депутатов и I Всероссийской конференции фабзавкомов, и в нём сохранялся их полемический задор, что отразилось, например, в таких положениях, как следующее: «… рабочий контроль, чтобы принести все плодотворные результаты, должен быть обнимающим все капиталистические предприятия, а не случайным; организованным, а не бессильным; планомерным, а не оторванным от хозяйственной жизни страны в целом… Экономическая жизнь страны … должна быть подчинена одному плану, составленному в интересах удовлетворения личных и хозяйственных нужд широких масс народа»138.
Н. К. Крупская в своих записках о революции упоминает о проходивших в те дни в Смольном консультативных совещаниях комиссии под председательством Ленина, целью которых было согласовать возникшие между сторонами разногласия. В работе комиссии принимали участие М. Томский, А. Шляпников, В. Шмидт, Глебов-Авилов, Лозовский, Цыперович и другие. «Часть товарищей говорила о необходимости государственного контроля, – вспоминала Крупская, – который бы заменил собой стихийный рабочий контроль, который сплошь и рядом переходил в захват фабрик и заводов, шахт и рудников, другие считали, что не на всех фабриках надо вводить контроль, а только на более крупных металлообрабатывающих, на железных дорогах и пр.»139. Но Ленин в этой дискуссии занял совершено определённую позицию: инициативу низов нельзя суживать ни в коем случае. По свидетельству Крупской, комиссия согласилась с позицией Ленина, и соответствующий закон был принят140.
Примерно в тех же тонах выдержано свидетельство ещё одного очевидца событий председателя ЦС ФЗК М. Н. Животова. «Появлению декрета о рабочем контроле предшествовала его предварительная проработка ещё до Октябрьской революции в Центральном совете фабрично-заводских комитетов, – вспоминал он. – Затем, 26 или 27 октября, немедленно после переворота, было собрано совещание в Смольном институте, в 1 этаже, в маленькой комнате, почти против комнат, занимаемых Центральным Советом [ФЗК] … Я, как участник этого заседания, был поражен той революционностью построения проекта декрета, которая была в проекте Владимира Ильича, причём при чтении проекта сам Владимир Ильич некоторые пункты обосновывал, и, помнится, при чтении и при попытке обосновать один из пунктов Владимир Ильич заразительно засмеялся, ибо в этом пункте говорилось, что рабочий, выбранный в рабочий контроль и проводящим его неправильно, подвергается наказанию по суду с конфискацией имущества. И вот, когда было сказано им «с конфискацией имущества», расхохотавшись, Владимир Ильич заявил: «А я и забыл, что имущества-то у рабочих никакого нет». Таким образом, в основу декрета о рабочем контроле, безусловно, был положен чуть ли не на все 100% проект, предложенный и прочитанный Владимиром Ильичом»141.
Представляется, однако, что согласование позиций шло сложнее, чем это изображено в советских мемуарах, и было достигнуто лишь путём существенных взаимных уступок. По крайней мере при обсуждении на первом заседании СНК 27 октября 1917 г. вопроса о рабочем контроле142 рассматривались оба проекта: и ленинский, и ЦС ФЗК. И хотя за основу положения о рабочем контроле был взят проект, подготовленный Лениным, по итогам обсуждения в него были внесены принципиальные дополнения об организации всероссийского и местных советов рабочего контроля и некоторые другие связанные с этим положения143. Более того, даже в таком виде ленинский проект решено было направить на доработку в специально созданную комиссию в составе Ю. Ларина и В. Милютина144. Если наши предположения относительно причин отсрочки принятия декрета о рабочем контроле на II съезде Советов правильны, то такой состав комиссии мог свидетельствовать лишь о том, что ленинская точка зрения вообще не нашла понимания на этом первом заседании нового советского правительства. Второй проект, содержавший положения о создании центрального органа государственного управления экономикой145, также не отвергался. Оба проекта были переданы в Комиссию труда и были опубликованы для обсуждения пролетарскими организациями в государственной и партийной печати146.
Дальнейшая доработка в Комиссии труда также складывалась не просто. Не сумев выработать компромиссного с ленинским документа, В. Милютин и Ю. Ларин подготовили свой проект, существенно отличающийся от предложенного Лениным147. С первых же строк этого проекта становилось ясно, что рабочий контроль видится его авторам исключительно в качестве инструмента государственной политики, своеобразного механизма претворения в жизнь «общего хозяйственного плана, обнимающего промышленность, торговлю, транспорт и сельское хозяйство»148. Появлялись и другие проекты. Поэтому на заседании Комиссии труда совместно с представителями пролетарских организаций 5 ноября149 и в Петроградском совете профсоюзов 9 ноября 1917 г.150 обсуждалось уже не 2, а 4 проекта: ЦС ФЗК, Ю. Ларина и В. Милютина, переработанный ленинский и Временного ЦК Союза металлистов. Суть развернувшихся в эти дни обсуждений сводилась к тому, каким же должен быть контроль – государственным или рабочим151.
Наиболее жёсткой критике подвергся именно ленинский подход, дававший наибольший объём прав низовым звеньям системы советов и фабзавкомам на предприятиях152.
