в таракана. Сын боится выйти ночью в туалет и мочится в разнообразной формы пластиковые емкости.
Затем мы становимся свидетелями встречи юного героя, работающего уличным продавцом часов, с девушкой-китаянкой, которая уезжает в Париж, где она некогда родилась. Девушка хочет во что бы то ни стало купить именно те часы с двумя циферблатами, что продавец носит на руке. Парень отказывается продать их, поскольку китайский обычай диктует воздерживаться от продажи личных вещей тем, кто находится в трауре: это может принести несчастье покупателю. Тем не менее он продает часы девушке, и та уезжает в Париж, неся с собой на запястье «два времени». Парень не находит себе места от неясной тоски и переводит все часы, включая домашние, на парижское время. Мать героя думает, что это проделки отца-призрака, попавшего в другую временную зону. Между тем героиня, увезшая часы, тоскует в своей гостинице и слышит странные звуки из соседней комнаты.
Цай считается наследником (или восточным представителем) минималистского стиля Антониони и Вендерса. Тайбэй и Париж в общем-то не очень разнятся, если смотреть на современную цивилизацию как на что-то грязное и декадентское. Но если нельзя спастись географическим перемещением, то можно нырнуть в другую временную зону – «убить время». Мы, как и герои Цая Минляна, в реальной жизни часто именно этим и занимаемся.
Убийство времени может быть связано с физической смертью. Смерть отца становится драматургической завязкой всех дальнейших событий. Даже девушке, надевшей «мистические» часы, уже никуда не деться от «темы смерти». Характерный для Цая мотив отчуждения между отцом и сыном здесь словно бы заявлен «от противного», дан в потустороннем ракурсе. Только утратив самого близкого человека, сын на инстинктивном уровне осознает значимость связывающих их уз. Видимо, этот мотив важен для самого режиссера, посвятившего картину собственному отцу и отцу Ли Каншэна.
«А у вас который час?» появился год спустя после «Любовного настроения». Вонг Кар Вай и Цай Минлян практически ровесники и одновременно вошли в число культовых дальневосточных режиссеров. У обоих, хотя и в разной пропорции, заметно движение от сравнительно динамичных сюжетов к фильмам чистого настроения. Их картины особенно похожи, если их рассматривать на схематическом уровне: все они по сути – истории неосуществленной любви, которая как раз в силу своей «неполноценности» становится неоспоримым фактом бытия.
У Вонга мужчина и женщина, живущие в соседних квартирах, слишком скромны и нерешительны, чтобы перейти от совместного поедания лапши к более решительным действиям: их длящийся не один год роман остается платоническим. А потом они и вовсе разбегаются по разным странам, сохраняя «любовное настроение» и нереализованную мечту.
Цаю нужен лишь один символический момент встречи, чтобы между героем и героиней, находящимися на разных концах планеты, установилась связь, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не приведет к физической близости даже на уровне пребывания в одном помещении. Страх перед сексом и даже перед платоническим общением сближает Вонга и Цая, обнаруживая новейший комплекс дальневосточной культуры, которая становится все более виртуальной.
Ей не нужен для показа «нового отчуждения» никакой компьютер. Достаточно старинного и проверенного механизма часов. Вонг Кар Вай признается, что помещает в кадре циферблат всякий раз, когда ему нужно создать иллюзию action — именно иллюзию, поскольку действие даже в его наиболее зрительских фильмах носит отчетливо виртуальный характер. Цай Минлян с помощью часов добивается интеграции (тоже, разумеется, иллюзорной) кинематографического пространства.
Как это ни странно звучит, Вонг гораздо более земной и даже социальный, чем Цай, хотя последний считает себя закоренелым реалистом. В «Любовном настроении» косвенно выражен опыт шанхайских переселенцев из КНР. Цай же отрицает свой интерес к судьбам разделенной родины, хотя экзистенциальная тоска его героев из небогатых тайваньских семей тоже имеет скрытый бэкграунд.
Что явственно отличает структуры Цая – это присутствие в его фильмах не только откровенных кинематографических цитат, но специально встроенных киноманских сюжетных блоков. В данном случае речь идет о перекличке с «400 ударами». Герой картины Цая покупает пиратскую кассету и смотрит ее, тем самым приближаясь к Парижу и вместе с тем погружаясь во временную зону пятидесятилетней давности. Также в середину прошлого века проваливались герои «Дыры» в музыкальных сценах. Цай любит это время, считая его немного мещанским, но гораздо более оптимистичным и гуманным.
Героя фильма зовут Сяо Кан (Маленький Кан); также называют близкие Ли Каншэна, который, играя в фильмах Цая по сути одну и ту же роль, фактически слился с ней, как Жан-Пьер Лео у Трюффо слился с Антуаном Дуанелем. Каждое, самое незначительное движение Маленького Кана фиксируется Цаем на пленку с любовью и нежностью, которую вряд ли можно объяснить только лишь «стремлением к максимальному реализму».
Вот почему знаковый характер носит визит героини-китаянки на кладбище Монпарнас, где у могилы Симоны де Бовуар она встречает живого (чудовищно постаревшего в отсутствие ментора Трюффо) Лео, который играет самого себя в остроумном камео. Это еще одно сближение героини с героем: ведь он тоже встретился с Лео, только молодым и на кинопленке. В финале Цай дает на титрах главную музыкальную тему из «400 ударов».
