С. 605. ...как будто направленный против Пушкина, оказался стоящим гораздо ближе к пушкинской прозе, нем прежние вещи Толстого. — В ст. «Пушкин и Толстой» Э. также пишет о родстве повести «Кавказский пленник» и пушкинской прозы: «"Кавказский пленник" Толстого — демонстративное и потому особенно характерное его выступление, показывающее близость или родство корней» (с. 702 наст. изд.).
С. 619. Толстой никогда не был гегельянцем и не принадлежал к «людям сороковых годов». — В поздних работах Э. утверждает, что Толстой усваивает философские идеи Канта, Гегеля и социальных утопистов через связи с представителями 1840-х гг.
С. 641. Роман по началу кажется сделанным по европейскому образцу, чем-то вроде сочетания традиций английского семейного романа и французского «адюльтерного». — Б. Рюриков критикует подход Э. в рамках борьбы с космополитизмом: «Эйхенбаум сообщает нам, что роман был создан не потому, что Л. Толстой был полон впечатлениями русской действительности, а потому, что писатель прочел некоторые западные книжки и вдохновился ими» (Рюриков Б. О творчестве Толстого... С. 325).
С. 646. Толстой вступает в полосу новых страстных поисков и резких противоречий. В годы 1872-1874 на нем начинает особенно резко сказываться та «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых иустоев" старой России», о которой говорит Ленин в статье «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение». — В ст. «О взглядах Ленина на историческое значение Толстого» Э. отмечает особое значение статей Ленина в осмыслении жизни и творчества Толстого: «Вся проблема изучения Толстого была сдвинута с индивидуально-психологической почвы на историческую. До Ленина Толстой неизменно оказывался стоящим вне исторического процесса; Ленин преодолел это положение, показав, наоборот, полную историческую закономерность и необходимость появления Толстого с его "кричащими противоречиями"» (с. 740 наст. изд.).
С. 653. Вместе с уяснением новой позиции и отношения к современности работа над романом пошла гораздо живее: под ногами появились «подмостки». — Я. С. Билинкис усматривает во внутренних противоречиях героев романа «Анна Каренина» проявление сложности и неоднозначности самой жизни, эпохи: «Проникновение в действительную сущность, в действительное своеобразие отношений людей сразу же вводило в книгу реальную сложность целой эпохи, ее острейших внутренних противоречий» (Билинкис Я. С. Характеры и время (Основные образы «Анны Карениной») // Билинкис Я. С. О творчестве Л. Н. Толстого. Очерки. Л., 1959. С. 290).
С. 654. Первый набросок к «Анне Карениной» был начат словами: «Гости после оперы съезжались к молодой княгине Врасской». Известно, что слова эти были написаны под впечатлением пушкинского отрывка, начинающегося словами: «Гости съезжались на дачу графини... Зала наполнялась дамами и мужчинами, приехавшими в одно время из театра, где давали новую италианскую оперу». — Последовательность рукописей романа восстанавливает В. А. Жданов, подтверждая, что первоначально Толстой начал со сцены в гостиной будущей Бетси Тверской. В. А. Жданов указывает на закравшуюся в литературоведческие работы ошибку: «Долгие годы существовала легенда о том, как Толстой начал работу над "Анной Карениной" Широко распространено мнение, что под влиянием только что прочитанного незаконченного отрывка Пушкина "Гости съезжались на дачу" Толстой тут же набросал вступление к своему роману: "Все смешалось в доме Облонских"... Проникшие в печать сведения о первой фразе... совершенно не соответствуют действительности» (Жданов В. А. Творческая история «Анны Карениной». М., 1957. С. 7).
С. 657. Совсем иное у Толстого: его люди — не типы и даже не вполне характеры; они «текучи» и изменчивы, они поданы интимно — как индивидуальности, наделенные общечеловеческими свойствами и легко соприкасающиеся. — В кн. «Молодой Толстой» Э. говорит об отсутствии в произведениях Толстого «типов» (с. 92 наст. изд.). В кн. «Лев Толстой. 50-е годы» Э. отмечает как особенность психологического анализа Толстого — «недоверие к неразложимости, к слитности, к цельности душевной жизни» (с. 163 наст. изд.).
С. 663. Несравненно глубже и как будто ближе к замыслу и духу романа понял этот эпиграф Достоевский, увидевший в «Анне Карениной» новое решение старого вопроса о «виновности и преступности человеческой». — Как поздний комментарий к позиции Достоевского можно рассматривать дневниковую запись Э. от 4 января 1948 г.: «Толстой порвал с историей, но верил в человека, в возможность и необходимость счастья на земле каждого отдельного человека, потому что он сотворен совершенным (Руссо, Фурье, Кант). Для Достоевского это было детской примитивной верой, потому что его человек несовершенен, а счастье может быть только для человечества — через жертвы, искупления, страдания и пр.» (Контекст-1981. С. 281). На толкование Ф. М. Достоевским романа Толстого обращает внимание В. В. Вересаев: «Удивительно, как в отзыве этом отразился сам Достоевский. В мире царит "таинственная и роковая неизбежность зла", "ненормальность и грех исходят из самой души человеческой"... Но ведь у Толстого как раз обратное! Весь роман светится несокрушимою верою в то, что душа человеческая нормальна, свята, что "грех" приходит к ней снаружи» (Вересаев В. В. Живая жизнь: О Достоевском и Л. Толстом: Аполлон и Дионис (О Ницше). М., 1991. С. 134).
