Возможно, обострился слух. Во всяком случае, он стал прислушиваться к тому, как их шаги отражаются от стен. Возможно, со временем слух стал бы компенсировать недостаток зрения, но до того, чтобы научиться ориентироваться с помощью эхолокации, было еще далеко. По крайней мере, в данный момент каждый звук был новым сигналом тревоги, потенциальной опасностью, надвигающейся на него из беспросветных глубин.
Теперь, когда лицевой щиток на шлеме разбился, Чжан дышал местным воздухом, который был вполне годным, правда, немного затхлым. Он поднес руку ко рту и зубами стянул перчатку (он не мог отпустить руку, которой держался за плечо Петровой), чтобы лучше почувствовать текстуру стены. По большей части стена была гладкой, хотя иногда пальцы натыкались на какой-нибудь выступ, который мог быть знаком, панелью управления или еще чем-то. Однажды кончики пальцев провели по паутине трещин на стекле, и он понял, что прикасается к светильнику, который давно разрушен.
Потерявшись в этих мыслях, он не отдавал себе отчета, как далеко они зашли. Определенно дальше, чем хотелось бы, но ему было интересно, насколько быстро они двигаются, не кажется ли им, что они бегут сломя голову.
Для него стало полной неожиданностью, когда Петрова затормозила, и он натолкнулся на нее.
– Простите, простите. Что происходит?
– Мы на месте, – сказал ребенок.
Чжан услышал, как рядом с его рукой открылся люк. Почувствовал, как воздух вырвался из отсека, омыл его лицо и принес с собой запах – запах людей.
Он чувствовал их дыхание. Чувствовал запах одежды, которую давно не стирали.
Их много. Много людей.
– Я привел их, – произнес ребенок. – Мужчина и женщина. Мы заходим.
Чжан слышал, как некоторые из них затаили дыхание. Ждут чего-то.
– Здравствуйте, – сказал он. – Меня зовут Чжан, со мной Петрова. Мы… мы не из…
– Зачем вы привели нас сюда? – спросила Петрова. – Зачем затащили нашу капсулу на этот корабль?
– Это не мы, – ответил кто-то в темноте. Мужской голос, в котором чувствовалась властная уверенность. – Заходите. Теперь вы в безопасности. У нас есть еда, если вы голодны.
– Кто же тогда, если не вы? – не сдавалась Петрова. – Почему мы здесь?
– На второй вопрос я пока ответить не могу, – проговорил мужчина. – А вот кто… это был Астерион[34]. Искусственный интеллект нашего корабля.
– Нам нужно как можно скорее установить контакт с искусственным интеллектом, – сказала Петрова.
Кто-то засмеялся.
– Вы уже встретились с ним. – Женский голос. Возможно, та женщина, что только что смеялась. – Он напал на вас. Отнял свет.
– Простите? – удивился Чжан. – Большая голограмма? С рогами, когтями и… ненавидящая все, что излучает свет? Эта штука – искусственный интеллект вашего корабля?
– Сашенька. – Новый голос. – Ты здесь.
Чжан почувствовал, как Петрова напряглась рядом с ним, ощутил это по движению ее плеча. Он чувствовал, как напряглось все ее тело. Но у него было слишком много вопросов, чтобы остановиться и выяснить, что ее беспокоит.
– Значит, это ваш искусственный интеллект держит вас в неведении? Он настроен против вас? Он… он пытался заразить вас, то есть, я думаю, вы не поймете, что я имею в виду, но… но…
Петрова стряхнула его руку со своего плеча. Он почувствовал, как она прошла мимо него. Почувствовал, что внезапно остался один в темноте, и это вызвало у него ужасное чувство головокружения.
– Петрова? – позвал он. – Что… что происходит? Ты в порядке?
– Мама? – сказала Петрова.
Не ему. Очевидно. Но…
– Да, Сашенька. Это я.
132
За тысячу километров от Петровой Паркер следил за сенсорной панелью как ястреб. В какой-то момент он понял, что не моргает.
Теперь он просто голограмма. Он догадался, что ему больше не нужно моргать.
Информация, выведенная на экран сенсора, была из разряда хороших новостей – во всяком случае, для «Алфея». Еще несколько минут назад все корабли слетались в их сторону. А теперь остановились. Спасательная капсула исчезла с экрана, а флот кораблей, управляемых василисками, мгновенно замедлился.
Изменился курс. Они заняли позиции вокруг большого корабля-колонии. Как будто это было самое главное, а уничтожение «Алфея» могло подождать.
– Плут, что ты можешь сказать об этом большом корабле? – спросил Паркер. – О том, что захватил спасательную капсулу.
Робот находился в двигательном отсеке, занимаясь ремонтом.
– Согласно базе данных, он называется «Пасифая». – Плут воспроизвел аудиозапись, на которой мужчина присвистнул в знак одобрения. – Здоровенная штуковина. Возможно, самый большой корабль, когда-либо построенный людьми. Десять тысяч человек на борту. Стартовал с Марса примерно год с небольшим назад – должно быть, один из первых кораблей, прибывших сюда и захваченных василиском.
– На борту есть какое-нибудь оружие?
Плут не стал воспроизводить аудиофайл – вместо этого он издал грубый электронный звук, выражающий насмешку.
