Из более интересных корреспонденций, представленных «бюро иностранной цензуры», припоминается письмо, адресованное из Финляндии в Москву в кооператив на имя «В…». В письме оказался химический текст, зашифрованный дробями, по пословице. Шифр был так сложен, что письмо пришлось переслать специалисту по дешифранту, чиновнику, служившему в Департаменте полиции. Письмо было расшифровано и содержало в себе указания на адрес «Мустамяки, санаторий Линден», а также на отправление «картонных коробок» в Киев и необходимость приезда в Финляндию товарища.
П.А. Столыпин. Председатель Совета министров Российской империи
По-видимому тождественного содержания письмо было получено в Москве и по другому неизвестному адресу, так как местная агентура отметила, что окончивший школу пропагандистов социал-демократ Семенцов едет по «важному делу» в Финляндию и обставляет свой выезд особыми предосторожностями, дабы не попасть в слежку Охранного отделения. Тотчас же за Семенцовым было учреждено наружное наблюдение, для чего к его квартире и на вокзал были командированы филеры, двум из коих приказано было сопровождать наблюдаемого до Петербурга, где и сдать для дальнейшей слежки местному Охранному отделению. Указание в шифре на «картонки» давало основание предполагать, что речь идет о каком-нибудь оружии, а вероятнее бомбах, так как в Киев в то время предполагался приезд Государя императора и министра внутренних дел Столыпина.
Действительно, Семенцов выехал в Петербург.
Вскоре после этого работавший в Киевском охранном отделении, в качестве секретного сотрудника, Богров дал сведения, что в Киеве предполагается совершение террористического акта и даже называлась фамилия Столыпина.
Приехавший в Киев товарищ министра внутренних дел генерал Курлов, сопоставив сведения Богрова с данными упомянутого письма, усмотрел серьезность положения и сведений данных им. Между тем, последний, работая раньше в Санкт-Петербургском охранном отделении, был уже заподозрен в обследуемой им среде, о чем начальник этого отделения не уведомил начальника Киевского охранного отделения подполковника Кулябко, почему последний относился к Богрову с большим доверием, чем следовало. Очевидно, Богров уже в этот период стал орудием в руках революционеров, потребовавших, чтобы он убил Столыпина для своей реабилитации.
Глава 5Конспиративные квартиры
Конспиративными квартирами называются такие, на которых происходят свидания руководителя политическим розыском с «секретными сотрудниками». Они нанимались в разных частях города, и возможно, часто менялись. На более старой квартире принимались сотрудники новые и «не проверенные», затем на других – уже испытанные, но не особенно серьезные, и только адрес третьих квартир предоставлялся нескольким серьезным сотрудникам, в отношении которых принимались особые меры предосторожности в смысле предохранения их от разоблачения.
Места свидания с секретными сотрудниками было интересно выяснить тем, кто являлся объектом розыска, а потому начальник розыска брался ими, в свою очередь, в наблюдение. Иногда это удавалось, и тогда конспиративная квартира подвергалась наблюдению со стороны революционеров. Чтобы этого избежать, вход в конспиративную квартиру и прилегавший к ней район «проверялись» хозяином квартиры, и, таким образом, устанавливалось нет ли контр-наблюдения. При свиданиях требовалась большая осмотрительность и ее нарушение влекло за собой непоправимые последствия и даже неоднократно убийства заведывающих розыском. Квартира находилась во владении испытанного служащего, обыкновенно отставного филера. Ключ от квартиры мог быть только у него. Он, обыкновенно, встречал на улице, как секретных сотрудников, так и лицо, ведущее розыск; отдельно провожал их в квартиру и выпускал на улицу. Тут же наблюдалось, чтобы не могло произойти случайной встречи между секретными сотрудниками, хотя часы свидания им всегда назначались в разное время.
Вот примеры последствий неисполнения изложенного.
Начальник Петербургского охранного отделения полковник Карпов, не разобравшись, что некий Петров подослан революционерами для его убийства, принял его предложение работать в Охранном отделении в качестве секретного сотрудника. Скоро Петров вошел в доверие в Карпову и последний дал сотруднику ключ от конспиративной квартиры. Петров, воспользовавшись этим, а равно и тем, что на этой квартире не было «хозяина», провел провода электрического звонка к ящику с динамитом, поставленному им под диван, на котором обыкновенно сидел Карпов при свидании с Петровым.
Карпов явился и, действительно, сел на диван, а Петров, замкнувши электрический ток, удалился. Произошел взрыв, Карпову оторвало обе ноги и он тотчас же умер. Что же касается Петрова, то дворник дома, услышав взрыв, задержал его «по подозрению» и передал властям.
По приговору суда, Петров был повешен.