Лариным и Милютиным проект Ленина критиковался за чрезмерное преувеличение реальных возможностей рабочего контроля при недооценке значения центрального планирования. Один из авторов альтернативной платформы Ларин 9 ноября заявлял: «Опасность велика, ибо рабочий класс рассуждает так, что раз власть политическая в руках рабочих, то и вся экономическая власть (управление предприятиями) переходит к ним». В ленинском проекте, подчеркивал Ларин, «вводится нечто вроде «социализации земли» на фабриках и заводах, когда хозяином фабрики становится не предприниматель, а коллегия рабочих»153. Ларин предлагал своё понимание задач рабочего контроля – во-первых, это содействие снабжению предприятий, налаживание дисциплины труда и прочие широко распространённые формы деятельности фабзавкомов и контрольных комиссий; во-вторых, это невмешательство в права администрации и в организацию производства. Владельцам предприятий отводилась треть мест в регулирующих промышленность органах власти, делались другие уступки, в частности решения рабочих организаций на их предприятиях для них обязательной силы не имели154.
На позицию Ларина скорее всего влияло его видение общей экономической политики Советской республики, которое он излагал в те дни в центральной большевистской прессе. С предложениями Ларина по умеренному проведению рабочего контроля сочетались, в частности, сохранение частного капитала, сотрудничество с которым предполагалось вести путём принудительного синдицирования и образования крупных акционерных обществ, основой деятельности которых будет единоначалие, планирование, прибыль155. Вероятно также, что Ларин уже тогда обдумывал подходы к предложенной им несколько позже широкой национализации, поэтому и предлагал изначально сузить права фабзавкомов, поскольку революционной власти было бы легче бороться с «контрреволюционной» буржуазией, чем с пролетарскими организациями.
От ЦК металлистов с критикой в адрес проекта Предсовнаркома выступал А. Гольцман. «Рабочий контроль – идейный пережиток, – подчёркивал докладчик, – … нужно общее регулирование, а не контроль на отдельных предприятиях». «Никакого рабочего контроля нам теперь не нужно», – уверял он. Настаивая на государственном, а не рабочем контроле, Гольцман, однако, понимал утопичность подобных планов, поэтому предлагал ограничиться пока системой государственных мер, нацеленных на спасение промышленности Московского и Петроградского районов156.
Позиция Гольцмана была поддержана другим представителем ЦК металлистов А. К. Гастевым, ставшим впоследствии одним из вдохновителей упомянутой выше «платформы рабочего индустриализма», а также представлявшим ВЦСПС С. А. Лозовским.
Лозовский, в частности, требовал подчинить рабочий контроль регулирующим органам, созданным некоторое время назад Временным правительством, таким, как Заводское совещание и Экономический совет. Гастев также предложил опираться на хорошо зарекомендовавший себя институт Особых совещаний. По мнению Гастева, рабочий контроль мог превратиться в контроль «в своей хате». «Рабочая масса даёт порой образцы отсталой психологии, заботясь о снабжении только своих заводов и не видя дальше «своей колокольни», – заявил он. – … Надо приостановить издание этого декрета, чтобы не внести смуты в рабочую среду»157.
С похожими взглядами на совещании выступали и меньшевики. Как писал позже журнал московских рабочих-металлистов, они обвиняли большевиков в попытках ввести в крестьянской России социализм, уничтожить наёмный труд и санкционировать захват рабочими предприятий158. Так, с резкой критикой декрета выступил видный меньшевик, представитель профсоюза печатников М. С. Каммермахер (Кефали). «Декрет о рабочем контроле издаётся с демагогической целью: «кинуть кость», показать, что [что-то] делается, и в случае неосуществления свалить вину на контрреволюцию, мешавшую проведению декрета», – обрисовал он своё понимание планов большевистского руководства159.
Однако на этот раз ленинский проект получил существенную поддержку. В его защиту выступили руководители ЦС фабрично-заводских комитетов Петрограда Н. А. Скрыпник, Н. К. Антипов. Н. И. Дербышев160. Получили одобрение радикальные подходы к рабочему контролю и на местах. Жёсткую резолюцию принимает, например, 11 ноября 1917 г. экономический отдел Моссовета. В ней по итогам обсуждения проекта Положения о рабочем контроле признавалось необходимым, не дожидаясь выработки общегосударственного плана борьбы с разрухой, оказывать всемерное содействие московскому пролетариату в «деле развития его рабочей самодеятельности путём передачи всего административно-произодствен-ного аппарата в руки фабрично-заводских комитетов»161. Позиция местных органов рабочего представительства тем самым способствовала ускорению работы над проектом декрета, а заодно помогала максималистам добиваться уступок от «мягких» большевиков.
Заключительное обсуждение будущего закона о рабочем контроле состоялось на заседании ВЦИК 14 ноября. К тому времени, после названных выше правок, бывший ленинский проект, который теперь по сути представлял компромиссный проект фабзавкомов и Совнаркома, получил значительную опору в партийных верхах. Даже один из самых последовательных критиков рабочего контроля Лозовский согласился проголосовать за проект, если в создаваемые декретом учреждения войдут и профсоюзы, «чтобы поставить дело контроля так, как это соответствует интересам рабочего класса», то есть будут бороться за его централизацию162. Перешёл, после произведенных согласований, на точку зрения объединённого проекта и Милютин, выступавший теперь основным докладчиком по проекту. В своём докладе Милютин предлагал опереться на уже готовые формы контроля с тем, чтобы объединить их «в один стройный общегосударственный аппарат». Он пояснял, что «жизнь обогнала нас», поэтому необходим манёвр, уступка рабочим, с тем чтобы подойти к заветной цели централизованного социалистического производства с этой стороны163. Таким образом, на заседании ВЦИК спор шёл уже не о том, развивать ли рабочее самоуправление или нет, а о том, использовать его потенциал, пока невозможно наладить государственную плановую экономику, или этого лучше не делать, чтобы не разбудить в рабочих анархо-синдикалистские тенденции.
