В.Н. Таганцев. Географ, профессор, секретарь Российского сапропелевого комитета
Что же касается мелких антисоветских групп, то большинство из них разоблачается большевиками в первичной стадии организационной работы, опять-таки вследствие неопытности инициаторов и неисполнения ими основных требований конспирации. К этому следует добавить, что бывшие революционеры из-за конспиративных соображений почти всегда отказывались от дачи показаний на допросах.
Ранее это проводилось ими как правило, а в последнее время этот обычай, очевидно, забыт.
Не менее конспиративным было умение обойти закон путем использования для революционных целей «легальных возможностей», что важно, главным образом, для пропаганды. Союзы, библиотеки, фабричные школы и иные общественные организации приноравливались к целям революционных или позиционных партий. Скрытая тактика лидеров революционного движения была подчас так разработана и конспиративна, что правительственная власть, учитывавшая весь вред длительной, оппозиционной работы, в то же время не могла квалифицировать ни одного из проявляемых таким образом действий по какой-либо статье закона и часто становилась в беспомощное положение. Таким путем и создавалась оппозиция, угрожавшая существовавшей власти.
К слову сказать, такое явление наблюдалось и наблюдается теперь и в других государствах.
До революции 1917 года в России самыми конспиративными партиями являлись те, которые создавались на национальных началах. Религия, народность, быт, национальная психология и воспитание сплачивали сильнее, чем только доктрины классовой борьбы. Из среды таких образований, чрезвычайно трудно было приобретать серьезных секретных сотрудников, как равно и работать с ними было весьма тяжело, так как они должны были быть весьма сдержанными и осмотрительными. Национальные партии относились весьма чутко к неудачам своих предприятий, и в таких случаях у них всегда являлись опасения, нет ли в среде «провокатора», а потому старались еще тщательно подвергнуть проверке друг друга и усугубить конспирацию. В случае же обнаружения «сотрудника розыска», он предавался смерти, иногда даже при невероятных обстоятельствах.
Особое внимание своей конспирацией и интенсивной работой обращали на себя: 1) еврейская партия «Бунд»; 2) армянская «Дашнак-Цютун» и 3) Польская социалистическая партия (революционная фракция).
Меньшевики Российской социал-демократической рабочей партии слишком разбрасывались в своей деятельности и группировки их являлись менее конспиративными, вследствие чего легко и скоро разоблачались. Социалисты-революционеры также особой конспирацией не отличались за исключением боевых выступлений, направленных к совершению убийств должностных лиц и ограблению казначейств, банков, касс и т. п.
Из современной действительности следует отметить, что конспирация, проявляемая большевиками, является весьма поучительной. Наглядно это подтверждается словами одного из видных деятелей советской клоаки, некоего Лозовского, который фигурировал во Франции и в качестве нелегального пропагандиста, и в качестве полномочного лица.
В своей брошюре «Рабочая Франция», издания 1923 года, Лазовский описывает свое путешествие в 1922 году из России во Францию через Берлин. Предоставим ему слово: «…Наконец, – говорит автор, – некоторые технические затруднения были улажены, я перевел свою внешность на французский язык, получил (в Берлине) в Бельгийском консульстве визу и под именем Макса Веллера, гражданина Французской республики, отправился в Париж через Брюссель.
С.А. Лозовский. Партийный деятель и дипломат, публицист
Я уехал из Парижа, – продолжает Лозовский, – более пяти лет тому назад, в начале мая 1917 года. Мой отъезд не обошелся гладко. Когда разразилась Русская революция, то союзники в первую голову пустили в Россию социал-патриотов. Первыми отправились в Россию Алексинский, Плеханов, Авксентьев и другие. Нас, издававших в Париже интернационалистические органы, было решено не пускать в Россию. Уже в марте я обратился за разрешением, но мне в префектуре открыто сказали, что паспорта не дадут, а почему – я сам должен знать. Я действительно сам знал, но так как я не имел ни малейшего желания просидеть русскую революцию в Париже, то прибег, хотя и к своеобразному, но действительному средству, чтобы получить разрешение. Я начал посещать ежедневно социалистические и профессиональные собрания и выступать с докладами о русской революции. Я не пропускал ни одного случая, чтобы не выступить, причем подробности о происходивших в России событиях вызывали в парижских рабочих такой энтузиазм, что французское правительство решило из двух зол выбрать меньшее, то есть выдать мне паспорт и разрешить отправиться через Англию в Россию.
