Фрёбель, конечно, ошибся, отождествив воззрения Толстого с воззрениями Бакунина, которые тоже представлял себе не совсем точно; он не понял, что воззрения Толстого на русский народ имеют несомненную связь с теориями славянофилов. Но характерно, что он воспринял Толстого как радикального «реформатора», как русского бунтаря и коммуниста, тогда как на самом деле было нечто совсем иное. Это недоразумение произошло, вероятно, вследствие того, что в воззрениях Толстого на народ и на социальные проблемы была особая «эксцентричность», как выразился впоследствии П. А. Валуев в своем циркуляре по поводу толстовского педагогического журнала. Эксцентричность эта выражалась в отрицании всех традиционных систем и теорий, в том своеобразном «нигилизме», о котором я уже не раз говорил. На западного человека, даже такого «либерального», каким был Фрёбель, эта эксцентричность, естественно, производила впечатление крайней левизны. Однако надо принять во внимание, что Толстой в эти годы (1860-1861), действительно, несколько «полевел» — особенно в период пребывания за границей, где он познакомился с Герценом, Прудоном, Лелевелем и др.
По знакомству с Фрёбелем видно, что Толстого интересовали в Германии не только педагогические вопросы, но и социальные. Фрёбель был автором книги «System dersocialen Palitik»; Толстой, по-видимому, не читал ее, но, по словам П. И. Бирюкова, Фрёбель «указал ему на родственные ему по взглядам сочинения Риля, и Толстой, со всем пылом юности, накинулся на «Естественную историю народа как основание немецкой социальной политики». Неизвестно, откуда почерпнул Бирюков эти сведения — Фрёбель не говорит об этом в своих воспоминаниях ни слова. Указания эти вряд ли правильны — начиная с «пыла юности» (Толстому было тогда уже 32 года) и кончая ссылкой на Фрёбеля: единомышленнику Бакунина, каким Толстой казался Фрёбелю, он не мог рекомендовать сочинения Риля как «родственные». Если Фрёбель и в самом деле посоветовал Толстому читать Риля, то только потому, что Толстой интересовался немецким народничеством, одним из основных представителей которого (но совсем не «левым») был Вильгельм Риль (Riehl) — фигура интересная в истории не только немецкой науки и культуры, но и русской. Деятельность его была очень разнообразной: социолог, этнограф, историк искусств, музыкант и беллетрист — Риль был особенно известен своими двумя работами: четырехтомной «Natuigeschichte des Volks als Grundlage einer deutschen Socialpolitik» и книгой «Kul- turstudien aus drei Jahrhunderten», состоящей из отдельных статей по вопросам музыки, живописи и литературы. Во время пребывания Толстого в Германии Риль был профессором Мюнхенского университета по кафедре истории культуры.
Надо полагать, что имя Риля было известно Толстому еще в России. Труды Риля, и именно его «Естественная история народа», были очень популярны в России и составляли даже один из важных пунктов разногласия и полемики между славянофилами и западниками, усматривавшими в нем «антиисторическое направление». Вращаясь именно в этом кругу, Толстой, наверно, слышал о Риле — тем более, что имя его было хорошо известно и Анненкову, и Тургеневу. В 1859 г. Анненков усиленно рекомендовал Тургеневу почитать Риля, в ответ на что Тургенев писал ему: «Риля я читал с наслаждением и с чувством, подобным вашему чувству, хотя по временам честил его филистером»[438]. В том же письме Тургенев шутливо называет Анненкова «ненавистником либерализма». Анненков поясняет: «Прозвище "ненавистник либерализма" я получил от Тургенева за сочувственное мнение о некоторых обличительных страницах известного германиста и этнографа Риля, направленных против гуманного либерализма немцев в его известной книге». Позже, в «Дыме» (действие которого относится к 1862 г.), Тургенев упомянул имя Риля, описывая Ворошилова и его погоню за последним словом науки: «что же до Гней- ста и Риля, то он объявил, что их стоит только назвать, и пожал плечами»[439]. Сочинения Риля входили в систему чтения и образования русского интеллигента 60-х годов наравне с основными книгами по социологии. В «Вестнике Европы» 1871 г. (№ 11), в некрологе о Гольц-Миллере, напечатано его стихотворение «Мой дом» — нечто вроде Пушкинского «Городка»; в нем есть следующие строки:
Но хоть в желаньях скромен я И к малому привык, Все ж роскошь есть и у меня — Есть две-три полки книг.
Есть Конт и Бокль, есть Риттер, Риль; Сыны иных времен — Старик Бентам, Джон Стюарт Милль И Пьер-Жозеф Прудон, И Адам Смит, а рядом с ним Воинственный Лассаль: Немного их, но как с родным Расстаться с каждым жаль!
Все эти факты указывают на то, что имя Риля было в России 50-60-х годов ходячим и что Толстой не случайно, и, вероятно, помимо указаний Фрёбеля, взялся за чтение его работ. Для понимания позиции и поведения Толстого надо, очевидно, внимательно остановиться на Риле и особенно на его связи с русской публицистикой 50-х годов. Тема «Риль в России» могла бы составить предмет особой работы, поскольку имя его продолжает фигурировать у нас вплоть до середины 80-х годов; я остановлюсь на этой теме только в той мере, в какой это необходимо для изучения Толстого, посвятившего Рилю значительное внимание и в своих дневниках. 2 августа 1860 г. Толстой приехал в Киссинген, а 3-го уже записано в дневнике: «Лютер реформатор в религии — к источникам. Бэкон в естествоведении. Риль — в политике». На следующий день Толстой начинает чтение Риля, которое продолжается до конца августа.
