Из обширной и разносторонней практики филерской деятельности вспоминаются отдельные характерные эпизоды.
В Одессе состояла под наблюдением розыскных властей небольшая группа партийных революционеров, которой секретная агентура приписывала участие в работе по тайной типографии. Все эти лица, за каждым из которых следили отдельные филеры, обыкновенно, с утра приходили в квартиру, помешавшуюся во дворе одного огромного, многоэтажного дома с таким же флигелем. Без того, чтобы не быть обнаруженными, надзиратели и филеры не могли входить во двор этого дома, и квартира, в которой собирались наблюдаемые лица, оставалась невыясненной. При этом случалось, что наблюдаемые не выходили до вечера и несколько человек филеров в течение целого дня безрезультатно блуждали по улице.
Опасение «провала» озабочивало старшего филера Г., который ежедневно лично проверял службу своих подчиненных. Однажды днем он подошел к указанному дому и увидел, что одна из состоявших под наблюдением в этой группе женщин вышла со двора в платке и направилась в близь находившийся магазин съестных припасов. Г. быстро и незаметно снял шляпу и пальто, и, когда женщина возвращалась с покупками обратно, он с противоположной стороны улицы направился в то же время во двор дома. Маневр этот удался, так как женщина, по-видимому, не обратила на Г. никакого внимания, предположив, что это квартирант, вышедший, как и она, из дому на несколько минут, по делу. Между тем Г. с безразличным видом направлялся по той же лестнице, вслед за женщиной, но только поднялся этажом выше и таким образом установил квартиру, в которую она вошла. В этой квартире был произведен обыск и обнаружена хорошо оборудованная типография, в которой печатались, распространявшиеся в большом числе революционные воззвания.
Находчивость проявил и другой филер, когда однажды, в Кишиневе, наблюдал за приезжим партийным деятелем. Как-то, следуя за последним, по одной из нелюдных улиц, филер заметил, что наблюдаемый остановился и, прочитав какую-то записку, разорвал ее на мелкие клочки, которые тут же бросил на мостовую. Тогда филер на ходу, заинтересовав деньгами случайно находившегося вблизи уличного мальчика, чтоб он собрал с земли все кусочки порванной бумаги, а сам продолжил слежку. К вечеру мальчик принес свою находку в Охранное отделение. Записка была полностью восстановлена и оказалась серьезного содержания, с двумя адресами, послужившими в результате к выявлению группы террористического характера.
Иногда в интересах дела приходилось, так сказать, «проваливать» наблюдение, то есть приказывать вести слежку так, чтобы наблюдаемый это заметил. Как-то в Одессе одна еврейка, само по себе незначительная и неинтеллигентная партийная работница, сильно мешала в продолжение значительного времени выяснению интересовавших Охранное отделение лиц. Она служила «связью» между этими неизвестными сведениями, благодаря чему члены группы не имели надобности встречаться, или бывать друг у друга, а потому оставались невыясненными. Пришлось изыскать такой способ, который заставил бы партийных деятелей выйти на улицу и выявить свои взаимоотношения, оставляя в стороне в тоже время обыски и аресты, которые могли бы «спугнуть» выясняемых. Филерам с этой целью было указано вести наблюдение «вплотную» за еврейкой, чего она не могла не заметить. Этот прием увенчался успехом, так как видя вблизи себя, на разных улицах, одних и тех же лиц, она сократила свои визиты, а на второй день к вечеру, утомленная бесплодным хождением по городу под явным преследованием агентов, отправилась на вокзал и, даже без багажа, выехала в Кишинев. Она сделала то, что для успешного розыска было нужно.
Означенные примеры хотя и незначительны, но показательны, насколько быстро должен соображать и действовать филер в некоторых случаях. В последующих главах деятельностью филеров будет представлена более живо.
Масса раненных, замученных и убитых филеров, во время их повседневной службы, не останавливала их сослуживцев от продолжения работы с явной опасностью для жизни.
Многие филеры работали долгие годы, быстро стараясь и расшатывая свое здоровье, причем самый незначительный процент из них уходил для подыскания себе иного занятия.
Каждый человек свыкается со своей профессией, таков уж закон природы. Филеры выступали и на суде в качестве свидетелей, устанавливая встречи и знакомства обвиняемых.
В России, по охранным отделениям, прошло в наружном наблюдении тысячи лиц. Оно велось, главным образом, за террористами и их связями, затем за работавшими в подпольных партийных предприятиях, будь-то: комитеты, тайные типографии, фабрики разрывных снарядов и т. д. Лица, встречавшиеся с наблюдаемыми, тоже брались в слежку, до выяснения отношений их к «работе».
Лицо находилось в наблюдении и несколько дней, и длительные периоды, в зависимости от его значения для розыска, отношения к партийной работе и времени ликвидации обследуемой группы.