– Ему не нужно чертово оружие. Вокруг него вращается целый флот. Полдюжины больших боевых кораблей и множество маленьких, которые, я уверен, с радостью врежутся в нас, если мы попытаемся что-то сделать.
– Я могу попасть туда. Если бы у меня было что-то маленькое и маневренное, например звездолет, – я мог бы пробиться сквозь этот флот. Уклониться от их огня, обогнать все, что попытается таранить меня. Я мог бы приземлиться на корпус корабля-колонии, а затем пробить себе путь внутрь плазменным резаком.
Плут воспроизвел запись целой толпы смеющихся людей.
– Ого. Ты действительно в нее влюблен.
Лицо Паркера исказилось, его черты менялись в зависимости от эмоций, пока он подыскивал слова, чтобы отрицать очевидное. Все было гораздо сложнее, но как объяснить это роботу? Наконец он просто сказал:
– Я вернулся из мертвых не просто так. Если ты считаешь, что она того не стоит…
– Мне кажется, – сказал Плут, – ты забыл о паре важных вещей. Во-первых, ты, возможно, и вернулся из мертвых, но ты не бессмертен. Даже у пилотов-голограмм есть слабые места, верно? Если кто-то уничтожит твой центральный процессор, ты снова станешь мертвым, на этот раз навсегда. Тот план, который ты описал, – это самоубийство.
– Я не боюсь рисковать.
– Во-вторых, если бы ты даже проник внутрь «Пасифаи», нашел ее и… что ты сделаешь? Перекинешь через плечо и отнесешь сюда? Потому что, в-третьих, и я не могу не подчеркнуть это, ты – чертов призрак.
– Я не бесполезен! – возразил Паркер.
Потому что именно так он себя и чувствовал.
– Я не это сказал. Я имел в виду, что если ты попытаешься отойти от своего центрального процессора дальше, чем на пятьсот метров, то просто исчезнешь. Компьютер корабля не может транслировать тебя через половину звездной системы. Даже если это было бы возможно, ты просто превратился бы в лазерное шоу. Ты работаешь только потому, что Актеон заставляет тебя работать. Ты можешь открывать двери и наполнять миски хлопьями на этом корабле, но только потому, что у тебя есть небольшой контроль над системами корабля. На «Пасифае» ты не сможешь поднять с пола монету, не говоря уже о том, чтобы пробиться к Петровой через легион зомби.
– Черт возьми, Плут, мне все равно. Если ты прав, это… это…
– Безнадежно. Скорее всего.
Паркер разочарованно фыркнул.
– Ладно, хорошо. Так что? Хочешь просто оставить их там? Пусть василиск делает с ними что хочет?
– Нет, черт возьми, – возмутился Плут. – Это мои друзья. Я от них не откажусь.
– Потрясающе, – сказал Паркер, и его прежняя наглая ухмылка снова появилась на лице. – Каков твой план?
– Я дам тебе знать, как только придумаю.
133
Екатерина Владимировна Петрова сделала шаг вперед и убрала волосы с лица дочери.
Это было самое доброе, самое нежное прикосновение, которое когда-либо дарила Петровой мать. Молодая женщина задрожала всем телом.
– Мама, – повторила она. Как будто вернулась в младенчество, и все, что она могла сделать, – повторить свое первое слово.
Она почувствовала, как Чжан движется позади нее, как воздух перемещается при его движении.
– Что происходит? – спросил он.
– Это моя мать, – сумела она произнести, прежде чем эмоции снова захлестнули ее. Она покачала головой и зажмурилась. – Екатерина Петрова.
– Прежний директор Службы надзора. Но что она здесь делает?
– Она должна быть на планете. Ушла в отставку чуть больше года назад, собиралась начать новую жизнь на Рае-1, – сказала Петрова, тщательно подбирая слова.
– Здравствуйте, доктор, – подала голос Екатерина. – Не могли бы вы оказать мне услугу? Мой друг Майкл отведет вас куда-нибудь, где вы сможете присесть. Он ответит на ваши вопросы. А я бы хотела поговорить с дочерью наедине.
Чжан что-то пробормотал в ответ. По мнению Петровой, это был не столько протест, сколько выражение недоумения. Мужчина, который разговаривал с ними, – должно быть, Майкл, – двинулся вперед, а затем они с Чжаном удалились. Петрова не могла понять, где они находятся и куда направляются, и почувствовала странную боль, когда он покинул ее, – как будто их расставание было ужасной ошибкой. Однако никто не напал на нее, как только она осталась одна, и Чжан тоже не кричал.
Екатерина коснулась ее рук.
– Что это? – спросила она.
– Гипс, – сказала Петрова, поняв, что мама спрашивает про больную руку. – Искусственный интеллект корабля пытался меня съесть. Не вашего, другого. Долгая история.
Кто-то другой мог бы растеряться от такого наплыва информации.
Но только не Екатерина.
– Я так рада, что ты благополучно добралась сюда, лапочка.
Ласковое обращение, какое используют русские матери по отношению к своим детям, формально означало «маленькая лапа», что наводило на мысль о защите матери-волчицы. Возможно, это был намек на ее раненую руку – Петрова никогда не понимала тонкого чувства юмора своей матери. Она всегда считала себя недостаточно умной, чтобы понимать шутки.