ш протекает, холодно… – Она смотрела на меня, будто взвешивала в каждой руке что-то очень существенное и не могла решить, что же выбрать. Власте явно не доводилось быть в моей шкуре – свою-то она уж точно знала бы, как защитить. Однако разность менталитетов, несмотря на их славянскую схожесть, никак не сбрасывалась со счетов, и это смущало подругу. Она медленно перебирала страницы геймерского журнала и смотрела то в них, то на меня, то на его картины. Понимание ускользало, пока мы не налили по третьему бокалу.
– Истина в вине! – наконец ударила она себя по лбу. – Как это я сразу не догадалась? Его картины! В душе этого человека – хаос! Отсутствие связи между частями личности. Так что и правда: шизофреник! Кто ещё в гейм-арт идёт? Разве не они мнят себя гениями? Каз-з-з-лыыы!
Уголки её губ снова задрались почти до уголков глаз. Психолог она была никакой, но сформулированный диагноз её радовал, как высокий балл на экзамене.
– Вы придумали друг друга. Джим пытался спастись от своего хаоса тобой! А ты от вашего хаоса – им! – вещала моя Кассандра. – А ты – дурепа. Как все мы, бабы!
Выпившую Власту несло потоком вдохновенья и, если бы я не знала её, в точности решила бы, что с ней тоже не всё в порядке.
– Ты что так смотришь? – веселилась она на кухне, заваривая кофе по-пражски. – Ща ещё кирнём, а это пока отстоится. Знаешь, у нас глинтвейн пьют прямо из бочки на улице, а потом запивают чашкой кофе и – можно начинать по-новой!
– Ой, уморила! – продолжала она. – Страдает из-за двинутого гика! А чего? Вы ведь живёте каждый по устоявшейся схеме, где всё заранее расписано, как в видеоигре... Здесь многие так живут. Их устраивает. – Она смотрела на меня круглыми, как две спелые виноградины глазами, на её смуглом лице они смотрелись неожиданно, как чужие и, попивая из бокала, резонёрствовала с наслаждением. – Тем более геймеры – они привыкают к своей виртуальной жизни так, что возможность жить в реале у них начисто атрофируется. Вы придумали друг друга. Да, придумали, и каждый исполнял свою роль…
– Но его роль – его проблемы, – разливая уже отстоявшийся кофе по чашкам, добавила она озабоченно. – А вот ты... В женщине, играющей жену, есть опасность отстранённости, а потом отчуждения. Это как в семьях моряков: морячка со своим мужем устаёт, она ждёт не дождётся, когда он опять отчалит. По сути, можно жить и так. Рацио. Но мы любим сказки. И бухаемся в них как в омут... Моя мама тоже бухнулась в папу. А теперь что? Одна. Не ехать же ей к пирату. Однако выбор за тобой.
Власта, прицелившись яблоком в брачное свидетельство, сбила вместо него со стены малиновый закат. Он грохнулся, свалив ладью со свечами. Хорошо ещё, что нам не вздумалось их зажечь. Но Власта и внимания не обратила на устроенный ею разгром, поглощённая неожиданным для себя спектаклем, где дебютировала в главной роли. Она не собиралась опускать тяжёлый малиновый занавес.
– Короче, если возвращаться не хочешь, значит, нужно ждать гражданства! Замужем за пиндосом – три года ждать, а нет – пять и больше. Решай сама. Притворство или одиночество – вот в чём вопрос.
Власта выбралась, наконец, из роли Кассандры и в ней взяло верх её неистребимое рацио. Она посмотрела на меня испытующе.
– Впрочем, одиночество – понятие относительное. Всегда найдётся, кого взвалить себе на плечи! Потому – лучше пока ничего не менять. Американское гражданство чего-то да стоит. В зоопарке тоже свободы нет, но… средняя продолжительность жизни обитателей выше. И пока, если хочешь, это главное!
И хоть я ещё ничего не решила, повисшее молчание стало как бы клятвой заговорщиков, и жизнь показалась просто замечательной. И, чтобы Власте не попасть в лапы полиции (в Штатах за вождение в нетрезвом виде грозит нешуточная кара), мы снова двинули в бассейн, теперь уже – в Джимов. Власту нисколько не смутила его антисанитарная заброшенность, тут в ней явно сказались дикие африканские гены. Она с шумом бухнулась в тепловатую воду, нимало не заботясь ни о черепахах, ни о пауках, что сплели свои сети прямо на сходнях: леди и джентльмены, мир тесен. Подвиньтесь!
Мы орали от удовольствия так, что мне, привыкшей к тишине и сдержанности, поначалу было неловко перед соседями.
– Это тебя твой гик выдрессировал! – отмахивалась подруга. – Если ты будешь смеяться, он не сможет думать, что твоя судьба в его руках. А двое в одном лице – разве не экономия? Ещё какая! Тоже мне, нашла загадочного муженька! Загадочнее кота в мешке может быть только кошка! Только склеротики влюбляются без памяти! – всё загружала она моё отсыревшее сознание.
– Почему вы, русские бабы, так зациклены на мужике?! Ты приехала в новую страну, а жизнь чешешь той же старой гребёнкой! Почему вы подгоняете себя под одни и те же персонажи? Так тебя учила мама? Ну, так она и живёт свою жизнь. А ты – свою. Знаешь, в восточных учениях говорится: когда человек приходит к грани миров – верхнего и среднего, где мы живём, в зависимости от накопленного опыта небесные владыки отправляют его или в верхний новый, или назад, в старый. Чтобы он опять переживал то, что не успел осознать. И так до тех пор, пока не осознаются и не изживутся прежние заблуждения. Такая вот перспективка.
