– Панна Яросвета, неужто вы убьете ту единственную девушку, которая может вызволить вас отсюда, только лишь за ее острый язычок? Лишаться такого шанса из-за обиды… – Марий покачал головой. – Давайте обсудим всё как воспитанные люди. В конце концов, мы пришли вам помочь. Что бы ни болтала эта девчонка, вы же сами чувствуете – ее силы хватит с лихвой.
– Почему я должна говорить с тобой, огненосец? – выдавила Яросвета, не торопясь разжимать пальцы.
Ответил ей Совий:
– Потому что вас запер в Чаще дейвас. Он вычерпал свой огонь до дна, чтобы закрыть границы и не дать вам выйти. И только огонь дейваса способен эти границы уничтожить. Сила водяницы проложит дорогу, но никакая дорога не может пройти сквозь глухую стену: сначала ее нужно проломить.
Яросвета медленно разжала пальцы, и я мешком свалилась на землю. Благословенный воздух хлынул в легкие, так что я чуть не захлебнулась его густотой. Прокашлявшись и продышавшись, я обернулась через плечо на Совия. Марий тоже смотрел на него, как и лаумы.
– Похоже, ты не все занятия прогуливал, – наконец усмехнулся Марий.
Совий ответил ему такой же ухмылкой, а я пыталась осознать сказанное. Это что же – чтобы вернуть водяниц в Явь, кто-то из них должен отдать свою искру? Полностью отказаться от дара? Возможно ли это?
– Кстати, – лениво протянул Марий, и мне вдруг захотелось заткнуть ему рот. Так сильно захотелось, что закололо пальцы и из мокрой земли тонкими ниточками потянулась вода, скапливаясь возле моей руки.
Но я не успела.
– Вам даже не придется решать, ведь один из нас подходит на эту роль гораздо больше. Из двух полукровок стоит выбирать более одаренного, ведь важно не умение, а запас сырой силы. А то, насколько одарен будет ребенок, зависит от любви между его родителями…
Я затаила дыхание, и снова показалось, что Чаща притихла вместе со мной. Яросвета внимательно слушала дейваса, даже ее соратницы замолчали, ожидая, что он скажет. Вдруг впервые с момента нашей встречи его маска дала трещину, и улыбка сломалась, превратившись в некрасивую гримасу. Но голос остался спокоен:
– И так уж вышло, что один из нас рожден в насилии, а второй – в любви.
Черный меч вспорол воздух и прижался к кадыку Совия.
– Что ты творишь? – кажется, это я закричала, но черноволосый дейвас только сильнее надавил на рукоять.
– Его родители любили друг друга. У них обоих в роду были лаумы и дейвасы, но Огнеяр хорошо защищал свою семью. Дар передался через несколько поколений и проявился в твоем приятеле так ярко, как давно уже не пылал.
Марий продолжал давить на меч, заставляя Лиса, с ненавистью смотрящего на него, приподнять голову.
– А мою мать изнасиловал дейвас в попытке заполучить одаренного наследника. Родив меня, она покончила с собой. Сколько бы книг я ни прочитал, сколько испытаний ни прошел – твой рыжий приятель все равно будет сильнее.
Яросвета взмахнула рукой, и шею и руки Совия оплел туман. Лук с глухим стуком упал на землю. Я думала, Лис начнет бороться, но он лишь смотрел – тяжело и страшно. Он сказал несколько слов и замолчал на все то время, что лаумы вели нас сквозь Чащу. Марий в ответ только склонил голову, принимая обещание охотника, и улыбки на его лице больше не было.
Я же мысленно повторяла эти слова, сплетая собственные чувства с гневом Совия: «Я убью тебя, Марий Болотник».
Глава 25Обманутые ожидания
Едва мы переступили границу селения лаум, как Совия увели куда-то, не дав нам перемолвиться и словом. Марий обменялся с Яросветой несколькими тихими фразами и подошел ко мне. Я смотрела в зеленые глаза, разрываясь между ненавистью и невольной жалостью из-за услышанного, но дейваса мои чувства, казалось, лишь забавляли. Он улыбнулся и протянул руку к моему лицу, я же отвернулась, избегая его касания. Улыбка с лица Болотника стерлась, и он сжал губы в полоску.
– Жаль, что мы не повстречались раньше, Лунница, но с этим я поделать уже ничего не смогу. Попрошу лишь об одном: помни, ради чего все это. Понимаю, ты не ожидала, что лаумы мало чем будут отличаться от навьих тварей, но постарайся все же найти в себе крупицу снисхождения к ним, – молвил он.
Мои кулаки сами собой сжались от его негромких слов.
– Ты-то прекрасно с ними поладил! Еще бы, такой подарок. Когда ты все это задумал, Болотник? – зашипела я, как змея, но дейвас лишь пожал плечами:
– Иногда внезапное решение оказывается самым правильным.
И ушел вслед за ожидающей его водяницей, не дав мне возможности ответить.
Яросвета наблюдала за нашим разговором, но не вмешивалась, пока дейвас не скрылся меж домов. Взмахом руки Старшая – так звали ее другие лаумы – отпустила своих охранниц и осталась со мной наедине. Деревня выглядела пустой, но лаумы еще по дороге объяснили, что сейчас все на охоте и соберутся лишь к вечеру. Пока мы шли сквозь Чащу по едва заметным тропам, лаумы молчали, цепко глядя по сторонам, но стоило войти в селение, как они преобразились. Выпрямились спины, расправились плечи, загорелись глаза – у всех лаум они оказались красными, – а голоса зазвучали радостно. Лаумам не терпелось разнести весть обо мне, я же ежилась, чувствуя внутри необъяснимый холод.