Впрочем, это не только знак киномании Цая, но и общекультурное приближение к Франции, финансировавшей фильм. Французский след просматривается и в изобразительном решении, найденном оператором Бенуа Деломом. А вот художником картины стал Тимми Йип, работавший с Джоном By и на картине Энга Ли «Крадущийся тигр, невидимый дракон». Благодаря ему каждый персонаж в фильме Цая имеет свой уникальный цветовой код и даже свою цветовую ауру, которая окрашивает окружающий его участок среды. Одним словом, в изысканности Цай ничем не уступит Вонгу, хотя он и не меняет в каждой сцене платья героини, превращая фильм в модный журнал.
«Прощай, отель „Дракон“» (2003) – еще одна картина Цая, развивающая его уникальный метод. Она замечательна с двух точек зрения. Во-первых, как шедевр построения мизансцен на трудном, затемненном пространстве. Во-вторых, как воплощенный феномен киномании. Мы и до Цая видели немало фильмов, действие которых происходит в кинотеатре; были и такие, где персонажи снисходили с экрана прямо в зал – как у Вуди Аллена в «Пурпурной розе Каира», и такие, где речь шла о закате старого кино («Новый кинотеатр „Парадизо“ Джузеппе Торнаторе). Но только Цай увидел кинотеатр как совершенный и законченный в себе универсум, подобный отелю или трансатлантическому лайнеру, казино или танцплощадке. Увидел его как параболу-идею, которая воплощается в жизнь благодаря присутствию людей.
«Прощай, отель „Дракон“»
Кто эти люди? Молодой киномеханик и хромая кассирша, она же уборщица. Кассирша влюблена в механика и преследует его в нескончаемом лабиринте кинотеатра, а он ее всячески избегает. Ничего нового в его поведении лет: ведь механика играет Ли Каншэн, отношения его героя с женщинами осложнены, возможно, он предпочитает мужчин. Тем не менее эта тупиковая сюжетная линия становится для Цая поводом, чтобы выстроить целую кинематографическую симфонию жестов и отношений. Девушка в течение нескольких минут ковыляет в кабину механика, чтобы принести ему вырезанную в форме сердца половинку марципана, но так и не встречает предмет своей страсти. Киномеханик, в свою очередь, заинтригован ее электроприбором для варки риса, что дает основания еще для одной долгой, но бесконечно изобретательной сцены в чреве кинотеатра – этого огромного дракона, изнутри освещенного мертвенным светом.
«Не люблю спать одна»
«Прощай, отель „Дракон“»
«Капризное облако»
«А у вас который час?»
Кроме работников, в кинотеатре есть посетители, но их немного. В основном мужского пола, хотя заглядывает и одна соблазнительная девица, словно залетевшая сюда из фильма «Дыра». Некоторые спасаются здесь от проливного дождя, который, как обычно у Цая, хлещет не переставая в течение всего фильма. Забредший японец ищет гомосексуальных контактов и неустанно фланирует по залу. Печально-юмористическая кульминация этой темы – встреча нескольких мужчин в туалете, где, опять же не впервые у Цая, идет бесконечный акт коллективного мочеиспускания в унисон льющемуся дождю.
Все течет в мире режиссера, но все остается неизменным. Люди совершают в темноте или полусвете хаотичное броуновское движение, ищут спасения от одиночества и в то же время бегут от встреч, ухитряясь фатально расходиться даже в узком «коммунальном» пространстве. Порнография и анонимный секс всегда были альтернативой секса «здорового» и «реального». Для Цая в этом открытии не так уже много нового: он совершил его еще лет десять назад.
Но новое все же есть. Новое – это призраки, появившиеся уже в предыдущем фильме Цая «А у вас который час?». Актер Мао Тэн, игравший призрака отца Ли Каншэна, появляется и в этой ghost story, действие которой от начала до конца разыгрывается в кинотеатре.
Режиссер решил, что на экране будут показывать культовый фильм 60-х годов «Отель „Дракон“» (режиссер Кинг Ху), где Мао Тэн сыграл свою первую роль, а его партнером и соперником стал другой прославившийся впоследствии актер – Ши Чун. Мы видим, как луч проектора оставляет на экране изображение смертельных поединков, сверкающих мечей и благородных лиц. Оживает эпоха цельных чувств и страстей. А в зале – фрустрированные, потерявшие себя люди. И вдруг «голубой» японец обнаруживает прямо рядом с собой человека, страшно похожего на героя фильма. Так и есть, это Мао Тэн собственной персоной, только постаревший. Он и Ши Чун – живые призраки – пришли в последний раз посмотреть фильм, где оба блистали в молодости.
Но почему в последний? Цай, снимая свою предыдущую картину, случайно обнаружил кинотеатр «Фу-Хо», напомнивший ему кинотеатры его детства. Выяснилось, что «Фу-Хо» скоро закрывается, и он словно молил режиссера: «Приди сними меня!» Цай уговорил своего продюсера выкупить кинотеатр и целиком отснял в нем кино. Попутно он узнал, что последние месяцы «Фу-Хо» существовал на пожертвования местного гей-комьюнити, и эта деталь подтвердила верность концепции фильма: закрывающийся кинотеатр не нужен обществу, но остается приютом для аутсайдеров – хромых, старых и гомосексуальных.