Доработанное Положение о рабочем контроле по результатам обсуждения было проголосовано и принято ВЦИК на том же заседании 24 голосами, против 10, и на следующий же день было обнародовано в печати.
4. Закон принят, борьба продолжается…
Бурные дискуссии и сшибка крайних позиций для декрета о рабочем контроле не прошли даром. По определению Ленина, он появился на свет в «беспомощном» и «случайном»164 виде. Было совершенно очевидно, что век его долгим не будет165. Причина его нежизненности коренилась прежде в том, что принятый документ носил на себе сильный отпечаток сопутствующих его появлению споров. Он напоминал лоскутное одеяло, сшитое из обрывков различных противоборствующих в дискуссии платформ. От ленинского проекта из принципиально важных осталось только два положения – это распространение рабочего контроля на все предприятия, а не только на крупные, и обязательность решений органов рабочего контроля для владельцев. Все остальные положения, составляющие суть ленинского подхода к рабочему самоуправлению, такие, как ведущая роль местных Советов в его координации и возможность непосредственного осуществления рабочими контроля над деятельностью предприятий, минуя организации контроля, как уже было отмечено, либо совсем исчезли, либо были искажены сделанными поправками166.
Но не добились своего и сторонники жесткого государственного руководства над рабочими организациям. По мнению одного из них В. Ф. Плетнёва, по сравнению с декретами о земле и о мире, Положение о рабочем контроле было шагом назад. Сравнивая законы о земле и о рабочем контроле, он писал о первом как о мероприятии революции социалистической, тогда как «декрет о рабочем контроле, по его словам, – революция буржуазная». «С одной стороны, – пояснял он парадоксальное даже для того времени утверждение, – экспроприация экспроприаторов, упразднение частной собственности на землю и средства производства, с другой -сохранение принципа частной собственности – и лишь благая попытка причесать «в интересах регулирования» растрёпаннейший из всех способ производства». На основании этого он приходил к заключению о «полусоциализме» Октябрьской революции167.
В окончательном своём виде Положение от 14 ноября прежде всего не давало ответ на вопрос о характере движения за рабочий контроль: понимать ли его в плане развития самоуправления рабочих или только в плане атаки на буржуазные порядки? Если рабочий контроль означал централизованное управление экономикой съездом Советов и его исполнительными органами, то тогда рабочий контроль был не более, чем синонимом национализации и контроля при «рабоче-крестьянском правительстве». Если же рабочий контроль означал самостоятельность фабзавкомов в решении хозяйственных задач на своём предприятии, то это было уже совершенно иное. Так понимаемый рабочий контроль при определённых условиях мог вступить в конфликт не только с предполагаемым государственным планированием, но и с любой вообще практикой государственного регулирования экономики168. Управленцы-практики расходились и в том, следует ли начинать рабочий контроль снизу, путём развития инициативы самих пролетарских масс, или сверху, через вновь создаваемые государственные органы. Существенные разногласия были в понимании организационных функций рабочего контроля: то ли они должны осуществляться рабочими объединениями через их участие в соответствующих регулирующих госучреждениях, то ли рабочие сами должны были оказаться непосредственными организаторами производства169.
В этой связи уместно остановиться на распространённом в литературе мнении, согласно которому Положение от 14 ноября давало довольно стройную систему органов рабочего контроля, в центре которой стояли Советы, которым подчинялись высший и местные контрольные органы. На самом деле эта идиллия была очень далека от действительности. Согласно положению о рабочем контроле, регулированием экономики должны были заниматься и фабзавкомы, и вновь создаваемые контрольные комиссии, и профсоюзы, и Советы170, а если учесть Декрет ВЦИК и СНК об учреждении Высшего совета народного хозяйства от 2 декабря 1917 г., то сюда же добавлялись ещё и местные совнархозы, местные отделы труда и т.п.171. Как результат – дублирование, многоначалие и прочие пороки худших из бюрократических структур.
