Ну а следующая песня?.. Но и тут получился облом, как говорится. Плеер работал на последнем кубике — и вот издох.
Это и есть дзынь — ян — трындец.
На улице было паскудно, пасмурно, слякотно. И Косточкин снова испытал прилив удивления — всему: себе, этому городу, автомобилям, людям в цивильной одежде. В одном месте он поскользнулся, поймав быстрый взгляд какой-то девушки в желтой куртке с надетым на голову капюшоном. Э-э, осторожней, чувак, сказал он себе.
Он оглянулся на дороге, пропустил две или три машины, а четвертая уже и была с надписью «Такси» и телефонным номером. Быстро доехал «до красной церкви напротив собора и стены», таксист, молодой мужчина азиатской внешности, сразу сообразил, где это.
Косточкин подумал, что раньше роль такси выполняли лошади. Нет, по надобности, конечно, лучше перемещаться верхом. Все-таки центр и был раньше замком… то есть крепостью.
По дороге в ледяных колдобинах протрюхала унылая псина с обрывком веревки на шее. Косточкин проводил ее взглядом и обошел пятиэтажный дом из белого кирпича. Дом стоял на краю древесного оврага. Внизу виднелись крыши коттеджей и простых домов с трубами. Слева — красноватая церковь, за нею вдалеке — и тоже за оврагом — бледно синел собор знаменитый. Косточкин топтался перед подъездами. Дом потихоньку осыпался. Из оконцев подвальных шел парок. В одно из них вылез белый кот с большой башкой и оборванными ушами. Он дымчато посмотрел на Косточкина и осторожно соскочил на асфальт, покрытый льдом и ноздреватым снегом, приблизился к краю оврага — и исчез в зарослях. Косточкин смотрел на окна, озирался. Никого, чтобы спросить. Это было как-то глупо. А казалось поначалу легко и просто: спросил, где тут художник Аркадий Сергеевич? Ну как в деревне. Но все-таки это город, хотя и с родовыми приметами деревни. Железные двери на запоре.
Косточкин обернулся. За деревьями, на той стороне оврага тускло краснела крепость. Хорошее место выбрал этот wall Man[177]. Сиди и наблюдай.
Косточкина стала уже пробирать дрожь. Сырая зима — сущее наказание.
Уже минут двадцать он топтался здесь, но кроме того белого котяры так никого и не увидел. Да в окне мелькнуло чье-то лицо. На дерево села галка. Конечно, дом уже заметил его и следил за этим странным парнем в черном полупальто и синей итальянке.
Косточкин потерял терпение и решил уже уйти, завернуть поскорее в какую-нибудь кафешку, отогреться хорошенько кофе, коньяком, да и поесть что-нибудь существенное. Как вдруг пластиковое евроокно на первом этаже приоткрылось и пожилая женщина в сиреневом теплом халате участливо спросила, не к Охлопьеву ли молодой человек пришел.
Косточкин чуть альбом не выронил от неожиданности и горячо подтвердил, что именно к нему.
— Так его нету, — сообщила женщина. — Он ушел еще утром в институт, я как раз Терезу выгуливала.
— Но… может, пришел? — спросил Косточкин.
— Нет, уверяю вас.
— Простите, — проговорил Косточкин, — но… как это может быть?
— Что именно?
— Ваша уверенность?
— Ах, все очень просто. Тереза всегда лает, как он поднимается к себе.
— Хм… А… на других не лает, что ли?
Женщина покачала головой.
— Нет. Даже на чужих.
— Понятно, — пробормотал Косточкин. — Хорошо, спасибо.
— Не стоит благодарности, — ответила она. — Просто вижу, студент мерзнет.
Косточкин обошел снова дом, поглядел по сторонам, соображая, куда лучше направиться. Его тянуло в сторону оврагов и собора. Кажется, там, внизу, была какая-то забегаловка. Ему необходимо было сейчас просто опрокинуть стопку водки, и все. Закусить крабовой палочкой. Да, когда он пошел следом за теми искателями синагоги, то увидел какой-то симпатичный домик зеленый с толпящимися мужиками.
Спустившись по булыжной крутой улице, он и увидел справа этот зеленый домик. Но, подойдя ближе, понял, что это обыкновенный магазин. Правда, к нему примыкало нечто вроде кафе — огороженная площадка, укрытая маскировочной сетью. Но это было явно лишь летнее кафе. Он завернул в магазин, чтобы просто чуть согреться.
В магазине была только одна посетительница. За прилавком стояла крашеная продавщица. Посетительница обернулась, взглянула на Косточкина.
— А, это вы? — спросила она. — Павел… Павел… Еще не завершили миссию?
Косточкин узнал ту женщину с горы под собором. Он поздоровался. На ней было все то же зеленоватое пальтишко, вязаная шапка.
— Что это с вами случилось? — спросила она, разглядывая его лицо.
— Производственная травма.
— Упали? Или кому-то не понравилась фотография?
Он улыбнулся.
— Съехал по ступеням вашей этой… Веселухи.
— Ага, я вот про нее тоже слыхала, — тут же вступила в разговор продавщица. — Что там сводили счеты с жизнью. От несчастной любви, там, типа. А вообще по телеку показывали недавно, как трое мальцов, студентов, залезли на стену, а спуститься не могли. Мерзли, мялись, пока не сообразили звякнуть в МЧС. Ну, те приехали и сняли, лестницу свою выдвинули, и те задохлики сошли. Надо было и вам.
