Александр БелкинРадуга первооснов
«Перебирая чётки мыслей…»
Перебирая чётки мыслей,
Я тот рисунок нахожу,
Что раскрывает тайны чисел,
Подобно грозному ежу,
Когда напряжены иголки:
Дрожат, искрят – колючий шар
Летит, как молния, и звонкий
Вдруг раздаётся гром-удар…
И рождено стихотворенье.
И не принадлежит творцу.
И лишь единое мгновенье
Разносит по миру пыльцу.
«В почёте, в моде торгаши…»
– В почёте, в моде торгаши, —
Гермес[1] доказывал Эвтерпе[2]. —
Мир болтунов едва ли терпит,
Смотри, какие тиражи…
Ленивцев столько на Парнас —
О ужас! – нынче взгромоздилось.
Да, мне подобное не снилось,
И каждый мнит, что верхолаз.
В ответ ему сказала Муза:
– Пусть пишут – это не обуза.
Куда ты клонишь? Неспроста.
Разнообразен мир, изменчив.
Торговцев в храме будет меньше.
Жизнь всё расставит по местам.
Искусство
Тайна мира и души,
Путь, пустяк, преодоленье
(Разгадать, друг, не спеши),
Символ, образ, цели пенье
И случайность, произвол,
Бегство от, сфер наслажденье,
Накопленье силы, боль,
Мотовство, ограниченье
И дыхание любви,
Поиск, дом, игра, моленье,
Жизнь иная, бег крови,
Немезиды[3] перст, веленье,
И катарсис, и экстаз,
Роскошь дня и ночи тленье,
В запределье голос, лаз,
Память, вечное горенье.
«В другую жизнь окно – картина…»
В другую жизнь окно – картина…
Витраж, наполненный игрой
И тьмы и света, словно мина,
В душе взрывается порой.
И открываются порталы
Меж духом времени и мной,
И пробуждаются кварталы:
И запредельный, и земной.
Идёшь по улочкам старинным,
Веков вдыхая аромат,
И застываешь пилигримом,
Святынь красотами объят.
И Рафаэль, и Боттичелли,
Чайковский, Пушкин, Васнецов…
Гимн мирозданию пропели,
Спасали дедов и отцов.
Увы, последним поколеньям,
Глотнувшим меркантильный яд,
Сегодня в горестном сомненье
Теперь они что говорят?
Петродворец
Петродворец жемчужноструйный
Парит как будто в облаках.
Царь в грозный век, чумной и буйный,
Его привёз издалека.
Мечтой и Ропшею вскормлённый,
Он мчится к финским берегам
И, сединою убелённый,
Заморский слышит шум и гам.
Ковры цветов, как сны цветные,
Летят куда хватает глаз
И множат чувства озорные,
Как вин шампанских бурный газ.
Собор и царские хоромы,
Как будто сказочный алмаз,
В природной нежатся короне,
Зовут, влекут и манят вас.
И я бреду – в него влюблённый,
Такою чудной и простой
Живою былью окружённый
И величавой красотой.
Манифест ада
Крестоносцы от культуры
Убивают классицизм.
Чёрной мессы каламбуры
Прославляют сатанизм.
Благозвучность, стройность, тонкость,
Прорисованность углём
По туману… хрупкость, ломкость…
Что им это? – Мы найдём, —
Говорят, – источник силы —
Дьявольскую красоту.
Век другой – нужны кумиры…
А противникам – ату!
Что нам пух от уст Эола?
Надоел консерватизм.
В будущем для всех культ новый,
Агрессивный создадим.
Произвол его основа:
Что хочу, то и творю.
Мир в надмирное закован —
Тёмное боготворю.
Космос не алтарь искусства —
Какофония, и секс,
И разнузданное буйство…
Апокалиптичен век.
«Я разговариваю с Небом…»
Я разговариваю с Небом,
Как с Матерью или Отцом.
И, где бы ни жил, где бы ни был,
Зовёт родимое крыльцо.
Оно с любовью открывает
Ступени Млечного Пути,
И звёзды духом созерцает,
И Каждое зовёт: «Иди!»
И в окружении созвездий
Всхожу таинственной тропой,
И чудные Вселенной вести
Стучатся в грудь наперебой:
«О Человек, ты – Откровенье
И лучший миг живой Земли,
Прими небес благословенье
И вечно новое твори!»
Русская душа
В моей душе леса, поля, и горы,
И солнце, и земля.
В моей душе морозные узоры
Рисуют радость дня.
В моей душе и города, и сёла,
И ночи нежный смех.
В моей душе глаза небес – озёра,
Зелёный бархат – мех.
В моей душе страдания людские
(Ах, если б им пропасть!),
В моей душе сокровища морские:
И ширь, и глубь, и страсть…
Душа
Нет в аду геенны огненной.
Каждый носит свой огонь.
И улыбкою злокозненной
Ты души своей не тронь.
Пусть она летит, родимая,
В занебесные края,
Как звезда, как птица синяя,
Свет иной другим даря.
«Жизнь и Случай царят на Земле…»
Смерть и Время царят на Земле…
Жизнь и Случай царят на Земле.
А другие планеты – пустыня.
Афродита[4] святая милей
Всех сокровищ. Одно это имя…
Это слово – блаженная весть,
Ключ, открывший закрытые двери.
Ну а смерть – есть лишь жалкая месть,
Послесловие звуков свирели.
Лестница Сварога
1. «Из ничего я создал нечто…»
Из ничего я создал нечто —
Живую жизнь.
Путь воссиял в пространстве Млечный.
Мир, покажись!
Животных тьму и тьму растений
В единый миг[5]
Я сотворил и без сомнений —
Судьбы родник.
И Мною сделан был из глины
Сам человек.
И пусть страдает он, невинный,
Из века в век.
2.7520 (2012) год
За Лисой в Сварожьем круге —
Полночью крадётся Волк[6].
От него она в испуге
Убегает. Топот смолк…
Водолея Волк не любит,
Рыбы, как Лиса, не ест,
Этот мир нежнейше-грубый
В лапах держит, словно крест.
«Душам голодать придётся
В эту скудную пору,
Но я утро отопру, —
Говорит Он, – мир проснётся.
Пусть я долго битый буду,
Но науки не забуду».
3. «В архетип бойца и труженика…»
Ходите к народам восточным, к народам западным и к народам южным, – туда, где живут сыны и дочери Дома Израилева.
К язычникам же Севера не ходите, ибо безгрешны они, не знают грехов и пороков дома Израилева.
Рыба съедена Лисицею.
Одурачен глупый Волк.
И мгновеньями, как спицами,
Время вяжет жизни ток.
Битый возит недобитого.
Пройден, Лис, Сварожий круг.
У корыта у разбитого
Очутились мы не вдруг.
Нет, нельзя нам быть изменниками
Делу предков и отцов.
Русы, встаньте вновь волшебниками,
Защитив своих творцов.
4. После Нового Завета
Я послан только к погибшим овцам дома Израилева.
Я подарил Завет вам Новый.
Он годен был в эпоху Рыб.
Сыны Израиля, оковы
Снимаю с вас. Пусть гаснет нимб.
Я вас хотел рабами сделать