Операция завершилась успешно, однако я столкнулась с новым для себя феноменом – фантомной болью. После хирургического вмешательства я обнаружила, что испытываю болезненные ощущения в области отсутствующей груди. Несмотря на то, что физически этой части тела уже не было, я продолжала ощущать ее как настоящую. Это было довольно странное и пугающее ощущение, которое заставило меня задуматься о том, насколько сложна наша нервная система и как тесно связаны наши чувства и восприятие реальности.
Полагаю, это может показаться несколько необычным, однако я была в восторге от самого диспансера, поскольку мне было с чем сравнивать. Мой отец долгое время страдал от производственной травмы и проходил лечение в различных больницах. А необычным потому, что это все-таки онкологический диспансер – место, которое после лечения у многих вызывает содрогание.
Я никогда не забуду, когда в нашу палату вошел главный врач, чтобы просто пообщаться, поддержать нас, помню его рассказ о том, как в юности он сажал деревья.
По завершении хирургического лечения последовали многочисленные перевязки, продолжавшиеся на протяжении длительного времени. Я всегда была лидером по жизни и привыкла все делать самостоятельно, а тут вдруг осознала, что нуждаюсь в помощи после выписки из медицинского учреждения, поскольку моя рука еще не была способна полноценно функционировать. Это было обусловлено тем, что во время операции были удалены подмышечные лимфатические узлы, в трех из которых были обнаружены метастазы.
И еще меня в тот момент страшила неопределенность моей жизни после поставленного диагноза. Не знаю почему, но опасалась за свою работу. Я прошла непростой путь, достигла должности заведующей отделением – и не хотела ее потерять.
Разумеется, были и определенные волнения, связанные с супругом. Я не могла понять, как все это повлияет на наши отношения, включая интимную сторону. Когда я осознала, что мне предстоит мастэктомия*, у нас состоялся разговор с мужем. Он сказал мне, что ему совершенно неважно, какой я буду – беззубой, лысой или без груди. Главное, чтобы я была жива! В тот миг я осознала свой эгоизм: мои прошлые терзания были связаны с моими эмоциями, однако почему-то я ни разу не задумалась о родных, о том, что творится в их душах.
Вспоминаю, когда я получила результаты биопсии*, почему-то сразу отправилась на работу и связалась с супругом, который был крайне раздосадован тем, что я не сообщила ему о поездке за результатом анализа, поехала туда в одиночку.
Он задал мне вопрос, почему я поступила именно так, почему его не оказалось рядом в тот момент. Затем он успокоил меня, сказав, что все будет хорошо: «Ты приедешь домой, мы все обсудим, во всем разберемся. Вместе мы преодолеем эту болезнь, ведь нас много, ты не одна!»
Когда я приехала домой после работы, меня ждал муж и курьер с букетом белоснежных роз от нашей дочери. На открытке было написано: «Ты лучшая мама в мире».
Потом мы с мужем сели друг напротив друга и очень долго обо всем говорили. Он утешил меня, сказав, что если мне предстоит пройти курс химиотерапии и я облысею, то мы обязательно приобретем для меня самый прекрасный парик. Если же выпадут зубы, то мы установим импланты.
И самое главное, что муж сказал мне: «Не забудь: у нас маленькая дочь, которой всего четыре года, ты должна жить ради нее. И как думаешь, ей нужна мама в гробу, но с двумя молочными железами – или мама живая, пусть и без одной груди. Тем более сейчас есть разные методики, чтобы потом грудь восстановить. Мы с тобой попробуем все. И мы вместе пройдем этот путь». Но это все было до операции. А после операции некоторые мысли все же меня беспокоили. Но, как выяснилось, зря.
Вначале супруг оформил отпуск, а затем ушел с должности руководителя, чтобы иметь возможность в любое время приехать ко мне, если требовалась его поддержка или помощь.
Единственный раз, когда я расплакалась, это когда у мужа закончился отпуск. Я пошла мыться и не закрыла за собой дверь, а в этот момент вошла моя маленькая дочка. Увидев мой шрам, она испугалась, но через минуту вернулась, подошла ко мне, протягивая мочалку со словами: «Мамочка, мне теперь не страшно, папы сейчас нет дома, давай я сама потру тебе спинку». И в этот момент я поняла, что все трудности и испытания, которые выпали на нашу долю, только укрепляют нашу семью.
У меня не было химиотерапии, мне назначили лишь антигормональное лечение, поскольку мой рак был гормонозависимым и не агрессивным. Я даже помню, как мы с моим врачом посмеялись над тем, что на гормональной терапии я поправилась, следовательно, на антигормональной я похудею.
С глубокой признательностью и теплотой я вспоминаю своего врача-радиолога. Она всегда мне говорила: «Если у тебя есть вопросы, пусть даже глупые, обязательно меня найди, и мы все с тобой разберем».
Хотя я сталкивалась с тем, что есть врачи, которые очень брезгливо относятся к пациентам, когда узнают, что у них в анамнезе рак.