Еще в 1857 г., в разгар полемики между славянофилами и западниками, в «Русском вестнике» (№ 20 и 23) появилась статья В. Безобразова «Материалы для физиологии общества»; в скобках было указано на источник статьи — первый том «Естественной истории народа» В. Риля, который назывался «Land und Leute». В 1858 г. тот же В. Безобразов напечатал в «Русском вестнике» две статьи: «Материалы для науки об обществе» (с подзаголовком — «Черты из народной жизни в Германии» — и с ссылкой на тот же том Риля) и «О сословных интересах. Мысли и заметки по поводу крестьянского вопроса». В первой излагаются взгляды Риля, во второй они использованы для разрешения вопросов, связанных с предстоящей реформой. В «Русском вестнике» 1859 г. появилась большая работа того же В. Безобразова под заглавием «Аристократия и интересы дворянства. Мысли и замечания по поводу крестьянского вопроса», построенная преимущественно на сочинении Риля. Итак, можно без преувеличения сказать, что публицистика «Русского вестника» 1857—1859 гг., посвященная злободневнейшему и ответственнейшему вопросу «о сословных интересах», была построена на теориях Риля и являлась их пропагандой.
Статьи В. Безобразова, пропагандирующие идеи Риля, явным образом написаны против радикальных публицистов, против «Современника». Крестьянский вопрос особенно выдвинул проблему соотношения старых сословий — это и является главной темой статей Безобразова, тут ему и пригодился Риль, утверждающий важность и реальное значение только двух сословий, друг другу соотносительных: крестьянства и аристократии (die Machte des Beharrens — «силы устойчивые» или «охранительные», как тогда переводили); на эти сословия должна опираться реальная социальная политика государства. Что касается «третьего сословия» (Burger- turn) и пролетариата, то эти элементы общества (die Machte der Bewegung — «силы движения») находятся в постоянном движении и, не представляя собою настоящих сословий, опасны для порядка. В статье «О сословных интересах» Безобразов пользуется этой схемой и этой идеологией Риля; приведу ее в пересказе Безобразова и с его выводами, относящимися к положению сословного вопроса в России.
«В настоящее время европейские публицисты, более или менее, различают в Западной Европе следующие классы народа, или общественные группы:
Аристократия, или дворянство. Сюда принадлежат потомки старых феодальных родов, сохранившие свои имения и частию свои предания; сюда относятся также вообще владельцы обширных поземельных владений. Мы не говорим здесь об общественном призвании аристократии: этого трудного вопроса мы предполагаем коснуться в особой статье.
Средний класс, или достаточное мещанство (bourgeoisie, Biirgertum). Этому классу присвоено название третьего сословия (tiers 6tat), название, запечатленное в памяти народной событиями французской революции. Оно называлось третьим по отношению к аристократии и духовенству, которое с отделением Церкви от государства потеряло самостоятельное сословное значение и мало-помалу, особенно в странах протестантских, слилось с другими классами общества, преимущественно средним. Третье сословие приобрело в истории новейшего времени огромное значение; все более и более превозмогает оно в разрешении политических вопросов в Западной Европе влияние других классов общества. Оно с чрезвычайным искусством умело овладеть могущественнейшими двигателями современного общества: промышленностью, свободным книгопечатанием и политическим образованием; эти силы, сделавшиеся необходимыми условиями современного просвещения, обращаются в самых верных союзников всякого, кто умеет отнестись к ним с доверием и бодростию, и делаются самыми опасными врагами тех, кто их не хочет признать. Другие классы общества частию не могли, частию не умели или не хотели взяться за эти силы; они часто обращаются к иным силам времен отживших, которые не могут совладать с новыми движениями века. Третье сословие, гордое своими преимуществами, не раз выступало на материке с притязаниями поглотить в себе и в своих интересах все остальные группы общества. Но политическое доктринерство высшего мещанства, не хотевшее видеть того, что с обеих его сторон выросло в историческом прошедшем общества и росло в настоящем, должно было несколько раз дорого поплатиться за свое самообольщение. Подле третьего сословия есть целые общественные массы, которых не должна упускать из виду никакая политическая система.
Крестьянство. Эта общественная группа представляется в настоящее время наименее затронутою движениями века; она более всех живет на почве предания и менее всех способна изменять устройство своего быта, сообразно с требованиями и прихотями времени. Предания и воззрения в сфере крестьянства иногда живут и остаются неприкосновенными в течение многих исторических эпох, проходящих над ними. Потому упорство этой массы может иногда явиться нежданным камнем преткновения в разных направлениях исключительно городской политики. Между тем крестьянство есть тот последний исторический резервуар народных соков, которыми обновляются все классы общества. За ним уже ничего больше нет, остается только эмиграция в дальние страны.