158
Лестница была усеяна телами.
Трупами.
Они лежали там, где упали. Там, где люди испустили последний вздох и наконец рухнули. Он не смог перенести все тела и в конце концов сдался.
Некоторые погибли, пытаясь подняться по массивной винтовой лестнице в центре колонии. Они думали, что если им удастся добраться до вершины, если они выйдут через шлюз на поверхность, то смогут снова нормально дышать? Это было безумием – на Титане не было кислорода. Но, возможно, их умирающие умы забыли об этом. Это естественное стремление – если чувствуешь, что тонешь, надо подниматься вверх. На поверхность.
Никто из них не добрался до шлюза.
Колония была мертва. Кто-то где-то далеко все еще наблюдал, но на нем поставили крест. Как на всех этих мертвых колонистах.
Служба надзора не пришла его спасать. Вместо этого они отключили электричество.
Колония погрузилась в непроглядную тьму.
Пещеры были хорошо изолированы, но холод уже начал проникать внутрь. Пещеры представляли собой глубокие бассейны тьмы. Единственный свет исходил сверху, из окна купола, выходящего на поверхность.
У Лэя не было четкого плана. Он знал только, что тоже хочет на поверхность. Он хотел, чтобы на его лицо падал солнечный свет, даже пусть он коричневый в атмосфере Титана, потому что это все же лучше, чем сидеть в темноте и ждать смерти.
Поэтому он поднялся по лестнице. Переступая через тела своих друзей и сослуживцев. Не глядя на лица, намеренно не обращая внимания на застывшие на них выражения.
Шаг за шагом.
Когда он добрался до верха, то уперся руками и лицом в поликарбонатное окно метровой толщины, отделявшее его от света. Он стоял, прижавшись лицом к барьеру, и чувствовал себя как утопающий, который смотрит на зеркальную гладь темного моря.
Остальные хотели подняться за глотком воздуха. Он поднялся за светом. Ведь позади него были только тьма и смерть. Но он знал, что ему придется вернуться назад.
Он пойдет и откроет шлюз медицинского отсека, пойдет к Холли.
Он знал, что в конце концов ему придется вернуться. Он должен будет спуститься вниз, шаг за шагом, через все эти тела. Осторожно, чтобы не споткнуться и не упасть, как в его снах.
В конце концов ему придется это сделать.
Но не сейчас.
Проходили часы. Свет менялся, солнечные лучи удлинялись, а за толстым окном собирались тени. На Титан опустилась ночь, и он, видимо, задремал. Когда он проснулся, то оказался в кромешной тьме, и что-то было ужасно неправильно.
Он знал, что происходит.
Все началось с толчка в груди. Как будто его сердце пропустило удар.
Затем его зрение начало сужаться до узкого туннеля.
Он понял, что это значит. У него не было иммунитета. С чего бы это? Он много раз разговаривал с Главком после того, как на Титане появился Красный Душитель. Он сталкивался с ним сотни раз.
Он что же, особенный какой-то, что смог избежать гибели?
Нет.
Все, что ему нужно было сделать, – открыть рот и сознательно сделать вдох. Втянуть кислород в легкие. Вдох, выдох. Простейшая вещь в мире. Младенцы делали это без усилий сразу после рождения. Вдох, выдох. Самый простой, самый базовый ритм человеческого существования.
Лэй – в реальности, в своей настоящей истории – был одарен откровением. Он наконец понял, что ему нужно делать. Холли открыла ему секрет.
Эта штука была василиском. Навязчивая идея. А это означало, что для борьбы с ней ему нужно…
Чжан улыбнулся, несмотря ни на что.
Конечно, так и было задумано. Он побежит туда сейчас и… сделает то, что сделал в прошлом. Переживет момент, когда спас себя. И тогда василиск узнает, как это работает.
Он научит василиска, как победить василиска. Его единственную слабость.
Екатерина так и сказала – василиск адаптируется. Учится новым приемам. Лэй нашел способ вылечить инфекцию, и, как любая болезнь, василиск хотел стать устойчивым к лекарству, найти возможность приспособиться. И тогда он сделает так, чтобы никто и никогда больше не получил прививку. Никто не станет невосприимчивым к его силе. Он победит.
У него будет все необходимое, чтобы завладеть разумом Петровой. Заразить ее.
Все, что нужно василиску, – намек. Подсказка.
Все, что нужно сделать Лэю, – пережить собственный кошмар. Он просто должен спуститься по лестнице. Постараться не споткнуться о кости мертвецов. Если ему удастся пробраться в медицинский отсек, он сможет собрать стробоскоп и спастись от Красного Душителя. Для всех остальных было уже слишком поздно, но он мог бы жить. Мог бы дышать спокойно. Он знал, что произойдет потом.
Свет снова включится. И обогрев. И он получит сообщение от Службы надзора. В нем будет сказано, чтобы он готовился к спасательной операции. Все просто. Надо просто вылечить страшную болезнь, и он снова станет персоной, достаточно ценной для спасения.
Так все и случилось в прошлом. Только на этот раз он сделал другой выбор.
Он не хотел спускаться по этой лестнице. Это будет ужасно, страшно, он споткнется, упадет и поранится десятки раз. Его исколют кости друзей. Одна мысль об этом невыносима.