За каждым наблюдаемым назначалось не менее двух филеров. За центральными фигурами и более, ибо «обставлялись» вокзалы, пристани, квартиры и т. д., дабы «не потерять» таких лиц.
У публики сложилось представление, что филеров было так много, что молва считала их в больших городах сотнями, а в столицах даже тысячами.
Во всей России было тысяча с небольшим агентов наружного наблюдения – и число их в губерниях колебалось от 6 до 40 человек, причем последняя цифра относится к крупным центрам. В столицах в ежедневном наряде было от 50 до 100 человек.
В это число не входят команды, существовавшие для охраны Императора, министров и некоторых других лиц. В настоящее время большевики публикуют обширный материал о работе этих команд, почему я впоследствии имею в виду говорить о них подробно.
Что же касается филерского наблюдения за границей, то, принимая во внимание, что иностранные державы не имеют права вести розыска, там наружное наблюдение осуществлялось весьма секретно и частным образом, сводясь к выяснению отдельных лиц и сопровождению, обыкновенно: транспортеров, террористов и пропагандистов, при поездках их по железным дорогам и пароходам. Но это удавалось весьма редко, на всю Европу было всего несколько человек филеров, число которых иногда увеличивалось для исполнения особых задач присылкой из Петербурга необходимого числа этого рода агентов.
Предположение, что в филерской «слежке» у большевиков теперь находятся все эмигранты, занимающие более или менее видное положение, неверно, так как технически это невыполнимо, и, кроме того, несомненно, за их деятельностью и связями ведется более рациональное и широкое наблюдение внутренней агентурой (секретными сотрудниками), на что и указывают материалы, помещаемые в «Правде» и «Накануне», а равно и устные сведения. Необходимо быть весьма осмотрительным в разговорах вообще, а с новыми лицами в особенности.
Глава 4Почтовая цензура («черный кабинет»)
При императоре Александре III, министру внутренних дел, в интересах охранения порядка и безопасности в Империи, было разрешено пользоваться «перлюстрацией», то есть секретным просмотром писем, пакетов и другой почтово-телеграфной корреспонденции, внушающей подозрение в ее противозаконности, как в смысле революционности, так равно и военного шпионажа.
Вследствие изложенного, в крупных городах Империи, обыкновенно при Управлениях почтово-телеграфных округов, были учреждены особые отделы «иностранной цензуры», которые и ведали «перлюстрацией». В каждом таком учреждении состояло на службе несколько человек, знавших до восьми иностранных языков.
Главная работа производилась по адресам и спискам Департамента полиции, но, кроме того, многолетняя практика «цензоров» вырабатывала такой у них навык, доходящий без малого до чутья, что, основываясь на бледных внешних признаках пакета, они обнаруживали массу писем, в которых оказывались и шифры, и химический текст, и условные выражения. Черта под именем, необычная помарка на конверте, какая-либо точка или крестик, адрес «для» и т. п. давали им основание заподозрить, что письмо может представлять интерес для розыска. Такое письмо вскрывалось, обычно на парý, затем с него снималась копия, и оно вновь заклеивалось, и адресат его получал, не подозревая, что содержание письма уже известно власти. Письма, в которых обнаруживались признаки нахождения невидимого простым глазом текста, рассматривались особо тщательно, причем в некоторых из них, путем фотографирования и увеличительных аппаратов, удавалось прочесть написанное «химией», и далее отправляли их по назначению. Но большинство такой корреспонденции по назначению не отправлялось.
Император Александр III
Простейшее воспроизведение невидимого текста – это пользование лимонным соком или молоком, но такой текст тотчас же проявляется путем нагрева или смазкой 1,5 %-ного раствором хлористой жидкости. В позднейшее время революционеры стали пользоваться более сложными химическими составами, и текст, написанный ими, подвергался проявлению особыми реактивами.
Из криминальной практики дел, проходивших в Новом и Старом свете, можно усмотреть, что «перлюстрация», под тем или иным предлогом, производилась агентами власти в целях предупреждения и обнаружения преступления, в особенности шпионажа.
Сведения, получаемые от цензуры, в отличие от «агентурных», назывались «секретными», и ими пользовались с особой осторожностью.
Переписка, адресованная на имя лица, уже привлеченного к следствию, задерживалась и прочитывалась официально, по сношению с начальником Почтово-телеграфной конторы.
Во время войны 1914–1917 годов все письма перечитывались официально «военной цензурой», которая наблюдала, чтобы в них не было бы сведений военного характера.
В Советской России, просмотр частной корреспонденции производится повсеместно, во всех без исключения почтовых конторах и их отделениях. Зачастую поэтому одно и то же письмо вскрывается и заклеивается по несколько раз.