Но уже сообразил, что это не так, что волнующее приключение в граде Smolenscium’е только начинается. Начал было осматривать пол балкончика в поисках своей итальянки, но тут же припомнил, что шапка у девушки, Яны.
Фотографируя Одигитрию с балкона, Косточкин вдруг подумал, что недавно фотографировал ее снизу… Да, и она была высоко, довольно высоко над ним… Как это может быть?
Сделав еще несколько кадров с балкона, Косточкин спустился по узкой лестнице и пошел среди стоящих со свечками или ходящих туда-сюда людей… смольнян. Как вдруг услышал какие-то знакомые звуки… Эшкрофт! «Горько-сладкая симфония». На него с неодобрением смотрела какая-то женщина с постным бледным лицом в черном платке, и, оказавшись поблизости от бокового хода, Косточкин поспешил туда, вынимая телефон. На дисплее он увидел информацию о нескольких пропущенных звонках.
— Да? — сказал он, выходя уже на улицу и жмурясь от ослепительного света.
— Ну наконец-то!.. Куда ты пропал, Павел? — спрашивала Яна.
— Никуда… Я здесь… Вышел.
— Уже вышел? Я хотела предупредить, чтобы выходил через боковые двери… там есть…
— Но я так и сделал.
— Умничка!.. А теперь иди не к колокольне с часами, а в противоположную сторону.
— Зачем?
— Ну, так удобнее. Бывал на смотровой площадке?
— Да.
— Туда и иди, а оттуда вниз с горы прямо. Напротив Красной башни мой приметный лимузин.
Косточкин так и поступил. С горы он увидел залитые солнцем овраги с деревянными и кирпичными одноэтажными и двухэтажными домами, церкви над оврагами и стену с башнями. Синели снега в садах с голыми корявыми яблонями и другими деревьями, кое-где вился над крышей дымок. Вверху синело чистейшее небо. Словно чья-то длань совлекла покрывало. Косточкин просто не верил своим глазам. Когда в собор он входил, на улице царила самая мерзкая погода… Точнее — они входили… Он вспомнил смутные выкрики полубезумной девицы.
Справа захлопали крылья, Косточкин глянул. С крыши железной голубятни взлетали белые голуби. И гонял их человек в рясе, с длинной бородой. Зрелище белых птиц, трепещущих в синем солнечном небе, было необыкновенным, ослепительным. Косточкин тут же вытащил фотоаппарат.
Неужели эти кадры не получатся?.. Он наделал тут уйму фотографий.
Косточкин спустился с горы и сразу увидел на небольшой стоянке напротив красной башни оранжевый автомобиль. Субмарину.
— Уф, я думала, тебя… вас свинтили, — сказала Яна.
— Кто? И за что?
— Да ни за что, просто так, — с улыбкой отвечала она, протягивая ему шапку. — Садитесь же.
Помешкав, он сел рядом.
— Ничего, разумеется, страшного, но оно вам надо? Выяснять личность и тэ пэ.
Косточкин усмехнулся.
— Признаться, не ожидал… таких шпионских страстей.
— Вы им не понравились. Этого достаточно. Куда довезти? На вокзал?
Косточкин думал мгновение и покачал головой.
— Нет, — ответил он. — В такую погоду я не могу уехать. Все время был смог… И вдруг… Ого…
— Ну для смога тут мало предприятий все же. Это был не смог, а туман. Значит, хотите еще поснимать?
— Хочу, — ответил он.
— Несмотря на сбитый фокус?..
— Это эксперимент своего рода, — пробормотал он смущенно.
— Все в порядке, — ответила она. — Мы уже позвали местного фотографа.
Косточкин сокрушенно и растерянно взглянул на нее.
— Извините…
— Ничего страшного. Техника есть техника.
— Если бы не зрение, можно было… Это началось после армии уже, падение зрения. Боюсь, придется нацепить очки.
— Можно обойтись линзами. Куда вас подвезти?
— Да я не знаю… Ну к башне…
— Веселухе? — догадалась она.
Он удивленно взглянул на Яну и кивнул. Автомобиль уже ехал.
— Но поразительная перемена… Словно крепость штурмом одолело воинство света, — говорил он, глядя по сторонам, задерживая взгляд на тонком профиле девушки и думая, что главная-то новость — это она.
Яна быстро взглянула на него.
— Поклонник этого белоруса?
— Какого?
— Да что поет как раз… Ляписа Трубецкого.
— Трубецкого?.. Да нет. Давно уже охладел к отечественному року. Что за песня-то?
— Ну про воинство света… баррикады и молот в крепкой руке.
— А, что-то мне про это Вася Фуджи толковал, да. Он анархист…
— А вы?
— Свадебный фотограф, — ответил Косточкин, разводя руками.
Яна засмеялась.
— Звучит, как философ-гегельянец или кто там еще.
— Фотограф по роду занятий уже созерцатель.
— То есть — человек над схваткой? — живо блестя глазами, спросила Яна.
— Только так фотограф и способен оставаться объективным. Ибо объектив в его руках.
— Ой, ну это уже сказки какие-то корпоративные, замшелые, — отозвалась она и поморщилась.
— А чем занимаетесь вы? — решил перейти в небольшое наступление Косточкин.
— В свободное время или вообще?
— Вообще.
— Моделирую… — тут она озорно взглянула на Косточкина, — наряды. А вы подумали, революционные ситуации?
— У меня отец дизайнер.
