Или: раз… два… три… четыре. Звонок. И так далее. Это четырехдольный счет, — объяснял с увлечением Иван Платонович.
После этого он пустил в ход первый из принесенных малых метрономов и заставил его стучать вдвое скорее, чем большой аппарат. Пока этот отбивал один удар, вновь пущенный успевал сделать целых два.
Второй из малых метрономов был пущен в четыре, а третий — в восемь раз скорее, чем большой аппарат. Они стучали по четыре и по восьми ударов, пока главный успевал сделать лишь один.
— Жаль, нет четвертого и пятого маленьких аппаратов! Я бы их установил на шестнадцатые и тридцать вторые! Штука-то какая! — печалился Иван Платонович.
Но скоро он утешился, так как Аркадий Николаевич вернулся и стал вместе с Шустовым выстукивать по столу ключами недостававшие шестнадцатые и тридцать вторые.
Удары всех метрономов и стуков совпадали с большим аппаратом как раз в тот момент, когда звонок отмечал начало каждого такта. В остальное же время все удары точно перепутывались в беспорядке и рассыпались в разные стороны, для того чтоб вновь сойтись на секунду и выстроиться в порядке при каждом ударе колокольчика.
Получился целый оркестр стуков. Трудно было разобраться в пестроте разнобоя, от которого кружилась голова.
Но зато совпадение ударов создавало секундную стройность в общем смешении стуков, что давало удовлетворение.
Разнобой еще увеличился при смешении четных с нечетными счетами: двух-, четырех-, восьмидольных с трех-, шести-, девятидольными. От такой комбинации дробные части еще больше мельчили и путали друг друга. Получился невообразимый хаос, который привел Аркадия Николаевича в полный восторг.
— Прислушайтесь, какая путаница и вместе с тем, какой порядок, стройность в этом организованном хаосе! — воскликнул Торцов. — Его создает нам чудодейственный т_е_м_п_о-р_и_т_м. Разберемся же в этом удивительном явлении. Рассмотрим в отдельности каждую из его составных частей.
Вот т_е_м_п, — Аркадий Николаевич указал на большой метроном. — Здесь работа идет почти с механической и п_е_д_а_н_т_и_ч_е_с_к_о_й р_а_з_м_е_р_е_н_н_о_с_т_ь_ю.
Темп — скорость или медленность. Темп укорачивает или удлиняет действия, ускоряет или замедляет речь.
Выполнение действий, произнесение слов требуют времени.
Ускорил темп — отвел меньше времени для действия, для речи и тем заставил себя действовать и говорить быстрее.
Замедлил темп — освободил больше времени для действия и речи и дал больше возможности еще лучше доделать и досказать важное.
Вот т_а_к_т! — Аркадий Николаевич указал на звонок, в который ударял Иван Платоновйч. — Он делает свое дело в полном соответствии с большим метрономом и работает с такой же механической точностью.
Т_а_к_т — м_е_р_и_л_о в_р_е_м_е_н_и. Но такты [бывают] разные. Их продолжительность зависит от темпа, от скорости. А если это так, то, значит, и наши мерила времени тоже разные.
Такт — понятие условное, относительное. Это не то, что м_е_т_р, которым измеряется пространство.
Метр всегда одинаков. Его не изменишь. А такты, измеряющие время, совсем другое.
Такт — не вещь, как метр.
Т_а_к_т — то же в_р_е_м_я.
В_р_е_м_я и_з_м_е_р_я_е_т_с_я в_р_е_м_е_н_е_м.
Что же изображают из себя все остальные маленькие метрономы и мы с Шустовым, тоже выстукивающие ручным способом недостающие деления?
Это то, что создает р_и_т_м.
С помощью малого метронома мы разбиваем промежутки времени, занимаемые тактом, на самые разнообразные дробные части разных величин.
Из них комбинируются неисчислимые сочетания, которые создают б_е_с_к_о_н_е_ч_н_о_е к_о_л_и_ч_е_с_т_в_о в_с_е_в_о_з_м_о_ж_н_ы_х р_и_т_м_о_в, при одном и том же счетном размере такта.
То же происходит и у нас в нашем актерском деле. Наши действия и речь протекают во времени. В процессе действия надо заполнять текущее время моментами самых разнообразных движений, чередующихся с остановками. В процессе же речи текущее время заполняется моментами произнесения звуков самых разнообразных продолжительностей, с перерывами между ними.
Вот несколько простейших формул, комбинаций, образующих один такт:
1/4 + 2/8 + 4/16 + 8/32 = 1 такту в 4/4.
Или другая комбинация при трехдольном счете в 3/4:
4/16 + 1/4 + 1/8 = 1 такту в 3/4.
Таким образом, ритм комбинируется из отдельных моментов всевозможных длительностей, делящих время, занимаемое тактом, на самые разнообразные части. Из них составляются неисчислимые сочетания и группы. Если вы внимательно прислушаетесь к хаосу этих ритмов и ударов метрономов, то, наверное, отыщете среди них все необходимые вам счетные частицы для ритмических сочетаний и групп, для самых разнообразных и сложных формул.
В коллективном сценическом действии, речи, среди общего хаоса темпо-ритмов вам придется находить, выделять, группировать, вести свои самостоятельные, индивидуальные линии скорости и размеренности речи, движения, переживания исполняемой роли.
Привыкайте же разбираться и отыскивать на сцене свой ритм в общем организованном хаосе скоростей и размеренностей.
…………… 19.. г.
— И сегодня мы будем играть в темпо-ритм, — объявил Аркадий Николаевич, войдя в класс.
