Ему удалось столкнуться с «Артемидой» так, что удар пришелся в плечо, а не по треснувшему шлему. Он ухватился за край солнечной батареи. Повсюду плавал ямс, ударяясь о корабль, – клубни обрушились на «Артемиду» будто огромные градины, царапая белую краску. Чжан чувствовал, как они снова и снова ударяются о его спину, и понял, что ему нужно двигаться.
Оглядевшись по сторонам, он нашел то, что искал, – тонкий поручень, закрепленный на верхней оболочке «Артемиды». Вот за что можно ухватиться, пока он спасается от дождя из клубней. Он оттолкнулся от солнечной панели и, задыхаясь и вскрикивая, потянулся к поручню… почти… почти… вот! Вот оно.
Над ним пронеслась тень. Он пригнул голову – непроизвольная реакция, словно он боялся, что какая-то гигантская бесшумная птица сорвет его с корабля и унесет.
Глупо. Глупо.
На секунду Чжан просто завис, ухватившись за поручень. Он закрыл глаза и позволил себе вздохнуть. Позволил себе расслабиться.
Ямс.
Он хихикнул. А спустя мгновение рассмеялся по-настоящему и долго хохотал из-за абсурдности происходящего. Он умрет здесь – в этом он был почти уверен. Он умрет, но… ямс! Дождь из ямса!
Тень снова прошла над ним. Даже почудилось, что обдало холодом. Он открыл глаза и посмотрел вверх.
– О нет, – сказал он. – О нет, нет, нет!
Он схватился за поручень и начал подтягиваться как только мог, рука за рукой. Ему нужно выбраться. Ему нужно попасть внутрь, подальше от… от… надвигающейся на него штуки. Она была квадратной, большой и кувыркалась, летя сквозь пространство. Грузовой контейнер. Не ящик, как тот, в котором хранился ямс. Большой стальной контейнер длиной около десяти метров. Должно быть, он весил тонны. Достаточно массивный, чтобы размазать его, и двигался так быстро, что мог пробить себе путь прямо сквозь «Артемиду» и не останавливаться.
И он летел прямо на Чжана.
15
Держаться не было сил. Ее пальцы задрожали, разжались, и она камнем полетела вниз.
Она летела вдоль коридора, набирая скорость, и отчаянно размахивала руками и ногами, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но было не за что. Голова кружилась, словно мозг совершал сальто внутри черепа. Она хотела закричать, но горло болело от вдыхаемых токсичных паров.
Коридор начал изгибаться, повторяя конструкцию «Артемиды». Она ударилась, достаточно сильно, чтобы перехватило дыхание. Было настолько страшно, что боли она даже не почувствовала, только резкое изменение скорости. Она быстро покатилась вдоль изогнутой и наконец остановилась в боковом коридоре, ударившись головой.
Она просто дышала, стараясь лежать неподвижно, уверенная, что, если пошевелится, ей станет больно. Если она замрет и сильно зажмурится, может, ей удастся спокойно умереть и больше не испытывать дикого ужаса? По крайней мере, сейчас это казалось наилучшим вариантом.
– Петрова, – сказал Паркер. – Ты меня слышишь?
Ей было все равно, слышит она его голос наяву или в своей голове. Она отчаянно хотела, чтобы он замолчал.
– Петрова, выйди на связь.
Она попыталась пошевелить головой, хотя бы чуть-чуть. Покачать и сказать, что нет, она больше не собирается отвечать ни на какие его вопросы.
– Петрова, ответь. Выйди на связь, Петрова. Это я. Ответь.
Она открыла рот. Зубы разжались, язык распух и, кажется, был прикушен. Было больно говорить. Было больно дышать. Но она справилась.
– Я здесь, – отозвалась она.
– Слава богу, ты жива.
Она приоткрыла один глаз и увидела над собой голубое мерцание. Ее лицо находилось внутри голограммы. Она перевернулась на бок, чтобы выбраться из изображения. Подняв глаза, она увидела, что он стоит над ней.
– Паркер? – позвала она.
– Послушай, Петрова, у нас не так много времени…
– Я в курсе, Паркер, – сказала она. – Просто дай мне секунду. Всего секунду, чтобы отдышаться.
Очень медленно она подняла руку и, оттолкнувшись от пола, села. Некоторое время она смотрела, как мерцает голограмма, – у Паркера хватило благоразумия помолчать. Постепенно она вновь обрела контроль над телом. Нужно было двигаться. Вонь горелого пластика становилась все сильнее. Она задыхалась на каждом вдохе.
Медленно, опираясь на стену, она встала. Кивнула и снова повернулась лицом к голограмме. Только ее там не было. На месте Сэма Паркера был только воздух.
– Подожди! – воскликнула она. – Вернись!
Ничего не произошло. Никто не ответил. Он был там, его… его голограмма была прямо там – она была готова поклясться. А теперь – ничего.
– Чтоб ты провалился. – Она понятия не имела, где оказалась. – Пара подсказок бы не помешала, – проговорила она и на всякий случай позвала: – Актеон?
Разумеется, ответа не последовало. Она была одна. И совершенно растеряна.
Она старалась смотреть на вещи рационально. Нужно попасть на мостик в передней части корабля. Каюты, откуда она начала свой путь, образовывали кольцо вокруг центра. Когда она летела по главному коридору, то в каком направлении? В сторону мостика или в хвостовую часть? Она не могла вспомнить.
