— А какова вероятность того, что за оставшееся время мы отойдем на безопасное расстояние? — быстро ответил Мастер. — Мощности излучения мы не знаем. И места источника не знаем. Куда двигаться? Впрочем, кое-что мы посчитали. Вероятность невысокая. Но и не такая, чтобы трусить. Ноль тридцать пять — ноль сорок.
— Это немного… — пробормотал я.
Я понимал Мастера и даже немного сочувствовал ему. По-своему он был прав. Затратить всю жизнь на аримаспов, вылавливать все время дырку от бублика и вот, на пороге ухода из Службы, наконец настичь их и осознать, что цель выскальзывает из рук — это было, наверное, очень тяжело. И все же в таких делах нужна тройная страховка, а у нас ее не было. Три трупа, четверть экипажа — в этих условиях по всем законам, людским и Божеским, следовало отступить.
Нет таких тайн, которые стоили бы жизни людей. Тем более, что никто не мешал нам вернуться. Мы могли окольцевать систему погран-радарами, чтобы определить вектор движения, если аримаспы захотят убраться из этого района; добраться до базы и организовать потом нормальный поиск. С киберразведчиками, автоколлапсерами, рейдерами высокой защиты, стационарными аннигиляторами, в конце концов. Создать эшелонированное прикрытие и спасслужбу.
— Немного? — переспросил Мастер и в голосе его отчетливо прозвучал расплавленный металл. — А два на десять в минус четвертой, что мы, вернувшись, застанем их здесь — это много? А десятки следов и ни одного за пятьдесят лет контакта — это как? А «Гермес», погибший, но не прекративший поиска — это на какие весы?
— Послушай, Мастер, — сказал вдруг Гастон. — Я думаю, тебе надо показаться Ольге. Пройти обследование. С тобой что-то не в порядке. Может быть, это психоз? Ведь мало того, что ты людей готов погубить, ты даже собой не дорожишь. «Я буду без скафандра!» А о корабле ты подумал? Ты ведь капитан!
— Капитан нужен для того, — сказал Мастер, — чтобы принимать решения в ситуациях большой неопределенности. А пилотировать корабль можно и без капитана. — Он вдруг успокоился, и я не сразу понял — почему. — Значит, вы против, — резюмировал он.
— Ну, — протянул я. — Надо подумать…
— Думать некогда, — жестко сказал Мастер. — Собирайте экипаж. Через двадцать минут. Здесь же. Тогда и поговорим.
В том, что разговор будет непростым, я не сомневался. Но начало пропустил, хоть и сидел в самом центре кают-компании, под фрагментом Галактической фантазии Тернера. Я вспоминал себя на первом курсе, Лайму Трувэ, которая вела у нас Теорию Контакта, и то, как однажды она разрыдалась прямо в аудитории. В тот раз она комментировала шестую главу Руководства, где говорится про осторожность. Только после этого я узнал, что флаг-капитан Седых, погибший на Силвер-Ю, был когда-то ее мужем.
В себя я пришел лишь после того, как Мастер, обведя глазами всех собравшихся, сказал:
— Ну, кто хочет высказаться? Дело серьезное. Прошу желающих.
Это, ей-Богу, было лишним. Ситуация была экстремальной, а в экстремальных ситуациях обычный порядок не годится. Принимать хором решение здесь все равно, что голосовать: идти в атаку или нет. Решение должен принимать капитан. Устав дает ему такое право, и вряд ли кто когда-нибудь возражал против этого. Но, видимо, Гастон все же смутил Мастера, и тот захотел разделить ответственность с экипажем. Только, на мой взгляд, зря. Он должен был сам принять решение, и решение это должно было быть абсолютно однозначным: вернуться на базу и готовить новую экспедицию.
Я незаметно оглядел сидящих в кают-компании. Все они, кроме разве что Евы, уже разменяли или близились к тому, чтобы разменять свой космический десяток. Гастон принадлежал к ветеранам; он даже родился на звездолете. Кен и Лизи участвовали в высадке на Валгаллу. У Ольги за плечами было уже три срока на разных форпостах. А Рей, тот вообще пришел в Поиск из Патруля, где служба, пожалуй, еще похлеще, чем у нас.
Все они, и мужчины, и женщины, привыкли к опасности. Но имея с ней дело если не ежедневно, то большую часть жизни, они точно так же привыкли детально продумывать свои решения и выверять поступки, чтобы оставаться в живых. Каждый из них прошел свои семь кругов и, разучившись трусить, приобрел необходимую меру осторожности. Вот почему, страстно желая добраться до аримаспов, они сейчас молчали, тщательно перебирая все «за» и «против».
Я понял, что должен вмешаться. Но меня опередил Гастон.
— Послушай, Мастер, — сказал он. — Я ходил под твоей командой в восемьдесят четвертом, и ты знаешь, что я отношусь к тебе с уважением. Но сейчас ты не прав. Ты не должен ставить людей перед таким выбором. Капитан обязан беречь экипаж. Пункт первый Устава: главная ценность — люди. Стыдно даже напоминать об этом. И тем не менее, ты, зная, что люди могут погибнуть, хладнокровно ведешь их к смерти. Ведь ты же знаешь, что никто не откажется. Кому хочется прослыть трусом?
— Я надеюсь, — сказал Мастер, — что тяжелые скафандры выдержат. В них можно окунуться в лаву. Попасть под ядерный взрыв. Спуститься в Марианскую впадину. Это же аксионное поле! Разве это необоснованный риск?
— Да, — сказал Гастон, — я считаю… — и замер на полуслове.