– Мы сумели надежно защитить только это место, – объяснила Яросвета. – Но зато здесь навьим тварям до нас не добраться, разве что они явятся все разом. А такого не бывало.
Ее лицо заострилось, и она тихо добавила:
– За то, что у нас появилось Убежище, где возможно сомкнуть глаза и восстановить силы, немало сестер отдали жизнь. Они вычерпали свой свет до дна, а без него телу одаренного не выжить.
Я задохнулась.
– Вы что же, хотите сказать, что Совий погибнет?
Яросвета посмотрела на меня снисходительно, как на маленького ребенка, не понимающего, каким огромным и разным может быть мир.
– Девочка, – ее голос звучал тихо и сдавленно. – Ты хоть представляешь, как мы выживали здесь все эти годы? Сколько весен минуло с того дня, как дейвас запер нас на границе Неявного мира, скажи мне? Десять? Двадцать?
– Сто тридцать, – тихо ответила я, и лаума побледнела, отшатнулась от меня и уставилась в землю, беззвучно что-то шепча.
Когда она снова посмотрела на меня, в ее алых глазах плескалась боль, но Яросвета не позволила ей пролиться.
– Тех, кого мы знали и любили, давно нет в живых. Водяниц осталась едва ли четверть от прежнего числа. Как ты считаешь, покажется ли нам чрезмерной платой жизнь одного огненосца? Всего одна жизнь – в обмен на восстановление справедливости.
– Но ведь последнее слово за мной, – несмело возразила я.
Яросвета растянула губы в улыбке и провела сухими шершавыми пальцами по моей щеке.
– Моя дочь осталась в Яви…
Она смотрела на меня, но я поняла, что она видит на моем месте кого-то другого. Я молчала, слушая ее и отчаянно борясь с желанием отшатнуться от этой источающей горе женщины. Порой начинало казаться, что она безумна.
– Она носила моего внука. Тех лаум, что были в тяжести, проклятие не затронуло, и на манок дейваса они не отозвались. Ты могла бы быть моей правнучкой…
Ее пальцы сжались, впившись в мое лицо, черные когти обожгли кожу, не давая шевельнуться, и Яросвета склонилась, дыша на меня запахом сырой земли и прелой листвы:
– Но даже если б каким-то чудом оказалось, что у нас с тобой одна кровь, я все равно заставила бы тебя провести обряд.
Она оттолкнула меня, и я едва удержалась на ногах, прижимая тыльную сторону запястья к саднящим меткам на щеках.
– Поброди тут, осмотрись, – молвила лаума отворачиваясь. – Обряд проведем через три дня. В мире живых будут праздновать Купалу, и границы истончатся. Пройти будет легче. К тому же дольше ждать все равно нельзя – как только вы трое ступили на землю Чащи, она начала исподволь менять вас, делая своей частью. У всех это происходит в разные сроки, но рано или поздно вы станете такими же, как мы. И так же окажетесь заперты в ее пределах.
Яросвета говорила равнодушно. А я пыталась совладать с тяжестью правды, которую она выпускала в меня, словно отравленные стрелы, не давая перевести дух и справиться с их ядом.
Я мечтала обрести семью. Жаждала встретить тех, рядом с кем я перестану чувствовать себя проклятой, перестану ненавидеть себя за то, кто я есть. Я и в Чащу пошла, втайне мечтая, что удастся найти водяниц и они примут меня к себе, введут в род и окружат теплом и заботой. Что ж, мы нашли их. И мои глупые детские мечты разбились вдребезги. Чего я ожидала? Как они могли остаться собой, день за днем выживая в окружении навьих тварей, без малейшей надежды на спасение? Если бы меня больше чем на сотню весен заперли в Неявном мире, сумела бы я сохранить в душе хоть каплю сочувствия к другим?
Но, даже осознавая все это, я лихорадочно пыталась придумать, как спасти Совия от участи, уготованной ему лаумами.
Селение водяниц, которое они звали попросту Убежищем, было болезненно похоже на любую из деревенек Беловодья. Но вместо пряничных домиков горбились землянки из серой глины, крытые серыми прутьями. Окон в них не было вовсе. Ни единого растеньица – только плотно утоптанная земля под ногами. Заборов лаумы тоже не ставили. Все жилища вытянулись в два ряда вдоль единственной дороги через деревню, она же и была главной улицей. Ноги сами собой принесли меня к границе на противоположной стороне. Я постояла в нерешительности, разглядывая молчаливую стену одинаковых, будто присыпанных золой деревьев. Здесь их ветви переплетались совсем уж безумно, так что неба было не видать. Из клубков повсюду торчали выбивающиеся прутья с расщепленным краем, до дрожи напоминающие голодные пасти. Между стволов мелькнул темный силуэт с непомерно длинными лапами, волочащимися по земле, и узкой длинной мордой, увенчанной ветвистыми рогами. Он шел мимо, но вдруг остановился и повернул голову в сторону деревни, словно учуял меня. Я поспешила отойти от границы прежде, чем существо решится выйти на узкую полосу дочерна выжженной земли, окружающую Убежище. Постояв несколько мгновений, тварь все же двинулась дальше и скрылась во тьме.