Она ударила кулаком по переборке. Осторожно, потому как ей казалось, что каждая мышца в руке напряжена до такой степени, что сухожилия могут порваться, если она будет бить слишком сильно. Но ей нужно было как-то выразить свое разочарование.
– Хорошо, – сказала она. – Хорошо. В какую сторону… в какую сторону мне…
Взревел сигнал тревоги, от которого заложило уши. Петрова закричала, прижимая руки к голове.
– Нет! – простонала она. – Только не снова!
Голос Актеона был прерывистым, слова обрывались, когда он воспроизводил записанное сообщение:
– Столкновение неизбежно. Внимание. Столкновение неизбежно. Приготовиться к столкновению. Приготовиться к столкновению. Столкновение неизбежно. Приготовиться. Приготовиться.
Петрова шла по коридору, пошатываясь и прихрамывая, одна нога гнулась с трудом. Она понятия не имела, что делать, куда идти. Единственное, что заставляло двигаться, – шум в голове, визг сигнализации и голос.
– Приготовиться. Приготовиться. Неизбежно. Неизбежно.
Впереди показался перекресток. «Там должен быть какой-то знак, – подумала она. – Какой-то знак, указывающий, куда следует идти». До него оставалось пять метров. Четыре с половиной.
– Приготовиться.
Три метра. Она прислонилась к стене, борясь с желанием остановиться и отдохнуть.
– Неизбежно.
Два метра…
Затем словно молния ударила в корабль. Высокоэнергетическая плазма пересекла потолок и пробила пол в центре перекрестка. Буря света, тепла и огня пронеслась по кораблю, высасывая воздух из легких и обжигая кожу.
Петрова отпрыгнула подальше от столба огня, грозившего поглотить ее, сжечь дотла, превратить в пятно на палубных плитах. Впереди был люк. Когда воздух хлынул из коридора, когда жар угрожал поджечь ее волосы, она ударила по кнопке аварийного доступа, уверенная, что та не сработает. Она была уверена, что дверь не откроется.
Но дверь открылась. Невероятно, но открылась. Петрова проскочила внутрь, и люк захлопнулся за ней, отгородив от стены огня.
Петрова опустилась на пол и прижалась спиной к люку, пока тот не стал горячим на ощупь. Она отползла от него на четвереньках, не в силах вдохнуть достаточно кислорода, чтобы подняться на ноги.
Снаружи бушевала буря, а в маленькой каюте было темно. Очень темно. На данный момент она была в безопасности, но не могла понять, где находится. Она вообще ничего не могла разглядеть. Единственным источником света было мерцающее оранжевое сияние, проникающее через крошечное окошко в люке. В нем ничего не было видно, только тени плясали вокруг и принимали зловещие очертания.
Раздавшийся грохот заставил ее отползти назад, подальше от люка. Она услышала, как загремели болты и зашипел воздух, нагнетаемый в отсек. На люке появилась надпись ярко-красным цветом: «Люк запечатан. Условия нахождения снаружи смертельны для экипажа и пассажиров. Не пытайтесь открыть люк».
– Вашу мать, – сказала она, выдохнув весь страх, беспокойство и усталость. – Мать ва-ашу.
Ей не хватило кислорода, чтобы добавить что-то еще.
Затем на ее руку прыгнула зеленая пластмассовая обезьянка, и она нашла в себе силы закричать.
16
– Нет, нет, нет! – кричал Чжан. Он цеплялся за все, до чего мог дотянуться, за любую выступающую деталь «Артемиды», отчаянно пытаясь убраться с пути стального контейнера. Тот летел на него так быстро, что Чжан был уверен – от него мокрого места не останется…
А потом контейнер врезался в корабль прямо за его спиной.
«Артемида» вздрогнула. Сильно. Словно пыталась оттолкнуть контейнер, отправить обратно в космос. Чжан схватился за обломанный кусок трубы, вцепился что было сил, крича, выкрикивая те крохи кислорода, которые у него оставались. Позади него контейнер прорвал обшивку корабля, вонзился в нее, как отвертка – в корку дыни. Из раны вырвалась огромная струя огня и обломков.
Корабль застонал. Стон был похож на крик умирающего животного. Чжан понял, что на самом деле звука нет – это просто вибрация, проходящая через трубу, за которую он уцепился, вибрация, заставившая его зубы стучать.
Когда тряска прекратилась, Чжан быстро моргнул, пытаясь понять, что произошло.
Он выжил. Он выжил, и это главное.
Некоторое время он не шевелился. Наблюдал, как на потрескавшемся пластике лицевого щитка скапливается конденсат. Затем наблюдал, как он испаряется. Цикл повторялся с его дыханием. Он не знал, что хуже – невозможность видеть или осознание того, что сокращающийся запас кислорода буквально высасывается из шлема через плохо заделанную трещину в лицевой пластине.
От страха участилось сердцебиение, что заставило дышать чаще и тяжелее. Если бы он только мог успокоиться, кислород бы кончался не так быстро. Конечно, это трудно сделать, когда ты так близок к смерти.
Он посмотрел на запястье, где раньше находилось устройство – прибор, который должен был накачивать его анксиолитическими препаратами