Почему же стороны столь сложно шли на компромисс? Только ли в приверженности своим убеждениям было дело? Последние исследования показывают, что дискуссия по основным принципам законопроекта о рабочем контроле имела ещё одну грань, и связана она с борьбой за власть. Как уже было оговорено, основным оппонентом ленинского подхода в начале дискуссии был Милютин -одна из ключевых фигур правого крыла большевистской партии. На протяжении 1917 г. правые неоднократно подвергали критике предложения Ленина, начиная с его апрельских тезисов и заканчивая курсом на вооружённое восстание. В литературе о послеоктябрьском периоде много говорится о деятельности левых, а вот о правых – почти ничего. Создаётся впечатление, что после ухода со своих руководящих постов, в знак несогласия с позицией большинства ЦК партии на переговорах с Викжелем, правые как течение, как группировка исчезают…
Что это совсем не так, видно из всего хода дискуссии о рабочем контроле и рабочем самоуправлении. Понятно, что для партии, на знамёнах которой были начертаны лозунги пролетарской революции, этот вопрос не был праздным. Наоборот, в какой-то мере он был базисным, определял подходы к многим другим вопросам. В частности, к вопросу о революционной власти. Полемика о рабочем контроле показывает, что правый большевизм после ухода правых из ЦК, Совнаркома и руководства ВЦИК не только не исчезает, но пытается «взять реванш», навязав свои подходы к организации власти. Подтверждением этому служит, что сразу же вслед за принятием положения о рабочем контроле не менее жаркие столкновения произошли в ходе принятия декрета о Высшем совете народного хозяйства. Две эти дискуссии могут и должны рассматриваться как нечто единое не только в силу взаимосвязанности обсуждавшихся проблем, но хотя бы уже потому, что декрет о ВСНХ в какой-то мере можно считать одним из проектов организации рабочего контроля. В его основу легла платформа ЦС ФЗК в период обсуждения Положения о рабочем контроле.
Сюжеты, связанные с подготовкой и проведением декрета о ВСНХ, проанализированы А. Л. Филоненко. Хотя в его работе нет широких политических обобщений, неизбежных в случае анализа хода дискуссии о рабочем контроле в первые месяцы существования Советской власти в целом, но позиции сторон, прозвучавшие при конструировании высшего экономического органа Советской Республики, показаны историком блестяще. Он совершенно верно подметил тот далеко не случайный факт, что в руководстве ВСНХ в короткий срок концентрируется целая плеяда партийных деятелей, которых вполне можно считать наиболее яркими фигурами правого большевизма: Милютин, Ларин, А. М. Рыков, В. П. Ногин и др. Филоненко полагает, что они пытались через Высовнархоз реализовать свои представления об управлении страной. Основное положение их плана, по мнению исследователя, строилось на убеждении, что в Советской Республике экономика должна преобладать над политикой. Отсюда следовал вывод, что ВСНХ должен стать центральным органом власти, органом экономической диктатуры пролетариата, тогда как СНК должен оставаться органом только политической диктатуры. И тот и другой орган должны были формироваться независимо друг от друга парламентом, роль которого выполнял ВЦИК и у руля которого в первые после II съезда Советов дни стоял Каменев. Как показывает Филоненко, хотя Ленину и тут удалось отбить атаку и создать ВСНХ при Совнаркоме, борьба за привилегированное положение ВСНХ среди прочих советских ведомств, попытки подчинить именно ему все экономические наркоматы растянулась на долгие месяцы, что не могло быть простой случайностью172.
Понимание, что за столкновением мнений по рабочему вопросу после Октября 1917 г. стояли отнюдь не только теоретические разногласия, способно существенно прояснить их упорный и бескомпромиссный характер. Вместе с тем, борьба за власть, за собственность, за привилегии никогда не ограничивается только верхами. Неопределённость по одному из наиболее принципиальных для нового режима вопросов способствовала расширению фронта дискуссий, переходу их в новое состояние. И если первоначально своё видение послереволюционного устройства высказывали преимущественно верхи партии, то со временем дискуссия распространялась на широкие партийные массы, точнее, на среднее звено партийного и нового хозяйственного аппарата. Фактически не затихая, она продолжалась всю зиму 1917-1918 гг. В ходе неё свою позицию обозначили отраслевые и региональные рабочие организации, советские и хозяйственные органы и партийные организации губернского и уездного уровней. Одна сторона в этой дискуссии придерживалась мнения, что контроль, как политика государственная, должен осуществляться Советами, другая склонялось к тому, что органы рабочего самоуправления сами должны осуществлять контроль через свои общероссийские центры независимо от Советов, тем более что ещё на Всероссийской конференции фабзавкомов рабочие комитеты были торжественно провозглашены «естественными органами рабочего контроля внутри предприятий»173.
Тон дискуссии задавали металлисты. Уже 16 ноября 1917 г. обсуждение этого вопроса провёл Московский областной комитет рабочих-металлистов, на котором его руководители Б. Козелев, Косиор и Козин добивались передачи в ведение профсоюзов экономических отделов при местных Советах. Представитель же центра М. Томский, не возражая в принципе, чтобы рабочий контроль исходил от самих рабочих организаций, категорически возражал против того, чтобы профсоюзы брали на себя ответственность за управление производством, чтобы не оказаться в положении рабочего и одновременно хозяина174. Затем тот же вопрос поднимался 23 ноября 1917 г. на Первой конференции фабзавкомов металлообрабатывающей промышленности175 и 1 декабря 1917 г. на заседании Центрального бюро профессиональных союзов Москвы176.
Ситуация накалялась. Трения попытались сгладить на совместном заседании представителей отделов труда райсоветов, Московского совета профсоюзов, экономического отдела Моссовета и Комиссариата труда, состоявшемся 4 декабря 1917 г. На этот раз было принято, как казалось, компромиссное решение. Планировалось создать в Москве представительной орган рабочего контроля, в который бы вошли 12 представителей от крупных профсоюзов и 6 представителей от Моссовета. Но и это решение удовлетворило профсоюз металлистов не до конца. Уже на следующий день его руководство пошло на создание своего собственного экономического совета по организации рабочего контроля в своей отрасли177.