Я обернулся. В дверях стоял Ли. Разом осунувшийся, с легким сиянием у лица. Никто не шелохнулся, только Рей и Ева, сидевшие у входа, бессознательно откинулись назад, вжимаясь в спинки кресел. Ли перешагнул через порог, сделал шаг и снова остановился.
— Здравствуйте, — сказал он наконец. — Я проверял системы… — Он повертел головой. — У вас что, общий сбор?
— Да, — сказал Мастер. — Садись, Ли. Побудь с нами.
— Ч-черт, — Ли поморщился. — Совсем забыл. Там у четвертого блока, обратился он к Мастеру, — индикация барахлит. Я собирался сменить светодиоды, да завозился с клайдером и забыл. Вы уж тут без меня, ладно?
— Погоди, Ли, — сказал Мастер, и я заметил, что руки у него слегка дрожат. — Ответь нам, а потом иди. Мы сумели определить две плоскости движения луча. Чтобы найти источник, нам нужна третья. Я предлагаю остаться и переждать очередной удар в скафандрах высокой защиты. А Гастон считает, что надо вернуться. Но ведь за это время аримаспы могут исчезнуть. Что ты думаешь по этому поводу, Ли?
— А скафандры выдержат? — спросил Ли.
— Вот это как раз неизвестно! — воскликнул Мастер. — Надеюсь, выдержат. Но какая альтернатива? Потерять редчайшую возможность контакта?! Мы же пятьдесят лет искали аримаспов!
— Обидно будет, — согласился Ли. — А мне так вдвойне. Легче, конечно, когда знаешь, за что. Но вы меня не слушайте. Вы остаетесь, вам и решать. — Он повернулся, пошел к выходу. Но у дверей остановился. — Если не найдете меня в постели, — сказал он, — значит, я свалился у четвертого блока. Так вы выбросьте меня здесь. На базу не тащите, не надо.
Махнув рукой, он закрыл дверь, а мы остались сидеть в тех же самых позах, в каких он нас застал. Это было не показное, а настоящее мужество. Ли никогда ничего не делал напоказ. Теперь, после его слов, вряд ли кто-то смог бы заговорить о возвращении, и Мастер понял это.
— Значит, голосуем, — объявил он.
Итог голосования был очевиден. Мастер победил. Даже я, противясь в душе, поднял руку «за». Только Гастон воздержался, но это уже не имело никакого значения. Решение было принято. Теперь оставалось только ждать.
В течение следующих двух часов мы были заняты сдачей биопроб, настройкой скафандров и подготовкой аппаратуры к работе в автоматическом режиме. Мы не знали, сколько времени отпущено нам судьбой, поэтому торопились и работали изо всех сил. Так что когда я задернул забрало и услышал контрольный звонок герметизации, то был мокрым, как коврик в душе, и минут десять просто висел на подвесках, приходя в себя.
По существу, эти скафандры были вовсе не предназначены для передвижения по кораблю. Даже растащить их из шлюза по каютам стоило большого труда. Тем не менее, немного остыв, я сумел добраться до стола и зафиксироваться рядом в сидячей позе. Мне казалось, что в мучительный период ожидания я смогу забыться в работе. Я даже наметил десяток единиц, с которыми хотел ознакомиться в течение ближайших суток. Но ничего не вышло, строчки плыли перед глазами, растворялись в зеленой мути дисплея, а когда я решил написать на всякий случай программу расстановки погран-радаров, то тщетность попыток сосредоточиться стала абсолютно очевидной.
Если бы я мог как-то действовать, стараясь отвести от себя угрозу, было бы гораздо легче. Судьба часто пыталась загнать меня в угол, но у меня всегда оставалась возможность бороться за свою жизнь и, главное, я знал, каким оружием и в какой момент я должен воспользоваться, чтобы уцелеть. Здесь же я был совершенно безоружен. Смерть надвигалась неотвратимо, скалилась, закладывая над моей головой виражи, а мне оставалось только сидеть и ждать, не в праве ни спрятаться, ни убежать.
Сосущая тоска давила на сердце, и все душевные силы уходили единственно на то, чтобы сохранить лицо и, если придется, достойно встретить неизбежное. Будучи не в состоянии работать, я стал искать какое-нибудь несложное занятие, способное отвлечь меня от тупого ожидания конца, и, в итоге, к тому времени, когда по внутренней связи было передано сообщение о смерти Ли, я уже полчаса лежал, ничего не делая, на полу каюты и рисовал графитером на потолке бессмысленные разноцветные узоры.
Ли все-таки успел добраться до своей постели. Когда я набрал его каюту, там, кроме него, никого еще не было. Он лежал в полной форме, свесив одну руку с кровати, а рядом, на коврике, валялась книжка. Видимо, ему нечем было занять себя в оставшееся ему время, и он решил, пока сохранялись силы, отвлечься чтением. Я подумал было, что ему теперь лучше, чем нам, поскольку для него все закончилось, но тут же одернул себя. Думать так было нечестно по отношению к Ли. У нас все-таки пока имелся шанс. Ли же ушел навсегда.
Теперь оставалось самое неприятное: предать его космосу. Я всегда ненавидел эту процедуру. Мертвые уже не принадлежали моему миру, и, касаясь их, я как бы сам переступал грань, за которой начиналось ужасное ничто. В принципе, с похоронами можно было не спешить. За те немногие часы, что нам предстояло промучиться ожиданием, вряд ли что-нибудь могло существенно измениться. Но долг оставался долгом, и я искренне обрадовался, увидев, как в каюту Ли протискивается Гастон, а за ним в проеме серебрится чей-то скафандр.