В восьмидесятых годах, вопреки правилам, заведующий политическим розыском в Санкт-Петербурге, полковник Судейкин имел конспиративную квартиру у секретного сотрудника Дегаева. Последний вскоре был заподозрен своими товарищами, которые, как в искуплении вины, потребовали от Дегаева убийства Судейкина. Это и было исполнено, первым, когда второй пришел к нему на квартиру.
Дегаев скрылся в Америку, где он и проживал до последнего времени, состоя профессором. (Эмигрировав в США, С.П. Дагаев вял имя Александр Пелл и стал математиком, основателем инженерной школы Университета Южной Дакоты. В его честь названа Стипендия доктора Александра Пелла. – Ред.)
Подобные случаи были зарегистрированы и в других розыскных органах.
Глава 6Элементарные приемы конспирации вообще и у большевиков, в частности
Все политические группировки, покушавшиеся на существовавший государственный строй, путем заговора, соблюдали конспирацию, как основное начало, то есть в работу посвящались лишь причастные непосредственно к тому или иному действию. Лица высших организаций появлялись в низших всегда под псевдонимами, которыми вообще широко пользовались в революционной работе. Особое внимание обращалось на переписку, о серьезных делах, распоряжениях, адресах и партийных предприятиях излагалось осторожно условными выражениями, шифром и химическим текстом. Активные работники, зачастую, жили по нелегальным паспортам и для корреспонденции своими квартирами не пользовались, почему она им направлялась на адреса лиц, стоящих вне подозрения («чистые адреса»).
Вели они замкнутый образ жизни, избегали излишних встреч друг с другом, постоянно следили за собой во время разговоров, обращали серьезное внимание, чтобы на случай обнаружения их работы полицией, при производстве обыска, не было бы уличающего материала против них и их товарищей. Адреса, переписка и литература хранились в самых скрытых и подчас невероятных местах: за плинтусами, в стенах, в уборных, прикреплялась снизу под сидениями и т. п. Зачастую адреса отмечались и на стенах под видом цифровых хозяйственных записей. Кроме того, активные работники всегда старались убедиться, нет ли за ними наружного наблюдения, для чего «проверяли» встречных, как идя по улице, так и находясь у себя дома. На случай ареста, или прихода в квартиру полиции, обыкновенно, в окне выставлялся условный знак, запрещавший туда вход (лампа, или какой-либо другой предмет), спускалась, или поднималась занавеска, принимала определенное положение ставня и т. д.
На случай ареста революционеры знали азбуку, введенную еще Рылеевым, при помощи которой, перестукиваясь, арестованные общались между собой. Эта азбука состоит из 30 букв, помещенных в шести рядах и пяти колонках. Число первых ударов указывало ряд, число вторых – колонку, пересечение «давало букву».
Конечно, самое существенное дело в конспирации – это скрытие текущей работы партий и организаций, а равно и способов ее осуществления.
К.Ф. Рылеев. Поэт, общественный деятель, декабрист. Один из пяти казненных руководителей восстания декабристов 1825 года
Одним из наиболее надежных способов сокрытия работы от розыска было исполнение задуманного дела отдельными, друг друга не знающими группами. Централизация достигалась общением только групповых выборных, которые по восходящей линии представляли собой районные, городские, областные, центральные комитеты и, наконец, съезды. Верхи партий почти всегда находились за границей, и сношениями с ними координировалась вся работа. Только вне досягаемости русской власти допускалась централизация материалов партий, да и то по отделам; на местах же письменный материал доведен был до минимума и преимущественно зашифрованный, но нет еще такого шифра, который нельзя было бы расшифровать.
Ведение адресных реестров было всегда недопустимо. При таком порядке со стороны исполнителей требовалось много выдержки, добровольного, сознательного и беспрекословного подчинения, чем и отличались русские революционные организации; поэтому при ликвидациях обыкновенно гибла только часть или одна группа партии, которую при существовании целой системы организаций воссоздать было не трудно. Незнакомство с конспирацией и техникой организации влечет за собой провал подпольного дела, на что и указывают дела, столь нашумевшие в России, Щепкина, Таганцева и др. Доверившись малоизвестным и «непроверенным» лицам, Таганцев допустил их к глубокой организационной работе, вследствие чего они имели возможность узнать адреса членов группы и их настоящие фамилии, а также план деятельности, почему и выдали всю организацию полностью. После ареста Таганцев дал откровенное показание советским следователям, чем уличил всех своих сообщников, которые вместе же с ним и были расстреляны, в числе до 100 человек[2].
Такая же участь в Москве постигла организацию Щепкина, когда убили свыше 300 человек, преимущественно офицеров, входивших в эту организацию.