Идущие с мест предложения и требования аккумулировались в ЦК союза металлистов. Из сохранившихся в его архиве материалов видно, насколько вопрос о самостоятельной роли рабочего класса живо интересовал низовые организации союза, причём не только в Москве, но и в других регионах России, в частности на Урале, где он также выступал значимой общественной силой178. Близкие проблемы волновали руководителей региональных отделений и другого мощного профсоюза – текстильщиков. Так, с позиций, аналогичных позиции металлистов, при принятии решений о структуре органов рабочего контроля выступил в те дни и профсоюз текстильщиков Иваново-Вознесенска, принявший специальную инструкцию о центральной комиссии рабочего контроля, в которую должны были входить представители от низовых контрольных комиссий, местных советов и профсоюзов179.
Разногласия относительно того, кому должно принадлежать руководство рабочим контролем, имели под собой вполне определённую подоплёку. Они свидетельствовал, во-первых, о стремлении рабочего самоуправления стать самостоятельным, если не центральным, звеном нового строя и, во-вторых, показывал зарождение соперничества между Советами, как государственными органами, и рабочим самоуправлением180. В условиях, когда старая система управления оказалась дезорганизована, а сложившиеся производственные связи нарушены, фабзавкомы стали главной силой, сдерживавшей тяжёлый кризис. Но большевики не готовы были согласиться с этим, поскольку объективно эффективность идущих снизу координирующих связей была в общегосударственных масштабах не так уж и действенна, а положительный результат хотелось иметь немедленно. Всё это в дальнейшем не могло не вести к пересмотру ключевых положений Закона о рабочем контроле от 14 ноября 1917 г. вовсе не в пользу самостоятельности рабочих организаций.
И здесь становится очевидным ещё одно противоречие, заложенное Положением о рабочим контроле, 14 ноября 1917 г. Согласно декрету, оставаясь и по составу, и по задачам деятельности, и по способу образования организациями общественными, органы рабочего самоуправления наделялись государственными функциями. По словам Ленина, «на днях рабочие получили закон о контроле над производством. Согласно этому закону, фабрично-заводские комитеты составляют государственные учреждения»181. В то же время, как мы видели выше, органы рабочего самоуправления эволюционировали в сторону хозяйственных органов, поэтому наделение их государственно-административными функциями было шагом непродуманным, направляющим деятельность органов рабочего самоуправления в совершенно не свойственное им прежде русло. В этом смысле следует признать, что хотя Ленин никогда и не скрывал, что все декреты Советской власти носят не юридический, а сугубо пропагандистский характер, но даже с этой точки зрения Положение ВЦИК и СНК от 14 ноября было одним из самых противоречивых документов эпохи, и практически сразу же начинается процесс его ревизии182.
В какую же сторону могли идти эти изменения? Казалось бы, сам закон о рабочем контроле однозначно давал ответ на этот вопрос. В нём, в частности, в заключительном 14 параграфе говорилось, «что все законы и циркуляры, стесняющие деятельность фабричных, заводских и других комитетов и советов рабочих и служащих, отменяются»183. Следовательно, это подразумевало, что все последующие узаконения пролетарской революции не должны стеснять деятельность фабзавкомов, а наоборот – будут расширять их права и возможности. Именно в таком духе и была выдержана хорошо известная по литературе инструкция Центрального совета фабзавкомов. Её авторы полагали, что «рабочий контроль над промышленностью… надо понимать не в узком смысле простой ревизии, а напротив, в широком смысле вмешательства» во все производственные процессы184.
Но инструкция ЦС ФЗК была скорее исключением, чем правилом185. Реально в становлении правительственного курса в сфере рабочего вопроса значительную роль сыграл не§ 14, а§8и§9 декрета о рабочем контроле. Первым из них предусматривалось, что решения низовых органов самоуправления всегда могут быть отменены «постановлением высших органов рабочего контроля». Согласно же другому, не только владельцы, но и «представители рабочих и служащих, выбранные для осуществления рабочего контроля», объявлялись «ответственными перед государством за строжайший порядок, дисциплину и охрану имущества» – то есть не перед рабочими, выбиравшими их, а перед назначенными сверху чиновниками186. Эти положения открывали широкий простор для ревизии первоначальной концепции декрета перед теми, кто считал самостоятельность рабочих организаций пройденным этапов в развитии революции187. Ярчайшим примером этой тенденции может служить не менее широко известная инструкция Всероссийского совета рабочего контроля, трактовавшая рабочий контроль как сугубо пассивный, надзирательный и запрещавшая фабзавкомам вмешиваться в деятельность заводоуправлений188.
Этот подготовленный ВСРК проект выглядел столь вызывающим, что, например, советский историк В. А. Виноградов приписывает её авторство эсерам и меньшевикам, что совершенно несправедливо. Более того, авторство инструкции не вполне правомерно приписывать даже самому ВСРК, поскольку её проект был подготовлен не самим этим органом, а специально для этого выделенной комиссией189. Вопрос о её создании обсуждался на I заседании ВСРК. Выступавший в ходе прений Лозовский подчеркнул, что на местах рабочие не знают, что и как контролировать и что дело контроля – это прерогатива централизованной государственной политики. «В инструкции необходимо сказать, – развивал он своё понимания вопроса, – что рабочий контроль – это не значит переход предприятия в руки рабочих этого предприятия, ибо сепаратные действия только ухудшат и запутают положение дела». С аналогичными претензиями к фабзавкомам выступил и Ю. Ларин. Попытки председателя ЦС ФЗК М.Н. Животова перевести ход дискуссии в более конструктивное русло не увенчались успехом.