Давайте, как дети, хлопать в ладоши. Вы увидите, что это может быть весело и для взрослых.
Аркадий Николаевич принялся считать под очень медленный стук метронома.
— «Раз…два…три…четыре».
И опять:
«Раз…два…три…четыре».
И еще:
«Раз…два…три…четыре».
И так до бесконечности.
Минуту или две продолжалось хлопание в такт.
Мы общим хором отбивали каждое «р_а_з» громкими ударами в ладоши.
Однако эта игра оказалась совсем не веселой, а очень снотворной. Она создала скучное, монотонное, ленивое настроение размеренности ударов. Сначала они были энергичны и громки, но когда почувствовалось общее пониженное состояние, они становились все тише, а лица хлопающих делались все более и более скучными.
— «Р_а_з…два…три…четыре».
И еще:
«Р_а_з…два…три…четыре».
И опять:
«Р_а_з…два…три…четыре».
Клонило ко сну.
— Однако, я вижу, вам не очень-то весело и, того гляди, раздастся общий храп! — заметил Аркадий Николаевич и поспешил внести изменение в затеянную игру.
— Чтобы разбудить вас, я сделаю две акцентировки в каждом такте при том же медленном темпе, — объявил он. — Хлопайте в ладоши все вместе не только на «р_а_з», но и на «тр_и_»!
Вот так:
«Р_а_з…два…тр_и_…четыре».
И опять:
«Р_а_з…два…тр_и_…четыре».
И еще:
«Р_а_з…два…тр_и_…четыре».
И опять до бесконечности.
Стало немного бодрее, но до веселья было еще далеко.
— Если это не помогает, то акцентируйте все четыре удара при прежнем медленном темпе, — решил Аркадий Николаевич.
«Р_а_з…дв_а_…тр_и_…чет_ы_ре».
Мы немного проснулись и хоть еще не развеселились, но стали несколько бодрее.
— Теперь, — объявил Торцов, — дайте мне по две восьмых вместо каждой одной четверти, с ударением на первую восьмую каждой пары их, вот так:
«Р_а_з-раз, дв_а_-два, тр_и_-три, чет_ы_ре-четыре».
Все приободрились, удары стали отчетливее и громче, лица энергичнее, глаза веселее.
Мы прохлопали так несколько минут.
Когда тем же порядком Торцов дошел до шестнадцатых и тридцать вторых, с теми же акцентированиями на первом счете в каждой четверти такта, наша энергия к нам вернулась.
Но Аркадий Николаевич не ограничился этим. Он постепенно ускорял темп метронома.
Мы уже давно не поспевали за ним и отставали. Это волновало.
Хотелось сравняться в темпе и ритме со счетом. Выступал пот, мы раскраснелись, отхлопали ладоши, помогали себе ногами, телом, ртом, кряхтением. Судорога сводила усталые мускулы рук. А на душе было бодро и, пожалуй, даже весело.
— Что? Разыгрались, повеселели? — смеялся Торцов. — Вот видите, какой я фокусник! Владею не только вашими мускулами, но и чувством и настроением! Могу по произволу то усыпить, то довести до высшего оживления, до десятого пота! — шутил Аркадий Николаевич.
Но не я фокусник, а темпо-ритм обладает чудодейственной силой.
Это он воздействовал на ваше внутреннее настроение, — резюмировал Аркадий Николаевич.
— Я считаю, что вывод, сделанный из опыта, является результатом недоразумения, — заспорил Говорков. — Извините же, пожалуйста, ведь мы оживились сейчас, при хлопании в ладоши, совсем не от темпо-ритма, а от быстрого, понимаете ли, движения, потребовавшего от нас удесятеренной энергии. Ночной сторож на морозе, который топчется на месте и бьет себя руками по бокам, согревается не темпо-ритмом, а, знаете ли, просто усиленными движениями.
Аркадий Николаевич не спорил, а предложил произвести другой опыт. Он говорил:
— Я дам вам такт в 4/4, в котором есть одна полунота, равная 2/4, потом одна четвертная пауза и, наконец, одна четвертная нота, что вместе составляет 4/4, то есть целый такт.
Прохлопайте мне его ладошами с ударением на первой полуноте.
«Р_а_з-два, Гм, чет_ы_ре».
«Р_а_з-два, Гм, чет_ы_ре».
«Р_а_з-два, Гм, чет_ы_ре».
Звуком «Г_м» я передаю четвертную паузу. Последняя четверть ударяется неторопливо, выдержанно.
Мы прохлопали долго и потом признали, что создалось довольно торжественное и спокойное настроение, которое отозвалось у нас внутри.
Потом Аркадий Николаевич повторил тот же опыт, но лишь с заменой последней четвертной доли такта паузой и 1/8. Вот так:
— «Р_а_з-д_в_а (полунота), Гм (четвертная пауза), гм (восьмая пауза) и 1/8 доля».
«Р_а_з-два, Гм, гм, 1/8. Р_а_з-два, Гм, гм, 1/8».
Чувствуете ли вы, что последняя нота точно опаздывает и почти влезает в следующий такт? Она точно пугает своей порывистостью следующую за ней спокойную, солидную полуноту, которая каждый раз вздрагивает, как нервная дама.
Даже Говорков не спорил, что на этот раз спокойно величавое настроение заменилось если не самой тревогой, то ее предчувствием. Это передалось нам внутрь. Потом полунота была заменена двумя четвертными, а дальше четвертные заменены восьмыми с паузами, потом шестнадцатыми, отчего постепенно все более и более исчезало спокойствие и заменялось тревожным настроением, с постоянным вздрагиванием.