Благотворительностью ныне никого не удивишь – и уж американского читателя тем паче. Да я и не хотела бы делать какой-то отчет о своих «добрых делах». Я только хочу сказать, что забота о детях, благотворительность в этой сфере сегодня в нашем обществе не прихоть, не мода, это самая что ни на есть жесткая необходимость. Я не металась в выборе, куда приложить силы. Определилась без труда – в сферу детства. Шефствую над Центральной детской республиканской больницей в Москве, где лечатся дети практически из всех наших республик. Михаил Сергеевич свои гонорары, премии, включая Нобелевскую, передает главным образом на нужды здравоохранения. И часто эти почетные поручения – передать деньги или медицинское оборудование – Михаил Сергеевич доверяет мне. В этом плане им многое сделано для лечебных заведений в разных уголках страны – в Белоруссии, на Украине, в Узбекистане, Казахстане, в том числе и для больницы Красногвардейского района Ставрополья, откуда Михаил Сергеевич родом.
Больница, над которой я шефствую, также получила от него немало современного зарубежного оборудования, валютную помощь. У ее врачей, а это преимущественно совсем молодые люди, «фанаты» своего дела, появилась возможность стажироваться в лучших клиниках США, ФРГ. Сейчас в СССР идет серьезная гуманитарная помощь из различных стран. Хочу особо поблагодарить своих будущих американских читателей – значительная доля этой помощи, в том числе направляемой и на мое имя, поступает из США. Отзывчивость американского народа вызывает у советских людей и у меня лично ответное благодарное чувство.
Вместе с мужем я была в Чернобыле. Неоднократно встречалась с детьми, чья судьба оказалась опалена этим горем. Вошла в правление созданной у нас Ассоциации «Гематологи мира – детям», цель которой – лечение детей, больных лейкозом, а также в правление фонда японского бизнесмена Сасакавы «Помощь детям Чернобыля». Совсем недавно побывала в радиологическом отделении больницы, где встречалась, беседовала и с сегодняшними больными, и с теми, кто состоит под наблюдением больницы, и даже с их семьями.
С чем я никогда не могу смириться – так это с обреченностью. Я Вам уже говорила про Республиканскую детскую больницу. Сюда со всей России, а в общем-то – со всего Союза стекаются самые больные, самые «тяжелые» дети. Увы, есть среди них и неизлечимые… Недавно, приехав сюда, вместе с гурьбой ребятишек вошла и в их общую игровую комнату. Здесь тоже было полно детворы. Стоит такой приглушенный, как бы несмелый, шум – Вы же знаете, как играют тяжелобольные дети. И посреди этой детской пестроты – а в больнице дети едва ли не всех наших национальностей – сидела на низеньком стульчике молодая женщина, прижимая к себе трехлетнего малыша, и неподвижно глядела перед собой. Когда неожиданно увидела меня, сказала глухим, измученным голосом, без истерики, на том крайнем пределе человеческих сил, на который способна, наверное, только женская, материнская душа: «Раиса Максимовна, помогите. Сделайте что-нибудь! Мы семь раз приезжаем в Москву, и только на седьмой раз удалось получить место в этой больнице в гематологическом отделении. Но нас только обследовали и сказали: мол, возвращайтесь домой, мальчик безнадежен. Помогите!»
У меня подогнулись колени. Взяла у матери ее малыша, стала гладить его по головке, и мы с нею обменялись взглядами, после которых слова не имеют значения…
Потом, уже в кабинете главврача, доктора пытались убедить меня, что разумнее все же выписать мальчика: ведь он практически обречен. В случае операции, которую он вряд ли перенесет, лишь один шанс из ста, что будет жить. «Но есть же этот один шанс, и вдруг он – его…» Просила сделать все возможное, и даже больше того. «Умоляю вас», – сказала я.
Мальчика звали Димой. Вчера я узнала: чуда не произошло. Димы не стало…
В тот вечер я уезжал с кипой писем в портфеле. Потом дома долго сидел над ними. Письма уже носили следы делопроизводства: к их уголкам подколоты бумажки с рукописными пометками – от кого, когда получено. Некоторые увенчаны прямо целыми картонными паспортами с грозными бюрократическими аббревиатурами: «код», «шифр», «исп.»… Посмотрел на конверты и понял смысл столь суровой избирательности: картонную шапку имеют письма, пришедшие по адресу: Москва, Кремль, Горбачевой. А если еще короче, совсем уж просто – Москва, Горбачевой Р. М., то и картонки никакой нет – обычный листок бумаги со старомодным, понятным: от кого и когда. Вполне домашняя канцелярия.
В России, как в никакой другой стране, принято писать начальникам. Эпистолярная связь народа с властью вполне в нашей национальной традиции. Как и обычай мысленно поселять больших начальников исключительно в Кремле, хотя ни одной квартиры, за исключением ленинской, да и то нежилой, там давным-давно нет.
Женам же самых больших начальников у нас, по-моему, не писали несколько десятилетий, хотя я, может быть, и не прав.
А тут впору заводить собственную канцелярию. Канцелярии, судя по всему, пока нет: бумажные лоскутки подписаны одним и тем же, уже знакомым, почерком. Стало быть, в графе «исп.» должна бы стоять фамилия моей собеседницы: «Р. М. Горбачева». Но рука кремлевской канцелярии в последний момент, видать, дрогнула: в графе стоит пробел.