Как отмечается в газетном отчёте о заседании, «выступавшие … товарищи присоединились к точке зрения тов. Ларина, указывая на недопустимость существования «фабрично-заводского патриотизма» и на совершенно неотложную необходимость объединённой работы»190. По итогам состоявшегося обмена мнениями в состав редакционной комиссии были делегированы представители от ВЦИК, ВЦСПС, ЦС ФЗК, экономического отдела Моссовета и Союза металлистов. В комиссии преобладали сторонники ларинской линии191, тем самым работа над инструкцией оказалась всецело в под его влиянием, и когда документ был готов, Ларин настоял на том, чтобы его текст опубликовали без предварительных прений под предлогом необходимости предоставить возможность высказаться по сути изложенных в нём вопросов не только членам ВСРК, но и местным организациям, а также чтобы «отчуждение её (так в тексте! – Д. Ч.) не затянулось слишком долго»192.
Куда спешил Ларин – понятно. По сути его инструкция отбрасывала фабзавкомы к временам закона Временного правительства от 23 апреля 1917 г., по которому они сводились к сугубо формальным организациям. Поэтому в рабочих массах ничего, кроме именно отчуждения, она вызвать была не способна, и её обсуждение грозило вылиться в серьёзную битву. И действительно, на VI конференции фабзавкомов Петрограда, проходившей в конце января 1918 г., в адрес ларинской инструкции прозвучала лавина яростной критики193. Особенно подробно остановился на инструкции Высшего совета рабочего контроля А. М. Кактынь в своём докладе по вопросу о формах рабочего контроля и путях реализации Положения от 14 ноября 1917 г. Переходя от вступительной части своего доклада к анализу предложений Ларина, он сразу же, без каких-либо дипломатических ухищрений, назвал их «некоторыми извращениями», «которые нам стараются навязать наши товарищи справа». Особое негодование у докладчика вызвало стремление Ларина все распорядительные и финансовые права на предприятиях оставить в руках капиталистов, а верховные контрольные функции передать центральным государственным органам: «Мы получим не что иное, – разъяснил свою позицию Кактынь, – как простой бюрократический рабочий контроль, такой же самый рабочий контроль, какой имеется в Германии, в Англии, в Америке и целом ряде других стран, более развитых капиталистически, где капитализм проходит через высшую ступень – империализм… Но этот контроль совсем не то».
Критикуя предложенную Лариным схему, с трибуны конференции Кактынь заявлял о глубокой разнице между буржуазным, бюрократическим контролем, который, опираясь на пример Германии, навязывал русскому рабочему движению Ларин, и контролем демократическим, пролетарским. Если пролетарский контроль действовал «в целях удовлетворения интересов самых широких масс населения, всего трудового народа, то предлагавшийся Лариным контроль неизбежно должен был скатиться к защите узкого слоя олигархов: «Контроль… бюрократический, буржуазный вводится специальным аппаратом, бюрократией, особой чиновничьей средой, которая для этого дела назначается сверху и которая делает всё в интересах той клики, которая стоит у государственного руля», – настаивал докладчик. Завершая обзор ларинского документа, он выносил ему не подлежащий обжалованию «смертный приговор»: «В нём не хватает самого главного, – подчеркивал Кактынь, – не хватает доверия к … рабочему классу. Во всём сквозит недоверие, нежелание с ним считаться, как с взрослым, возмужалым, сознательным классом, и желание трактовать его как анархические массы, дикие в своих выступлениях, которые не способны тонко вещи производить в жизнь и только в состоянии разрушать всё, до чего дотронутся»194.
Родственную позицию с докладчиком занял один из руководителей ЦС ФЗК М. Н. Животов. По сообщению прессы, касаясь ларинской инструкции, он сообщил, что все его товарищи были буквально возмущены «тем недоверием к рабочему классу, которое вложено в основание инструкции». По словам корреспондента горьковской «Новой жизни», оратор призвал рабочий класс выразить недоверие самому Ларину195. Не отставали от официальных лиц и рядовые участники конференции. Анархист И. С. Блейхман отметил её пагубность и враждебность рабочим, поскольку «всякая форма организации, которая идёт не снизу вверх, а сверху вниз… не в интересах рабочего класс», а представитель рабочего комитета Ижорского завода Л. Зимин настаивал, что если разбираться с предложениями Ларина, то сразу становится ясно, что они ничего общего с рабочим контролем не имеют и на них «нужно смотреть не как на контроль», понимая под этим губительность для рабочего контроля выдвинутой ВСРК инструкции. В обоснование своей враждебности к ларинским построениям делегаты конференции ссылались не только на высокие политические идеалы: необходимость эмансипации пролетариата, развития революции и т.п. В их речах звучали и вполне жизненные, реалистические соображения. Так, И. П. Жук, делегат от заводского комитета Шлиссельбургского Порохового завода, откровенно признавался: «Правда, что политическая власть находится в руках рабочих, теперь диктатура пролетариата, а всё-таки карман карманом». В этой фразе в концентрированном виде отразилась одна из основных причин, по которой во многих трудовых коллективах при позитивном отношении к рабочему контролю, к государственному контролю, в какой бы форме он ни предлагался, относились настороженно и даже озлобленно: всеохватывающий процесс передела собственности, собственный житейский опыт, приучивший рабочих заботиться о себе самостоятельно и не ждать милости начальства, заставляли их предпочесть синицу скромного достатка в руках журавлю всеобщего планового социалистического хозяйства в небе196. Даже рабочие национализированных предприятий, получив от государства какие-то выгоды и поддержку, стремились сохранить как можно больше прав для своих организаций, сохранить рабочих контроль хоть в каком-нибудь виде.
