Я не вслушивалась в ее слова, но по людям прокатилась волна изумленного шепота. Я горько усмехнулась. Все это я когда-то уже слышала и сомневалась, что узнаю что-то новое, потому лишь снова опустила голову, завесив лицо волосами.
– …Рагана! – взвизгнула Аника особенно высоко.
– А ты откуда знаешь? – неожиданно прозвучал голос Богуяра.
Сын печника, до сих пор удерживаемый твердой рукой отца чуть в стороне, наконец вырвался и подскочил к толпе. Аника отшатнулась, хотя от парня ее отделяли другие приреченцы. Ей не дали отступить и скрыться: подтолкнули в спину, призывая выслушать то, что решил сказать Богуяр. Аника запаниковала, ее глаза забегали по сторонам, губы побледнели и задрожали. Я наблюдала за ней сквозь спутавшиеся пряди волос, вяло удивляясь тому, что все еще могу испытывать интерес к чему-то. Дейвасы молчали и не стремились прервать перепалку деревенских.
Дарган слушал с благосклонной улыбкой, по-змеиному изогнув шею. Лицо Мария было непроницаемо. Я случайно подняла на него взгляд и тут же сжалась в комок, спешно уставившись в землю. Зелень глаз дейваса почти растворилась в оранжевом огне. Он касался своей силы прямо сейчас и готов был спустить ее с поводка в любую минуту. Мне показалось, что запахло дымом и расплавленным железом. Дарган то ли не видел, в каком состоянии его товарищ, то ли не считал это важным. Возможно, для дейваса и правда невелика забота, если огненосец выжжет дотла всю деревню вместе с жителями.
Я видела, как вздулись вены на лбу и руках Мария – как будто он держал груз, тяжесть которого была на грани его возможностей.
Тем временем Аника выкрикнула тонко и зло, грозя Богуяру кулаками:
– Все знают, что она ведьма! Зачаровала всех, вот и молчат!
– Ты за всех не говори. Отвечай: с чего решила, что в болезни Марьяны виновата навья тварь? Пан Артемий сказал, и пан Буревестник подтвердил: твою сестру сжигала болотная лихорадка. А ты говоришь иное – так откуда узнала?! Может, это ты и подсадила нежить, курва завистливая?
Богуяр хлестал Анику словами как кнутом – откуда только голос взялся? – и она вся сжалась. Ее глаза бегали по сторонам. Она должна была либо сказать правду, либо сочинить достаточно убедительную ложь. Но Аника терялась, когда вокруг было много людей, я давно это заметила. Вот и сейчас она не смогла быстро взять себя в руки – и сломалась, содрогнулась всем телом и закричала, размазывая по лицу злые слезы:
– Да я это, я призвала нечисть! И козленка отдала, белого с черной звездочкой, чтобы исполнилось все в точности! Потому что я устала, что, кроме нее, отец никого не видит! Все разговоры либо о Марьюшке его ненаглядной, либо о благополучии деревни. А я? Я ведь тоже его дочь! Да только он не видит меня, не замечает, словно я призраком стала, как только мама отошла в мир иной. Ненавижу!! И Марьянку, и отца, пусть провалятся в Навий мир оба!
Аника уже тряслась, как в лихорадке, вцепившись в волосы и раскачиваясь из стороны в сторону. Улыбка сползла с лица Даргана: даже ему жутковато, наверно, было видеть, как из человека изливается много весен копимая ненависть и боль. Мне стало жаль Анику. Не настолько, чтобы оправдать или сказать, что она ни в чем не виновата, но все же жаль.
– Ты натравила нечисть на собственную сестру – Богуяр покачал головой, с презрением глядя на девушку. – И после этого еще смеешь наговаривать на рагану? Чем ты лучше нее?
Из раздавшейся в стороны толпы вышел Артемий. Его лицо постарело разом на десять весен, и я поняла: не простит. Он смотрел на Анику как на пустое место, а она, позабыв, о чем только что кричала, цеплялась взглядом за его лицо и протягивала к нему руки.
– Ты мне не дочь боле, – глухо бросил голова и повернулся к Анике спиной.
Та постояла мгновение, неверяще глядя в спину отца, потом не выдержала и сломалась, как сухая веточка, – упала на землю и заревела, горько, точно обиженный ребенок.
Артемий не смотрел на дочь и не слушал ее рыдания. Он поймал мой взгляд и чуть склонил голову. Мне померещилось, что в его глазах что-то блеснуло, но в сумерках чего только не привидится.
– Прости, – глухо выдавил голова.
Медленно отодвинулся, смешался с толпой, став одним из них. Я знала, за что он просит прощения. Что между пришлой девчонкой и покорностью колдунам, имеющим власть спалить до основания его деревню, выбрал второе. Жизни тех, кого он знал с рождения, оказались важнее.
– Что здесь происходит? – разъяренный голос выдернул меня из спасительной темноты, и я вскинула голову в безумной надежде.
Совий протолкался сквозь людей и встал перед Дарганом. Он бесстрашно смотрел в лицо дейваса, требуя ответа, будто жуткая власть Громобоя на него не распространялась. Лицо охотника было бледным, как у утопленника, но повязок на нем не было. Присмотревшись, я разглядела тонкие белесые шрамы на загорелой шее.
Но… Это же невозможно!
Если только Совий не владеет силой.
Проблеск догадки мелькнул в голове, но рычащий голос Даргана не дал сосредоточиться и поймать ее за хвост.