– Хорошо, что мы, к примеру, не афганки! – плеснула я в сторону Власты и она, хохоча, стала тоже громко бить ладонями по воде. – Мне совсем не хочется талдычить пройденное.
– А повторенье – мать ученья, – ответила вполне довольная своим профессиональным дебютом Власта. Она уже натягивала футболку на мокрое тело, в последний раз являя мне свой могучий торс. – Так ведь у вас говорят? Но нам до этого далеко. Если б даже мы были афганками. А потому будем пить и петь! Сегодня же дам объявление в инете, что мы – two exchange students – ищем друзей, чтобы пить, гулять и веселиться!
– Так создан мир, мой Гамлет, – уже из машины крикнула эрудитка Власта.
– Так создан мир, – поддержала я её.
– Absolutely! – шлёпнули мы друг друга по ладоням на прощанье. Жизнь была прекрасна и удивительна!
***
Будильник сработал как часы. И я разлепила глаза. Оказалось, вовсе не будильник, а мобильник. Ещё не понимая, почему я в гостиной, а не в спальне, я повернулась в сторону звука и обнаружила Джима. Он мрачно ходил по комнате в элегантном бежевом костюме и очках, что-то записывал в блокнот, и, казалось, был с головой погружён в это занятие. Но увидев моё движение, ледяным голосом процедил:
– Потрудись объяснить, что произошло. И не трогай мобильник.
Я не послушалась и схватила трубку.
– Наконец-то! – услышала я торопливый Властин голос. – Тут мне какой-то Ник звонил, сказал, что по твоему номеру отвечает какой-то мудак. Просил передать следующую фразу: «велик готов».
Я не успела ответить: Джим молча отобрал у меня трубку, я еле успела нажать кнопку сброса.
– Кто звонит и сбрасывает, когда отвечаю я? Что случилось в моё отсутствие? И, пожалуйста, объясни, куда делся мой велосипед?
Мне нечего было сказать. Ответ был ясен. Сброшенные со стены картины, опрокинутые стулья. Диван – в кофейной гуще и винных пятнах. По всему полу – мокрая одежда и яблоки, целые и надкусанные... Под столом на боку, как русский Ваня – огромный пустой бутыль. Скандал! Значит, мы выкушали, считай, три литра на двоих!
– Па-рас-ке-ва! – забыв о магометанской неблагозвучности моего имени, отчеканил Джим, брезгливо отбрасывая ногой одно из яблок. – Ты что, играла в пинг-понг?
Я тупо следила за его движеньями. Да, жизнь – штука сложная. Чтобы всё в сиропе – не получается. Так было здорово вчера и вот – пробуждение.
– Не слышу ответа.
Казалось, с лица хазбенда ластиком стёрли выражение, и он продолжал инвентаризацию с совершенно непроницаемым видом.
– Так будем отвечать мне или моему адвокату?
Его тон не обещал ничего хорошего. Моим намереньем было вообще-то поскорее избавиться от головной боли. Она сковала как обруч, а от слов хазбенда, словно ещё и винтик поджали. Я молча нагнулась – убедиться, что в бутыли не осталось ни капли золота. Так и есть. Прошлёпала на кухню, повернула вентиль плиты. Джимова плита не имела горелок – на блестящей, чёрного агата поверхности обозначены лишь окружности, указывающие места для сковородок и кастрюль. Я поискала глазами пакетик с кофе – он, полурассыпанный, валялся под ножкой опрокинутого стула. Я с трудом подняла пакет. Джим молча, с долей брезгливости наблюдал за моими действиями.
Заварив кофе по рецепту подруги, я подождала, пока золотисто-коричневая пена достигнет края чашки и накрыла её, чтобы гуща осела. Сама же подыскивала тем временем слова для объяснения. Слов по-прежнему не находилось, может, они разбежались от боли в голове.
– Я жду ответа, – продолжал нудить он, тщетно доискиваясь моих глаз и, вероятно, вкладывая в слова что-то своё – в его тоне теперь звучало явное предостережение. – Ты взяла без спросу дорогой велосипед. Ты не явилась на важную для меня парти, на которую я был приглашён с супругой!
Парти, ёлки-палки! Я начисто забыла о парти! Даже с Джимовой точки зрения этот факт говорил сам за себя: случилось нечто из ряда вон выходящее. Мне опять нечего было ответить, потому что я всё ещё решала, как после вчерашних событий поступить с нашей семейной жизнью. Это было состояние абсолютной внутренней неопределённости. Мне явно не хватало Власты с её бесцеремонной решительностью. И тот самый выбор, который она вчера ещё предлагала сделать, сегодня мне почему-то был не по плечу. Хотелось, чтобы всё решилось само собой, без моего участия. Вот ведь беда – если бы из меня получилась настоящая торговка, я уже нашла бы, что ответить. Но за моей спиной – куча консерваторских подруг и лишь одна рыночная. Да и несколько курсов консерватории ничего не давали в нынешней моей жизни.
Напряжение, повисшее в воздухе, я чувствовала прямо физически. Наверное, Джиму было достаточно и этого затянувшегося молчания, потому что он вдруг развернулся и аккуратно захлопнул блокнот.
– Стало быть, отвечать ты не намерена, – констатировал Джим. – Но хотя бы объясни, с кем ты была?