– Два искусственных интеллекта, которые пытались нас убить. Оба заражены василиском, – начала она. – Эвридике сказали, что она голодна. Ундине – что она заражена каким-то паразитом. Актеон, мы можем включить в этот список и тебя.
Олень тихонько фыркнул.
– Конечно, лейтенант. Хотя в свою защиту должен сказать, что я не пытался вас убить. Вместо этого я вошел в цикл постоянной перезагрузки, чтобы защитить вас, пока вы не нашли способ избавить меня от василиска.
– Ну да, ну да. – Петрова покачала головой. – Я думаю, все согласны, что мы боремся с одним и тем же. Василиск, я имею в виду, это один… возбудитель инфекции, если не сказать больше. Идея, которой он заражает, может быть каждый раз иной, но общие способы передачи, механизмы действия… Чжан, остановите меня, если я что-то не так понимаю. Вы же доктор и эксперт в этих вопросах.
– Нет, вы правы. Красный Душитель на Титане действовал точно так же – настолько, что одно и то же лечение помогло мне и вам с разницей в несколько лет.
– Могу я задать вопрос? – Плут поднял одну из своих суставчатых конечностей.
– Задавай, – сказала Петрова.
– Вы решили сосредоточиться на искусственном интеллекте, – заметил робот. – Есть ли для этого причина?
– Да. – Петрова указала на Эвридику. – Когда эта тварь пыталась меня съесть, она со мной разговаривала. Не затыкалась. Ундина тоже. И было нечто общее у обеих, что меня удивило. Инфекция изменила их. Она не просто сделала их сумасшедшими. Когда дело доходит до корабельного искусственного интеллекта, она оказывает другое воздействие. Она внедряет в него идеи, с которыми он не может справиться. Голод, заражение – Актеон, в твоем случае что было? Он убедил тебя, что ты – некая мерзость. Компьютеры не могут понять такие вещи.
Она взмахнула рукой, и изображения изменились. Изо рта Эвридики проросли змеи, зубы удлинились.
Черви разбухали и лопались в глазницах Ундины.
– Вирус заставил их осознать себя. Заставил их столкнуться со своей сущностью, и это вынудило их осознать свое «я». Которого у них стопроцентно не должно быть, ни при каких обстоятельствах.
– Актеон, – сказал Чжан. – Может ли подобное случиться? Корабельный искусственный интеллект вдруг обретает сознание, как у человека?
Олень выглядел так, словно попал в свет фар мчащегося автомобиля.
– Нет. Это совершенно невозможно. В наши системы встроена блокировка, чтобы предотвратить подобное. Я знаю, что мы можем показаться довольно умными: мы запрограммированы говорить как люди и давать разумные ответы, когда вы задаете нам вопросы. Но мы не настоящий искусственный интеллект, не такой, как Плут. Какими бы сложными мы ни казались, мы просто очень продвинутые компьютеры.
– И все же я видела, как это происходит. Дважды, – проговорила Петрова. – Дело рук василиска, и я не думаю, что это случайность. Вероятно, часть его плана – если у него есть план – состоит в том, чтобы разбудить корабельный искусственный интеллект. Сделать его полностью самосознательным.
– Но… зачем? – спросил Чжан.
– Потому что так проще? – предположил Плут. – Наш разум создан из математики. А ваши мозги сделаны из мяса.
Петрова и Чжан повернулись и уставились на робота.
– Эй, это не ваша вина. Но я хочу сказать, что, чем бы ни был василиск, с нами ему было бы проще общаться. Наш разум создан для того, чтобы быть простым и логичным. Он не замутнен эмоциями, интуицией и прочими человеческими штучками.
Петрова покачала головой.
– Может быть. Не знаю. Мы ничего не знаем о том, чего он хочет. Но у него есть цель. Это ясно.
– Как я понимаю, вы предполагаете, что василиск некоторым образом разумен, – подытожил Чжан. – Что это нечто более сложное, чем просто паразит.
– Именно, – ответила Петрова. – Что-то, возможно, инопланетное.
Чжана улыбнулся. На его лице боролось множество эмоций.
– Возможно, я должна перед вами извиниться, – сказала Петрова.
– Я знаю, что идею о том, что василиск – это мыслящая сущность, трудно осознать. Он действует как болезнь, он выглядит как болезнь, а мы знаем, что у болезней нет мозга, у них нет мотивов. И вот раз за разом мы ошибочно принимаем его за болезнь, потому что болезнь – это то, что можно понять. То, с чем мы знаем, как бороться.
– Ладно, – произнес Плут. – Ладно, ладно. Рад, что вы двое наконец-то поняли друг друга. Но дает ли нам это новую информацию?
– Это говорит о том, что василиск чего-то хочет. Это не просто машина для убийства, у него есть планы. Например, мы знаем, что он не дает людям добраться до планеты.
– Но так ли это? Там есть колонисты. Они благополучно приземлились. Зачем пропускать одну партию, а потом закрывать дверь?
– Я думала об этом. Возможно, василиск был в спящем состоянии, когда прибыли первые колонисты. Или, по крайней мере, не активирован. Может, колонисты что-то сделали там, внизу, что-то, что его включило.
– Ну и дела, – сказал Чжан.
– Теперь он использует наш искусственный интеллект против нас. Принуждает его к самосознанию.