Однако позиция низовых рабочих организаций к этому времени уже мало что значила. В советской историографии подготовленный Центральным советом рабочего контроля проект инструкции о статусе и полномочиях фабзавкомов на производстве подвергался справедливой критике. Вместе с тем советская историография стремилась приукрасить складывавшуюся в действительности картину, не переставая утверждать, будто бы ларинская инициатива никоем образом не отражала сущности политики Советского государства в отношении независимых пролетарских организаций. На самом же деле всё обстояло как раз наоборот. Доказательством чему служит факт принятия документов аналогичного содержания и другими органами, регулирующими деятельность органов рабочего контроля197.
Так, если в резолюции экономического отдела Моссовета за 11 ноября 1917 г. по итогам обсуждения тогда ещё проекта Положения о рабочем контроле признавалось необходимым, не дожидаясь выработки общегосударственного плана борьбы с разрухой, оказывать всемерное содействие московскому пролетариату в «деле развития его рабочей самодеятельности путём передачи всего административно-производственного аппарата в руки фабрично-заводских комитетов», то уже 17 ноября 1917 г. экономический отдел Моссовета меняет свою позицию. Теперь на организованном им совещании прежнюю резолюцию поддержал в основном лишь большевик А. Шлихтер, тогда как большинство собравшихся поддержало меньшевика С. Вейцмана, предлагавшего «узаконение» рабочего контроля «отложить»198. А 25 ноября 1917 г. экономический отдел принимает инструкцию, мало отличимую от инструкции ВСРК. В ней откровенно провозглашалось, что задачей рабочего контроля «отнюдь не является передача предприятия в ведение и управление рабочих данного предприятия»199. Задачами же контрольных органов на предприятиях назывались надзор и учёт200. Показательно, что Общество заводчиков и фабрикантов Шуйского промышленного района не только поддержало это решение, но и постановило «обратиться в Совет рабочего контроля Центрального промышленного района с просьбой распространить на Ивановский край действие Московской инструкции по рабочему контролю»201.
На уже упоминавшейся I Московской городской конференции фабзавкомов металлообрабатывающей промышленности, организованной по инициативе профсоюза металлистов и собравшей 125 делегатов от 116 заводов, была принята резолюция, где так и говорилось, что «осуществление распорядительной власти в предприятиях принадлежит заводоуправлению», фабзавкомы же, и даже профсоюзы, никакой реальной власти не получали202. Не было в ней и положений об обязательности решений контрольных комиссий для предпринимателей, о всех же их злоупотреблениях полагалось сообщать наверх для принятия решений, «не принимая самим никаких репрессивных мер»203. 1 1 января 1918 г. резолюцию, согласно которой органы рабочего самоуправления «на фабриках не имеют права вмешиваться в хозяйственные дела предприятия»204, принимает Московский совет рабочего контроля. По срокам это совпадало с обсуждением тех же проблем в Петрограде, но уже на всероссийском уровне – на I Всероссийском съезде профессиональных союзов.
5. На подступах к политике огосударствления
Первый Всероссийский съезд профессиональных союзов проходил с 7 по 14 января 1918 г. в Петрограде205. Он становится существенной вехой на пути подчинения самостоятельных рабочих организаций и ревизии декрета о рабочем контроле. На съезде впервые был провозглашён новый курс в области решения рабочего вопроса, ставший известным как курс на огосударствление рабочих организаций. По существу, на нём в центре обсуждения оказывался вопрос о наведении в промышленности централизованного порядка и ликвидации революционной вольницы рабочих организаций. То есть именно тот вопрос, о который споткнулось Министерство труда Временного правительства. На профсоюзном съезде он решался двояко: с одной стороны, ставилась задача подчинить профсоюзной бюрократии «независимые ни от кого» фабзавкомы206, с другой стороны, сами профсоюзы намечалось подчинить хозяйственной деятельности государства.
Съезд работников профсоюзов открылся в сложной политической обстановке. Стало известно, что депутатов Учредительного собрания разогнали, и делегаты съезда находились под впечатлением этих событий207. По мнению А. Ф. Киселёва, глубоко и всесторонне разбирающего эти события, фактор эмоциональной, накалённой до предела обстановки, в которой проходил съезд, не способствовал поискам компромисса, и оппоненты не слушали друг друга, а выходили на трибуну дать бой политическим противникам, что наложило отпечаток и на результаты съезда. Вместе с тем вопросы, которые должны были обсудить делегаты: о характере революции, о взаимоотношении профсоюзов и фабзавкомов, наконец, о политике «огосударствления» рабочих организаций, -требовали к себе пристального внимания208.