С. 666. Вересаев рассказывает... — В кн. «Живая жизнь» В. В. Вересаев так комментирует позицию Толстого: «Для самого Толстого смысл романа как будто сводится к следующему разговору светской старухи, матери Вронского, с Козныше- вым:
«— Да, она кончила, как и должна была кончить такая женщина. Даже смерть она выбрала подлую, низкую.
— Не нам судить, графиня, — со вздохом сказал Сергей Иванович».
В отношении Толстого к своему роману замечается та же рассудочная узость и мертвенность, как в отношении, например, к "Крейцеровой сонате" Каждая строка "Сонаты" кричит о глубоком и легкомысленном поругании человеком серьезного и светлого таинства любви. Сам же Толстой уверен, что показал в "Сонате" как раз противоположное — что сама любовь есть "унизительное для человека животное состояние", есть его "падение"
Нет, прав, сто раз прав был Сократ, когда говорил: "Ходил я к поэтам и спрашивал у них, что именно они хотели сказать. И чуть ли не все присутствующие лучше могли бы объяснить то, что сделано этими поэтами, чем они сами. Не мудростью могут они творить то, что они творят, а какою-то прирожденною способностью и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям"» (Вересаев В. В. Живая жизнь. С. 133).
С. 667. Ни одна отдельная мысль не может выразить всего смысла художественного произведения, этого «бесконечного лабиринта сцеплений». — Термин «сцепление» был осмыслен Э. в ранних работах: «Лабиринт сцеплений» (Жизнь искусства. 1919. 10-11 дек. С. 1).
С. 673. Шум времени не проникает за ворота яснополянской усадьбы. — Э. Г Бабаев, высоко оценив книгу Э., возражает по поводу этого высказывания: «Это суждение невозможно признать справедливым. Роман Толстого весь проникнут веянием времени» (Бабаев Э. Г. «Анна Каренина» Л. Н. Толстого. М., 1978. С. 11).
С. 676. Трактовка страсти как стихийной силы, как «поединка рокового», и образ женщины, гибнущей в этом поединке, — эти основные мотивы «Анны Карениной» подготовлены лирикой Тютчева: я имею в виду такие стихотворения, как «Она сидела на полу и груду писем разбирала...» или «Не говори: меня он, как и прежде, любит...» Стихотворение «О, как убийственно мы любим...» звучит как лирический комментарий к «Анне Карениной», или, вернее, как эпиграф к ней. — О соотношении романа «Анна Каренина» и любовной лирики Тютчева вслед за Э. говорит Е. А. Маймин: «Стихи Тютчева о любви, вызывая ассоциации с «Анной Карениной», в чем-то проясняют проблематику толстовского романа, помогают его лучше понять. Особенно интересно в этом отношении стихотворение Тютчева "Две силы есть — две роковые силы..."» (Маймин Е.А. Лев Толстой. Путь писателя. М.. 1978. С. 123). Е. А Маймин обращает внимание на сходство сюжетных ситуаций и характеров героинь.
Статьи
Литературная карьера Л. Толстого
Впервые: Эйхенбаум Б. Литературная карьера Л. Толстого//Эйхенбаум Б. Мой временник. Словесность. Наука. Критика. Смесь. Л., 1929. С. 109-114
Печатается по: Эйхенбаум Б. М. Литературная карьера Л. Толстого// Эйхенбаум Б. М. «Мой временник»... Художественная проза и избранные статьи 20—30-х годов. СПб., 2001. С. 114-120.
Творческие стимулы Л. Толстого
Впервые: Эйхенбаум Б. Творческие стимулы Л. Толстого //Литературная учеба. 1935. № 9. С. 46-56. — В рукописи дата: 1935.
Печатается по: Эйхенбаум Б. Творческие стимулы Л. Толстого // Эйхенбаум Б. О пр.: Сб. статей. Л., 1969. С. 77-90.
Пушкин и Толстой
Впервые: Эйхенбаум Б. Пушкин и Толстой//Литературный современник. 1937. № 1. С. 136-147. — В рукописи дата: 21-23 ноября 1936 г.
Печатается по: Эйхенбаум Б. Пушкин и Толстой // Эйхенбаум Б. О пр.: Сб. статей. Л., 1969. С. 167-184.
О противоречиях Льва Толстого
Впервые: Эйхенбаум Б. О противоречиях Льва Толстого //Литературный современник. 1939. № 7-8. С. 231-250. — В рукописи дата: 8 октября 1938 года.
Печатается по: Эйхенбаум Б. О противоречиях Л. Толстого // Эйхенбаум Б. О пр. Сб. статей. Л., 1969. С. 25-60.
Легенда о зеленой палочке
Впервые: Эйхенбаум Б. Легенда о зеленой палочке // Огонек. 1950. № 47. С. 23— 24. — В рукописях даты: сентябрь 1949 года, октябрь 1949 года. Б. М. Эйхенбаум снова обращался к этой теме, работая над книгой «Юность Льва Толстого» (1952).
Печатается по: Эйхенбаум Б. Легенда о зеленой палочке // Эйхенбаум Б. О