Я выезжал в Париж, где оставил столько друзей и единомышленников, с которыми работал во время войны. Я мечтал о том, как я пойду на Биржу труда, где в течение двух лет состоял секретарем одного синдиката, как отправляюсь в дом Всеобщей конфедерации труда и вообще окунусь в знакомый мне синдикальный воздух. Но вдруг я вспомнил, что я – собственно, не я, – и что мои похождения могут носить довольно ограниченный характер. Я так размечтался, что забыл, как меня зовут, когда и где я родился. Я лихорадочно начинаю рыться в своем кармане, вытаскиваю свой паспорт с необходимым количеством виз и штемпелей и вижу, что зовут меня Макс Веллер и что я – промышленник, владелец крупных автомобильных заводов.
Со мной несколько раз случалось, что я вдруг забыл свое имя, день рождения и другие подробности.
Поэтому, сидя в вагоне, я бесконечное число раз повторял в уме свое имя, старался запомнить, что родился в сентябре 1884 года и т. д. Это не так просто, как может показаться с первого раза, потому что, будучи в Германии, я родился совсем в другом году и в другом месяце, а так как мне пришлось заново родиться в течение 2–3 дней, то неудивительно, что в голове происходит на этот счет некоторая путаница. Вдруг под самым Парижем мне показалось, что какой-то господин слишком внимательно начал на меня заглядываться. Со мной из Брюсселя ехал товарищ-бельгиец, провожавший меня до Парижа. Мы сидели в разных купе, иногда во время дороги нечаянно встречались у окна и рассматривали пейзажи. Перед самым приездом, когда я вновь случайно встретился с ним, я ему между прочим сказал, что лучше будет, если мы будем выходить поодиночке, причем каждый поедет в другую сторону, ибо если любопытный господин интересуется мной, то “Бельгийцу”, во всяком случае, проваливаться незачем. Если я благополучно выберусь с вокзала, значит, первая партия выиграна. Вот поезд подходит к вокзалу, и я совершенно с независимым видом выхожу на платформу, врезываюсь в толпу, беру автомобиль и говорю шоферу – на Рю Реомюр, поближе к Фондовой бирже.
Г.В. Плеханов. Теоретик и последователь марксизма, видный деятель российского и международного социалистического движения
И так, я – промышленник и коммерсант. Положение, как известно, обязывает. Для того, чтобы администрация отеля знала, что у нее живет человек благонамеренный, я сейчас же по приезде заказал через контору, чтобы мне по утрам доставляли “Матэн” и “Пти Паризьен”. У себя в комнате я не держал ни одной коммунистической и даже социалистической газеты, а монархическую “Аксион Франсез” оставлял на виду в своей комнате. Для того, чтобы моя благонамеренность и моя любовь к французскому отечеству была вне всякого сомнения, я купил несколько антибольшевистских брошюр, заручился парочкой французских немцеедов, положил на стол коллективный труд Рафаловича и др. на французском языке “О Русском государственном долге”, раздобыл прейскуранты автомобильных фирм, подчеркнул некоторые цены красным карандашом и привел таким образом в необходимый порядок комнату, – так что всякая отдельная крыса, сунувшая свой нос в мой номер, должна была заключить, что здесь живет истинный добрый патриот.
Затем я занялся организацией квартиры, где я мог бы спокойно проводить вне отеля время, читать необходимую мне литературу и вообще заниматься. Такая квартира находилась около площади Италии, и туда я отправлялся регулярно по утрам. Это была квартира адвоката, к которому я являлся в качестве помощника. Когда нужно было организовать особо конспиративное свидание, адвокат сам брался за это дело, а обычно в моем распоряжении был товарищ, который связывал меня со всем коммунистическим и синдикальным миром».
Глава 7Розыск у большевиков
Прежде всего, надо отметить, что в современной России политический розыск весьма развит, и что никогда и нигде он так широко не был поставлен, как при коммунистической диктатуре. Это объясняется тем обстоятельством, что не только специально-розыскное советское учреждение, так называемое Государственное Политическое Управление (ГПУ), ведет дело сыска, но и каждый член коммунистической партии.
Коммунистическая партия есть своего рода круговая порука и, конечно, каждый член партии, где бы он ни был и чем ни занимался, в первую очередь, озабочен сохранением партии, а следовательно, и себя, для чего выясняет и предает врагов советской власти.
Чтобы сделать агентов розыска такими же работниками, как все остальные члены компартии на должности по розыску, коммунисты назначаются также, как и на другие.
Московский корреспондент газеты «La Matin» рассказал о своей встрече с начальником Московской полиции Николаевым, причем последний по поводу своей службы в полиции заметил, что коммунисты не занимают полицейских должностей добровольно, а назначаются распоряжением партии… «Если, – сказал Николаев, – партия завтра прикажет мне заняться коммерцией, я должен буду этому подчиниться».
И.Н. Николаев. Начальник МУРа в 1922–1924 годы
Таким образом ответственность с отдельных лиц снимается и переносится на всех членов партии, конечно, за исключением личных преступлений.