— Ну определенно — родство душ! — воскликнула она беспечно и рассмеялась, но, словно спохватившись, добавила поспешно: — Так и надо выбирать свадебного фотографа.
— И модель, — подыграл он.
— Но в данном случае выбор был за мной, — сказала она холодновато.
— Спасибо, польщен, — ответил Косточкин. — Надеюсь, не замените меня вообще тем местным фотографом?..
Автомобиль проехал по узкой крутой улочке и свернул к разваленному кирпичному дому среди деревьев и даже с высокой зеленой туей.
— Вот там за руиной и Веселуха, — сказала Яна.
Косточкин присматривался сквозь лобовое стекло.
— С шатровой крышей? — спросил он.
— Ну да.
— Хм, а была без крыши… Меня и преследует в последнее время такое впечатление…
— Какое?
— Чего-то двоящегося. Раздвоение сознания. Как будто я фотографирую сразу в двух местах. А?
— Так у вас не просто путешествие, а трип?
— Порой так мне и кажется. Хотя оставил уже эту детскую забаву. А вы?..
— Не слишком ли много вопросов для свадебного фотографа?
Косточкин смутился. В самом деле, ему было слишком хорошо и легко с этой девушкой, как будто сто лет знакомы. Он посерьезнел и снова с преувеличенным вниманием посмотрел на башню за громадными тополями.
— Так это, кажется, и не Веселуха вовсе.
— Да? А что же? Пизанская башня?
— Не знаю, запамятовал название… Но мне уже все объяснили. Аркадий Сергеевич растолковал. Что это ошибочное именование. Настоящая Веселуха не здесь.
— А где?
— Где-то…
Яна засмеялась.
— Такое у меня тоже впечатление, что где-то — ох, далеко… Не в этом даже городе. Это скажете?
Косточкин смотрел на нее.
Зазвучали позывные ее мобильника: веселая флейта. «Кажется, Моцарт», — догадывался Косточкин. Она быстро отвечала. Косточкин понимал, что пора уже и честь знать, выметаться из автомобиля и топать к той Веселухе, в которой он потерпел крушение. И… оставался безвольно на месте. Уходить никуда не хотелось. И фотографировать расхотелось, хотя и погода установилась…
— Извините, — сказала она, закончив. — Сейчас начнут собираться гости.
— Конечно, да, — отозвался Косточкин, берясь за ручку дверцы.
— Нет, стойте, — сказала она. — Все-таки я довезу вас до настоящей Веселухи… Или не довезу? — спросила она, немного растерянно улыбаясь. — Как-то реальность делается ускользающей от ваших сомнений, вопросов и реплик.
— Ну, если вам по пути, — ответил Косточкин, радуясь отсрочке.
Яна попробовала развернуться и застряла в снегу. Пришлось Косточкину выходить и толкать автомобиль, «пыжика» или субмарину. Несмотря на небольшие размеры, автомобиль оказался тяжелым. Косточкин пыхтел, упираясь, но колеса только буксовали. Шедший по улице вверх мужчина в синей куртке и ярко-желтой большой вязаной шапке с помпоном свернул к ним и взялся помогать. Наконец автомобиль выехал.
— Спасибо, — благодарил его Косточкин.
— Всегда пожалуйста, — отвечал тот, шмыгая покрасневшим носом, отрясая перчатки от липкого снега в копоти с капота.
— Постойте, любезный, — окликнула его Яна, роясь в сумочке. — Вот, возьмите, пожалуйста, за труд.
Мужичок посмотрел на протянутую бумажку, засмеялся и пошел себе дальше. Яна пожала плечами и спрятала деньги. Косточкин занял место рядом. Автомобиль, пятясь, скатился на узкую улочку, перекрывая движение. Раздались нетерпеливые гудки. Яна вывернула руль и наконец поехала вверх.
— Черт, — ругалась она. — Раньше здесь никто почти не ездил, только неопохмелившиеся водилы. Чтобы не лезть по главным дорогам в центр. А как реконструировали улицу — пожалуйста…
— Странная реконструкция, — заметил Косточкин. — Пешеходам негде брести.
— Ой, это целая эпопея, с этими реконструкциями… освоением юбилейных миллионов. У администрации не хватало просто ума, чтобы осваивать эти денежки. Не было спецов такого полета. А приглашать варягов не хотели… В общем, старая все та же песенка: земля большая, а порядка в ней нету…
— Но свадьбу-то вы здесь решили справлять, — отозвался Косточкин.
— Парадокс, — согласилась Яна.
Автомобиль поравнялся с другой башней. Яна сказала, что подъезжать уже к самой башне не будет, а то снова… увязнет в какой-нибудь истории… Сестренка и так уже сердится.
— А я хотел вас сфотографировать здесь, на башне, — сказал Косточкин.
Она взглянула на него.
— Именно здесь?
Он кивнул.
— Ладно, в следующий раз, — ответила она.
Косточкин поблагодарил ее и вышел. Автомобиль покатил дальше. Проводив его взглядом, Косточкин обернулся к башне. Веселуха стояла в снегу, как будто распахнув объятиями прясла стены. По стене в этот солнечный день бродили тинейджеры в ярких куртках, шапках. Косточкин приблизился к башне, хрустя снежными комьями, звеня льдинками.
Хм, вот уже и у него с этой башней связано некое событие, приключение. И сколько же таких небольших тайн она хранит. Да и других, трагических… За четыреста? — да, за четыреста лет тут всякое случалось. И эт