— Но как же вы туда прошли? Семинаристы провели?
— Нет, — сказал Косточкин. — Это я не с той Веселухи, а с другой Веселухи.
Продавщица расхохоталась.
— Ой, умора!.. Их же одна, молодой человек, а не две. После падения двоится?
— Если и двоится, то не у меня, а у смолян.
— Это в каком же смысле? — спросила продавщица. — Типа, у нас расщепление мозга?
— Скорее памяти, — сказал Косточкин. — Мне ваш знаток это и сообщил, что, мол, та Веселуха стала Веселухой позже, а самая первая Веселуха — другая, с которой я и съехал.
Продавщица всплеснула открытыми упитанными руками.
— Ой, молодой человек! Ради бога. Мне еще полдня считать здесь.
Косточкин пожал плечами и начал рассматривать полки с консервами, хлебом, бутылками. Чтобы хоть как-то оправдать свой визит, купил жевательную резинку и вышел. Следом появилась на улице и та женщина с сумками.
— Сумку я у вас могу взять, — сказал он, оглянувшись. — Я иду как раз к собору.
— Да уж несите свою книгу, — ответила она.
Они пошли рядом.
— Значит, ваша миссия, Павел, дала неожиданный сбой?.. Как же это случилось?
Он коротко рассказал.
— Кто же этот краевед был? — спросила она.
— Здравствуй, Адамовна! — крикнула какая-то старуха из-за забора.
Женщина посмотрела и поздоровалась.
Косточкин сказал, кто ему сообщил о второй Веселухе. Женщина быстро взглянула на него и, как показалось Косточкину, тихо проговорила, как бы про себя: «Аркадий?..»
— Вы, наверное, знаете его? — спросил Косточкин.
Женщина отвернулась. Косточкин сам пришел ей на помощь, заметив, что конечно, раз он художник. Но женщина, сухо улыбнувшись, ответила, что не стала бы преувеличивать его известность. Краеведам он, разумеется, известен, и студентам художественно-графического факультета. Косточкин тут же хотел выложить про фолиант, но вовремя удержался.
— Вы говорили про… меч. Мол, от башни этой Веселухи простирается, ну, свет, как я понял?
Она взглянула на него серо-синими глазами и кивнула.
— Да, а что? Нет погоды, а то вы сами это увидели бы.
— Хочу уточнить, от какой из двух?
Женщина улыбнулась.
— Ох, эти краеведы вечно все усложняют. Мы сейчас Веселухой называем одну-единственную башню, вон ту.
Она обернулась и, взяв сумки одной рукой, указала правой на башню с куполом, нависающую над крышами и деревьями, позади семинарии.
— А… башня Шеина где? — поинтересовался Косточкин.
Она пожала плечами и ответила, что не знает.
— Вижу, вы тут занялись настоящими изысканиями, — добавила она. — Раз так долго живете у нас. Обычно туристы все за день обегают и фьють!
— Меня рука задержала, — признался Косточкин. — Сегодня думал уехать… Жаль все-таки, что оставил фотоаппарат в номере, — проговорил он, глядя на нее.
— Вам стоит все-таки еще задержаться, — сказала она, переводя дыхание.
Подъем на Соборную гору был довольно крут.
— Нет, знаете, держите это, а мне дайте все-таки ваши сумки, — решительно сказал Косточкин, протягивая ей фолиант.
— Подождите, — ответила она, ставя сумку на снег и принимая фолиант. — О-о, да он у вас чуть-чуть полегче моей авоськи.
Косточкин взял сумки, те оказались довольно увесистыми. Они продолжили путь вверх мимо домов. На выровненной площадке возле дороги крутилась бетономешалка. Перед нею стоял смуглый чернявый узкоглазый строитель, двое других возились с кирпичами. Кто-то возводил здесь дом. Строители посматривали на них. На старом стуле серебрился магнитофон, из которого неслись восточные песнопения.
Молча они прошли мимо.
Дорога вела дальше, к собору. «Загляну туда — и в гостиницу», — решил Косточкин, растеряв весь свой враждебный пыл в походе по этим оврагам.
От главного подъема на гору вправо уходила улочка. Женщина сказала, что Косточкину надо прямо, а ей туда, и вернула ему фолиант.
— Спасибо, — сказала она, ясно взглядывая на него. Ее бледное лицо слегка раскраснелось. Глаза на нем чудесно синели. — До встречи.
И она зашагала по своей улочке. Косточкин смотрел ей вослед. Потом он обернулся к собору и продолжил свое восхождение.
С площадки позади собора он окинул взглядом старый город в оврагах и на склонах, кирпично-деревянный, с трубами и садами. Отыскал первую, крайнюю Веселуху, дальше — башню, в которой повстречал длинноволосого Охлопьева в очках. Третья — круглая башня без купола — едва виднелась над деревьями и крышами. Вторая Веселуха? Кажется, она и есть… Косточкин впал в свою обычную медитацию. Полет в черную дыру вызвал озноб. Косточкин встряхнулся, повернул и пошел в ворота в белой ограде.
Во дворе пахло свежим хлебом, его выпекали справа, в небольшом кирпичном домике. У Косточкина потекли слюнки. Он подумал, что надо побыстрее пройти двор, выйти на ту широкую улицу и бежать по ней до первого кафе.
Навстречу ему шла девушка или женщина, простоволосая, в длинной черной куртке, из-под которой выглядывали трико с лампасами, рваные кроссовки. Платок она несла в руке.