У него есть другой вариант. Не менее пугающий, но – не настоящий. Значит, все будет не так плохо, как кажется. Может быть. Астерион не получит того, чего хочет.
Поэтому Чжан сел. Просто сел и стал ждать.
Перед глазами вспыхивали искорки. Чжан был очень близок к тому, чтобы задохнуться. Сердце бешено колотилось, тело пыталось сложиться пополам, мышцы груди бунтовали, отчаянно пытаясь насытить ткани кислородом, но забыли как. Невероятно неприятно. Даже мучительно.
Он сел на верхнюю ступеньку лестницы и стал ждать, когда все закончится.
Пока боль, ужас и дикие красные мысли не уйдут. Пока василиск не расправится с ним.
А потом…
Он открыл глаза. Он все еще был там. Лежал, вытянувшись, на бетонной площадке наверху лестницы. Коричневый свет рассвета на Титане омывал его. Очищал.
Он не дышал.
Все было в порядке.
Ему больше не нужно было дышать.
Он встал и отряхнулся. Посмотрев вниз, он увидел темноту и решил, что не будет возвращаться. Вместо этого он открыл внутреннюю дверь шлюза и шагнул в него. Он всегда хотел это сделать. Забавно, но за все время, что он прожил на Титане, – годы своей жизни – он ни разу не видел поверхность своими глазами.
Пришло время.
Он набрал на виртуальной клавиатуре команду, которая должна была открыть внешнюю шлюзовую дверь. Зазвенели предупреждающие сигналы, замигали огоньки. Шлюз сделал все возможное, чтобы напомнить ему, что на нем нет скафандра. То, что он собирался сделать, на сто процентов гарантировало летальный исход.
Он еще раз ввел команду, внешняя дверь открылась, и он вышел на холодный, холодный песок.
159
Было темно, и всего в нескольких метрах под поверхностью уже опасно холодно. Петровой было все равно. Она знала, что ее тело не может замерзнуть. Знала, что ей больше не нужно дышать. Она нырнула в глубину, зачерпывая воду руками. Двигая ногами, чтобы нырнуть глубже. Подальше от луны. Подальше от матери и ее жестокости. Подальше от той, кем она когда-то была.
Она отбросила все, что ее сдерживало. То, как люди смотрели на нее, когда слышали фамилию. Как менялись их лица, когда они видели ее форму. Ожидания директора Лэнг, какими бы они ни были.
Она отбросила собственные желания. Она хотела, чтобы ее считали крутой, – это всегда было просто желанием дать матери пощечину. Она хотела, чтобы ее воспринимали всерьез как офицера Службы надзора. Почему ее это волновало? Потому что это был семейный бизнес?
Она отбросила сложные чувства, которые испытывала к Сэму Паркеру. Он мертв – она должна оплакать его и жить дальше. Она отбросила свою связь с «Артемидой», а затем с «Алфеем». Отбросила мысли о миссии.
Отбросила, как неудобную обувь, желание победить василиска. Желание вернуться домой.
Сейчас эти чувства и желания ей не помогут.
Она отбросила страх и неуверенность и поплыла все дальше и дальше в мутную глубину. В темноту.
Пока не нашла огонек, маленький и далекий. Свет, который звал ее все это время. Колеблющийся, мерцающий в воде.
Она поплыла к свету. Даже не задумываясь о том, что это может быть.
Он ждал ее с бесконечным терпением, которое ей было трудно уловить. Он просто ждал, пока она не будет готова.
Она не могла говорить. Вода была слишком густой, и в любом случае она не услышала бы ответа. Только подводный гул. Она наблюдала за ним, за этим неизменным, постоянным светом, и почему-то знала, что он тоже наблюдает за ней.
Он хотел поговорить с ней.
Он вызвал ее, чтобы они могли поговорить.
Ему было что сказать.
Ей, конечно, тоже было что сказать. Вопросы, которые она хотела задать. Она выкрикнула их в воду:
– Кто ты? Чего ты хочешь? Почему ты нас уничтожаешь? Ты хоть понимаешь, что делаешь с нашим разумом? Тебе все равно?
Ее слова растворялись в море вокруг, пока не исчезли.
Свет не изменился, не дрогнул. И уж точно он не отвечал. Однако у нее возникло ощущение, что он терпеливо ждет. Ждет, когда она закончит, и тогда он сможет начать.
Кипя от досады, она продолжала кричать на него, требовать ответов. На этот раз она получила несколько, но ни один из них ее не удовлетворил.
– Что ты сделал с моей матерью? Я знаю, что у нее нет иммунитета, как и у меня. Она все еще там? Она еще жива или это только ты выглядываешь из ее глаз?
«Некоторые носители более полезны для патогена, чем другие».
Ответ пришел не в виде слов. Скорее под ней пульсировал свет, но смысл его был совершенно ясен. Не так, как она могла бы объяснить остальным, но она слышала, что он говорит. Она поняла.
– Ты притащил меня сюда только для того, чтобы сказать это? Ты пытался поговорить со мной с тех пор, как мы прибыли. Со мной, а не с кем-то другим. Почему? Что тебе от меня нужно?
«Некоторые носители более полезны для патогена, чем другие»