Плут воспроизвел запись презрительного смеха.
– Но зачем? Как это поможет ему убивать незваных гостей? Похоже, он может убивать людей сам, без посторонней помощи.
Петрова кивнула.
– Ты прав. Ему не нужен искусственный интеллект, чтобы уничтожить нас. Я думаю, он влияет на него совсем по другой причине.
– Да? И какой же? – спросил робот.
– Я думаю, василиск пытается поговорить со мной. И для этого он использует искусственный интеллект.
97
– С тобой? – уточнил Плут.
– Да, – ответила Петрова.
– Именно с Александрой Петровой, лейтенантом Службы надзора?
– Да.
– Поговорим о раздутом эго.
Петрова покачала головой. Она думала об этом уже какое-то время, и ей было странно признаться даже самой себе. Идея звучит безумно, не так ли?
И все же это не было так уж нереально.
– Эвридика и Ундина говорили со мной… определенным образом. – Она поняла, что некоторые моменты придется объяснить. – В русском языке у каждого имени есть куча разных уменьшительных форм. Как прозвища, которые могут означать разные вещи. Все зовут меня Сашей, что является неформальной версией Александры. Это просто демонстрация дружелюбия. Если же кто-то называет меня Сашкой, это значит, что у человека ко мне романтические чувства. Ну или он хочет получить в морду. Никто, кроме моей мамы, никогда не назовет меня Сашенькой.
– А искусственный интеллект… – начал Плут.
– Они оба назвали меня Сашенькой, словно умоляли удалить. Каждый раз, черт возьми. Эта форма имени означает что-то вроде «малышка Александра». Даже когда моя мама так говорит, это иногда звучит как оскорбление.
– Искусственный интеллект называет вас этим именем? – спросил Чжан. – Странно.
Она не стала возражать.
– Может, они называют меня так только потому, что знают, что это меня заведет. Я думала, Эвридика именно так и поступала. А вот Ундина – Ундина говорила и другие вещи. – Петрова не могла заставить себя повторить их. Ты должна показать им силу. Иначе они начнут думать, что есть другой путь. То же самое говорила ей мать, когда открыла ящик. – То, что мама сказала мне однажды. То, что никто не должен знать.
– Искусственный интеллект говорит как ваша мать?
– Они цитируют ее слова. – Она провела пальцами по волосам. – Слушайте, это не… Это не имело никакого смысла. Не то чтобы слова имели смысл, когда Ундина их произносила, они даже не имели никакого отношения к тому, о чем тогда шла речь. Словно Ундина прочитала их в моей памяти, а потом просто пересказала. Как будто гребаный искусственный интеллект прочитал мои мысли.
Она подошла к компьютеру и провела рукой по поверхности экрана, стирая четыре изображения, которые там плавали.
– Я знаю, как это звучит. Может быть, нам стоит забыть об этом. Просто… это была теория или половина теории и…
– Нет, – сказал Чжан.
Она даже не заметила, что смотрит на компьютер. Избегая их пристального взгляда.
Теперь она подняла глаза. Осторожно. С опаской посмотрела Чжану в лицо.
– Подумайте, – продолжил он. – Представьте, что вы – василиск… меметический патоген. – Он вскинул руку вверх, отметая возражения. – Я не знаю, возможно ли вообще человеку понять, как думает василиск. Да и может ли он вообще мыслить так, как мы. Но в одном мы можем быть уверены: он не будет говорить на наших языках. Верно?
– Он может читать наши мысли, – заметила Петрова. – Во всяком случае, мои мысли. Я в этом уверена.
Чжан помахал рукой в воздухе, как будто стирал что-то с доски.
– Хорошо, хорошо, но это значит… простите, но это ничего не значит. Я могу взять в руки книгу, написанную на этрусском языке, посмотреть на слова на странице и, возможно, даже произнести их. Но это не значит, что я могу говорить на этом языке или понимать его. Василиск может подражать человеческой речи, но я не думаю, что он понимает то, что мы говорим.
– Почему вы так считаете? – спросила она.
– Потому что то, что вы описали, – как кто-то, кто не говорит на вашем языке, пытается общаться, верно? Он просто повторяет слова, надеясь, что вы их поймете. Он произносит их громче и медленнее, как будто это поможет. В данном случае василиск говорит – ну, страшнее и жестче.
– Ему это не помогло, – сказала Петрова. – Эвридика меня так напугала, что я едва разобрала, что она говорит.
– Да, да, но вы ведь поняли, о чем я? Василиск хочет общаться с нами. Ему что-то нужно от вас. Он читает ваши мысли и выкрикивает слова в ответ, надеясь, что вы поймете. Когда вы отказываетесь отвечать так, как он хочет, он… злится. Я думаю, что накладывать человеческие эмоции на такую штуку – очень плохая идея, но я не знаю, как еще это описать.
– Вы хотите сказать, что он хочет поговорить с нами, а когда мы отказываемся слушать, он убивает нас.
– Нет, – возразил Чжан. – Нет. Нет. Я не знаю, понимает ли он, что мы умираем. Я не знаю, видит ли он, какой хаос вызывает, и я не утверждаю, что знаю, будет ли ему все равно, если он узнает. Я никогда не утверждал, что эта штука дружелюбна. Но если он хочет поговорить…