– Заткнись, щенок! Или хочешь сам предстать перед Советом дейвасов за помощь рагане? Думаешь, я не знаю, что это была твоя идея – скрывать силу Лунницы? Знаешь, что бывает за пособничество потомкам лаум? По глазам вижу, знаешь. Так что пошел вон.
Совий – тот Совий, которого я знала, – ответил бы на оскорбление стрелой промеж глаз. Он никогда не отступил бы, не бросил в беде друга, а я смела надеяться, что все же стала ему если не кем-то большим, то хотя бы другом. Но белые нитки шрамов на его шее словно кричали: этот человек мне незнаком. И потому я не удивилась, когда Совий, стиснув челюсти так сильно, что вздулись вены на лбу, все же отошел на два шага.
– Право Старшего во всей красе, – тихо выдохнул за моей спиной Марий. Я непонимающе покосилась на него.
– О чем ты?
Болотник улыбнулся – довольно, будто долго искал ответ на сложную загадку и наконец сумел подобраться к нему очень близко. Его шепот шевельнул волосы у моего виска:
– Если рыжий Буревестник захочет – он расскажет свою историю сам. До рассвета время у вас будет, а утром мы отправимся в путь. Впрочем, не удивлюсь, если Совий присоединится к нашей дружной компании. А сейчас советую послушать Даргана. Знаешь, он славится своими публичными выступлениями. Редкостное зрелище.
Странные нотки в голосе Мария заставили меня внимательно всмотреться в его лицо, в свете факелов напоминавшее маску древнего бога. Блики огня танцевали на заострившихся скулах. Глаза пылали, их зеленый цвет полностью растворился в оранжевом пламени. Он не отрываясь смотрел на меня, но я не увидела в нем ненависти или торжества. Все та же отстраненность и что-то еще, едва заметное, почти неощутимое. Что-то, во что я не могла позволить себе поверить. Потому что в моем мире больше не осталось ни крупицы надежды.
Громобой вскинул руку с черным мечом и взревел:
– Ее темное колдовство проникло в сердца каждого из вас! Развело отца с дочерью! Но отродью лаум мало было власти – она жаждала крови! Чувствуя себя в безопасности, навья тварь дала волю своим черным желаниям и отняла жизнь у ваших сыновей, разорвав их тела в клочья!
Стон и плач наполнили воздух. Люди царапали лица ногтями и раскачивались, словно безумные, повторяя имена. Одно из них было мне знакомо.
Анжей.
И тогда я вспомнила.
Завитки тумана.
Чудовище, состоящее сплошь из извивающихся корней, рвущее на части тех, кто посмел поднять на меня руку.
Алые ручьи, что бегут к Чернице, словно торопясь раствориться в ее водах.
Прикосновение чужой силы к моей обнаженной спине, которое я до сих ощущала промеж лопаток.
Дарган отвернулся от толпы и подошел к нам с Болотником. Черный меч был опущен и царапал острием землю, оставляя извилистый след, похожий на змеиный. Дейвас склонился ко мне так близко, что я могла бы пересчитать все морщинки вокруг его темных глаз.
Марий чуть стиснул мое плечо, предупреждая не дергаться. Но даже если бы я могла – мне нечем было нанести удар.
– Я думал, ты умная девочка, Ясмена, – огненосец говорил негромко и будто бы с сожалением. – Был уверен, что ты понимаешь, как надо себя вести. Тебя прикрывали в этой гнилой деревеньке все, от мала до велика. Тебе же надо было сделать самую малость…
– Сидеть тихо, да? – прошептала я.
Дейвас кивнул и выпрямился, продолжая цепко держать взглядом мое лицо. Так, словно хотел рассмотреть каждый отзвук чувств, которые я буду испытывать по мановению его руки. Густые темные брови нахмурились. Пухлый, невысокого для мужчины роста, с широким добродушным лицом, Дарган Громобой напоминал кого угодно, только не грозного огненного колдуна. Но горе тому, кто решил бы, что он силен лишь на словах.
Дарган поднял руку, и она вспыхнула пламенем от локтя до кончиков пальцев. Сухой жар пахнул в лицо, и я прищурилась: огонь был белым и ослепительно ярким. Страха во мне не было. Было сожаление, что все кончится так – именно тогда, когда я наконец поверила, что могу жить жизнью обычных людей.
Дарган повел рукой в воздухе, и небеса расколола пополам невесть откуда взявшаяся молния. Люди в ужасе присели, кое-кто зажал уши руками: после такой вспышки гром должен был сотрясти землю. Но его не последовало. Лишь еще одна молния вспыхнула – и не погасла сразу, а прошила сгустившуюся темноту белой ниткой и ударила в дальний конец деревни. Белое сменилось алым. Где-то там занялся пожар. Огромный и злой – как раз такой, чтобы спалить дотла целую избу.
Люди ахнули. Совий рванулся к дейвасу, сжимая кулаки, но его оттащили назад.
– Нет! – я дернулась в хватке Мария и отчаянно замотала головой. – Нет-нет-нет, пожалуйста!!! Только не это! Прекрати, молю тебя!
Я завизжала и рванулась к месту, которое осмеливалась называть своим домом, пусть только в мыслях. Дарган смотрел в ту же сторону: его лицо выражало скуку. Я повисла на вывернутых локтях, умоляя его отозвать огонь, но дейвас даже не взглянул на меня. Пожар разгорался все сильнее. Ночь окрасилась красным и оранжевым, послышался треск ломающихся досок.