Что же это за письма? Исполнения чего, каких таких просьб – а в России письма такого рода – это, конечно же, просьбы, просьбы и еще раз просьбы, продиктованные чаще всего не прихотью, а несовершенствами самой нашей жизни и надеждами на «верха», – ждут корреспонденты от своей адресатки?
Эти письма оказались так или иначе связаны с детьми. Мальчики и девочки Кемеровской музыкальной школы благодарят за встречу в Москве, во время их гастролей в столице. А также – за два баяна «Ясная Поляна», специально изготовленные по заказу программы «Новые имена» Советского Фонда культуры на Тульском объединении «Мелодия» и переданные в дар школе. Длинное, возвышенное и сбивчивое письмо актера и режиссера Р. Зыкова, лично для меня – по-прежнему непревзойденного, «Айболита-66»: о нуждах детского киноцентра в Москве. Голубенький, фигурный, по-моему, даже надушенный конвертик выскользнул сам собой из объемистой кипы, как будто из прошлого века с его Смольнинским институтом и с благородной архаичностью манер. Наталия Сац: «Надеюсь увидеть Вас в середине мая и рассказать Вам про свой проэкт (именно проэкт – даже орфография смольнинских времен) создания ассоциации “Искусство – детям”». Листок, на котором написано письмо, тоже резной, голубой, шуршащий, как накрахмаленная материя.
Несколько писем, написанных твердым, характерным почерком на плотных листах бумаги, в верхней части которых типографским способом набрано – по-русски и по-английски: Бехтерева Наталья Петровна, академик Академии наук СССР, директор НИИ экспериментальной медицины, руководитель отдела нейрофизиологии человека и т. д. В общем, одна из самых «титулованных» женщин СССР.
«Наконец-то совсем недавно смогли, пройдя бесконечную цепочку барьеров, заключить договор со шведской фирмой на поставку позитронно-эмиссионного томографа, который для меня всегда будет связан с Вами – спасибо Вам за помощь. Сделаем все для реализации открывающихся возможностей и для скорейшего создания отечественных аналогов…» И далее: «…по тому, что я знаю о механизмах мозга, наше общество сейчас проходит фазу, только через которую и можно достигнуть нового желаемого уровня в социально-коммерческом и экономическом планах».
В каждом ее письме есть хотя бы строчка о долгожданном томографе – как он себя «чувствует» и как трудится на благо отечественного здравоохранения. И в конце: «Думаю о Вас… но почему-то сейчас, когда Вы так хороши на экране… когда Вас так тепло принимают… болит у меня за Вас душа…» Язык ясный, русский, и почерк как будто типографский. Передавая мне на время эти письма, хозяйка сказала грустно:
– У Натальи Петровны – трагедия. Почти одновременно из жизни ушли сын и муж.
«О госпитализации в ФРГ больного мальчика В. Уварова. Родители мальчика в связи с невозможностью обеспечить в СССР лечение выявленной у ребенка болезни крови направляли письмо М. С. и Р. М. Горбачевым с просьбой помочь в организации лечения в ФРГ, где имеются необходимые методики и медикаменты. В ответ на это письмо М. С. Горбачев обратился к канцлеру ФРГ Г. Колю с просьбой оказать помощь мальчику. Просьба была встречена доброжелательно. И сегодня из Бонна советник посольства СССР в ФРГ В. В. Тютюнов сообщил, что Валерий Уваров помещен в детскую клинику г. Ганновера. Руководит лечением профессор Хуберт Поливода, лечащий врач – профессор Ханс-Йорг Рум. Финансирует пребывание мальчика и его мамы благотворительная организация «Кэр Дойчланд». В. Александров, помощник секретаря ЦК КПСС».
«После нашей последней встречи в Республиканской больнице многое изменилось к лучшему. Мы с профессором Е. Б. Владимирской организовали новый институт на базе больницы, а также двух отделений в городе, чтобы охватить москвичей, больных заболеваниями крови; проводим ремонт в двух отделениях на том этаже, где Вы осматривали банк крови. В одном из отделений с помощью германских коллег и фирмы «Стиг» начата организация первого детского отделения трансплантации костного мозга. Ваш – професcор А. Г. Румянцев».
Мне показалось, что между двумя этими сообщениями есть некая связь.
Мальчик Илюша Мальаиев благодарит за подаренную ему гитару и за помощь им с мамой и братишкой в получении долгожданной квартиры. «Раиса Максимовна! Летом я выступал в учреждениях и на предприятиях с платными концертами. Вместе с Вашей замечательной гитарой мы заработали 340 рублей. Отослал их на счет 700344 (Проэкт «Саманта» – поразительно, но орфография такая же аристократическая, как и у Наталии Сац!). Слушают «мои» песни военных лет – и так хорошо, что даже плачут…»
О, этого мальчика я знаю. И мальчика, и его маму. Участвовал во встрече Р. М. Горбачевой с ними в Фонде культуры. Письмо, как я понял, давнее, сейчас паренек уже учится в музыкальной школе при Консерватории. На встрече он в известной мере давал «отчет» о своих творческих делах последних двух лет. Но меня на