А сколько мифов об онкологии именно от врачей я слышала, включая то, что нельзя ездить на море, красить волосы или ногти. Они утверждали, что это может спровоцировать развитие болезни, при этом добавляя: «Вы что, с ума сошли, у вас же рак!» Но хорошо, что у меня был мой любимый хирург: он всегда развеивал все эти мифы и в любой, даже самой непростой, ситуации был всегда спокоен, потому что у него в запасе всегда были какие-то варианты.
Спустя пять месяцев после основного курса терапии я вернулась к работе. Я не скрывала свой диагноз и факт удаления груди. Меня поразило, что многие женщины советовали мне не распространяться о мастэктомии*, опасаясь, что об этом узнают в руководстве и меня уволят. Неожиданно для меня именно мужчины стали относиться ко мне с особой заботой. Мой руководитель отметил, что я настоящий боец, несмотря на все пережитое, и это никак не отражается на моем внешнем виде.
Я не стала скрывать свою историю, потому что она может коснуться каждого – будь то пациент или его близкий человек. Это не повод стыдиться, ведь пережив это, я поняла, что важно не замыкаться в себе, а искать поддержку у других людей. Есть много тех, кто готов дать важную информацию или поддержать эмоционально.
Разумеется, я осознаю, что рецидив рака возможен, однако, будучи реалистом, предпочитаю подходить к возникающим проблемам последовательно и методично, то есть по мере их поступления.
Сейчас я наслаждаюсь жизнью: отдых на морском побережье, походы в горы, дважды в неделю бассейн. Раньше я боялась выглядеть нелепо, беспокоилась о том, что подумают окружающие. Раньше я бы никогда не согласилась надеть сарафан на рост 170 при моем росте 160 сантиметров и одиннадцатисантиметровые каблуки, чтобы исполнить народный танец на детском утреннике, не стала бы петь на выпускном вечере.
Теперь же не боюсь выглядеть нелепо или смешно. Я перестала откладывать дела на потом. Распрощалась с синдромом отложенной жизни. Раньше у меня не хватало времени на себя, но теперь я его нахожу. Я живу здесь и сейчас.
Я немного пересмотрела свой образ жизни. Стала больше гулять на свежем воздухе, питаться сбалансированно при моем лишнем весе, научилась не волноваться по мелочам – и мой сон стал здоровым.
Я черпаю силу в своей семье, без их поддержки мне было бы крайне сложно. Самые значимые слова моего мужа: «Ты не перестала быть моей любимой женщиной, матерью наших детей, для меня ничего не изменилось, ты с нами, ты рядом».
Мое пожелание тем, кто только начал этот непростой путь излечения: не позволяйте страху и отчаянию завладеть вами. Помните, что жалость к себе – ненужное чувство. Соберите всю свою силу воли и смело отправляйтесь на лечение в специализированные онкологические клиники. Никакие альтернативные методы лечения здесь не помогут.
И, безусловно, еще одно важное пожелание – избавляйтесь от всех токсичных личностей, с которыми вы сталкиваетесь на своем жизненном пути. Я сама придерживалась и продолжаю придерживаться этого принципа. Болезнь подобна ситу, через которое могут пройти лишь самые достойные и стойкие люди. Они будут с вами как в радости, так и в горе.
От того момента, когда я впервые услышала диагноз, равносильный смертному приговору, я прошла нелегкий путь. Однако теперь я знаю, что это не приговор, а болезнь, которая лечится.
Глава 4История Ирины Борововой
Ирина Боровова: «Господь продлил мне жизнь. Для чего?» На момент постановки диагноза в 2014 году ей было 42 года, HER2NEU-позитивный* рак молочной железы, стадия 2А, поломка гена BRCA, Москва.
Начну с того, что в каждом городе, в каждом населенном пункте должны быть люди, готовые поддержать, понять и помочь тем, кто столкнулся с онкологическим заболеванием. Это очень важно, ведь когда мы слышим этот диагноз, мы теряемся и нуждаемся в поддержке и понимании. Лучше всего эту поддержку могут оказать те, кто сам прошел через это. И очень приятно сознавать, что наша Ассоциация онкологических пациентов «Здравствуй!» уже представлена в семидесяти трех городах – это действительно здорово! А начинали мы всего с трех регионов. Затем к нам присоединялись активисты из других городов. И теперь мы большая дружная семья. Мы относимся друг к другу с большим интересом и пониманием. Действительно, мы чувствуем себя силой!
Но хочется, чтобы нас стало еще больше. А началось все с того, что мне предложили создать всероссийскую организацию пациентов. Муж поддержал меня, сказав: «если Господь продлил твою жизнь, значит, она должна быть для чего-то большего».
Потом я решила получить образование в области здравоохранения, так как мне не хватало знаний для эффективной работы в этой сфере. Я понимала, что наличие диплома позволит мне быть более уверенным специалистом-экспертом. В мае 2023 года я окончила магистратуру РАНХиГС* по направлению «Организатор здравоохранения».
А если «отмотать» на десять лет назад, в декабре 2014 года я отправилась со своей дочерью в Скадовск (город в Херсонской области). Это был еще предвоенный город, где находился прекрасный реабилитационный