Решения съезда во многом были предопределены выступлением на нём Г.Е. Зиновьева, объявившего эсеро-меньшевистское требование независимости рабочих организаций от Советской власти неверным и призвавшего к скорейшему включению профсоюзов в работу государственных органов. Большевиков в этом вопросе поддержали левые эсеры и некоторые другие более мелкие левые группы. Но хотя настрой левого крыла профсъезда на огосударствление рабочих организаций был преобладающим, некоторые делегаты отстаивали точку зрения о недопустимости этого шага. Так с прежней уверенностью отстаивал свою точку зрения о необходимости независимости профсоюзов А. Лозовский, предупреждая о возможности при других решениях их бюрократизации. С последовательно демократических позиций выступили присутствовавшие на съезде анархисты М. Шатов и Максимов. Так, Шатов полагал, что в будущем Советы уступят место «безвластной власти» фабзавкомов, а Максимов предупреждал, что огосударствление потенциально таит в себе немалую угрозу рабочим организациям, так как любая власть, в том числе рабоче-крестьянская, будет стремиться подчинить себе общественные структуры, и на первый план выдвинуться партийные интересы, которые не всегда будут совпадать с интересами пролетариата209.
Но эти предупреждения не переломили настрой большинства.
Более того, тот же Лозовский только что отстаивавший свободу и независимость рабочих организаций в отношении профсоюзов, обрушился с острой критикой на фабзавкомы. Он ссылался на пример фабрики «Треугольник», рабочие которой, так же как и администрация этого предприятия, из-за экономических соображений противились отмене на их заводе ночного труда для женщин. «Я должен сказать, – обращался Лозовский к присутствующим, – что такая автономия для фабрично-заводского комитета, который добивается сохранения ночного женского труда… является совершенно излишней». Таким образом, в аргументации Лозовского отчетливо прозвучала новая интонация – если раньше в основном ссылались, что вмешательство рабочих мешает предпринимателям налаживать производство, или что фабзавкомы исходят только из интересов рабочих своего предприятия, то теперь фабзавкомы обвинялись и в том, что они помогают налаживать производство капиталистам, и тем самым вредят пролетарскому государству210. В подтверждение своих слов Лозовский ссылался на мнение одного из небольших левобольшевистских журналов «Эра», в одной из публикаций которого так и говорилось, что «между отдельными рабочими и предпринимателями могут произойти соглашения в ущерб другим рабочим», в частности «соглашения для поднятия цен на продукты», так как это может «отозваться на карманах потребителей, которыми в большинстве своём являются рабочие»211. Ответивший Лозовскому от ФЗК Белоусов подчеркнул, что от Лозовского ждали не общих слов, а предложений по существу, фабзавкомы же выполнили работу по первичному поддержанию промышленности России в самый тяжёлый для неё период, ошибки же бывают всегда, когда начинаешь новое дело212.
Несколько на более традиционных позициях в критике рабочего контроля выступал Череванин, известный и прежде своей склонностью к абсолютизации централизованного регулирования. Он высказался в том смысле, что рабочий контроль начинает приобретать «зловредные функции» в случае его перерастания в социалистическую форму отношений. Такую свою позицию он объяснял тем, что Россия своими силами, сама, без помощи Запада никогда не сможет восстановить свою промышленность. «И вы думаете, – спрашивал он с трибуны съезда, – что по плечу рабочему классу такая задача?» – имея в виду построение социализма в разорённой, отсталой России, и сам себе отвечал: «…достаточно поставить этот вопрос, чтобы рассмеяться всякому марксисту при утвердительном ответе на него»213.
Таким образом, даже те делегаты, кто ещё отстаивал самостоятельность профсоюзов, не понимали необходимости такой же независимости и для фабзавкомов.
Ход 1-го профсоюзного съезда и его решения позволили некоторым исследователям даже утверждать, что на нём судьба рабочего движения в России была практически предрешена. В частности, Р. Пайпс делает вывод о том, что на этом съезде возобладал типичный для России процесс огосударствления214.
Трудно не заметить преувеличенность этой оценки. Причиной огосударствления были вовсе не традиции русской истории, как уверяет Пайпс. Наоборот, именно жившие в народе традиции трудовой демократии, помноженные на специфику революционного лихолетья, служили какое-то время противовесом господствующим во всем цивилизованном мире явлениям усиления роли государства. Далеко не закончена на I профсъезде была и борьба за самостоятельность рабочих организаций. Однако нельзя не признать, что решения съезда действительно наносили по рабочему самоуправлению серьёзный удар.
В частности, ключевая резолюция съезда «О рабочем контроле», принятая по докладу Лозовского, сводила его к своеобразному «проводнику общехозяйственного плана», который вырабатывался где-то наверху абстрактными и безымянными «регулирующими органами», под которыми теперь можно было понимать всё, что угодно. Принятое решение без обиняков провозглашалось «одним из великих завоеваний пролетариата в его борьбе за окончательное освобождение». Далее в резолюции говорилось, что пролетариату «необходимо самым решительным образом отказаться от всякой мысли распыления рабочего контроля путём предоставления рабочим отдельного предприятия права принимать окончательное решение но вопросам, затрагивающим само существование предприятия». В качестве задачи органам рабочего самоуправления вменялась в обязанность «подготовка отдельных отраслей к огосударствлению» – не больше, не меньше215.