В этот самый момент дверь из рубки распахнулась, и в зал вывалились Кока и Васенька. В каком виде! У Васеньки раскровавлен нос, а Кока прихрамывал сильнее обычного.
— Вы куда? — закричала не выдержав Дагмара.
— Как куда? — отвечали ей наши радиотехники. — На уроки! Заниматься!
Что было!.. Даже рассказать страшно. Оказывается, наша «Ракета» при первом своём появлении в школьном эфире сорвала уроки почти во всех классах.
После того как Слава и другие ребята проверили репродукторы и включили их на полную звучность, те ребята, которые пришли пораньше, стали слушать нас. Им было очень хорошо слышно, как мы со Светой считаем: «Раз… два…» — в общем, до десяти. Потом снова: «…пять… шесть… семь…»
Кто-то сказал, что это трансляция показательного урока арифметики для первого класса. Кто-то попробовал выключить радио. Но большинство ребят решило: наверное, ещё будет что-нибудь, кроме «раз-два-три». И они не ошиблись. Мы объявили о первом номере «Ракеты», а радиотехники запустили злосчастный «Школьный вальс». Пластинка была игранная-переигранная, в одном месте на трещинке она сбивалась, и всё начинало повторяться. Тут нужно было поправить пальцем. Но Кока и Васенька подрались, и пластинка продолжала крутиться на одном месте. В это время прозвенел первый звонок, потом второй. Через шум старой пластинки иногда прорывались и наши со Светой голоса о том, что надо экономить каждую минуту урока. Кое-где всё-таки выключили радио. А в восьмом классе была назначена контрольная по алгебре. Конечно, ребята не особенно огорчились поднявшемуся шуму и стали кричать: «Ура, «Ракета»!» Но нам от этого «ура» не поздоровилось. А восьмому классу пришлось писать работу после уроков.
Вот как прошёл день рождения «Ракеты».
Три точки, три тире, три точки (. —.), что означает на международной волне сигнал бедствия.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КАК БЫТЬ С АТЛАНТИЧЕСКИМ ОКЕАНОМ?
Рассказывает Слава
Честное слово, я попал в эту повесть случайно. Помимо своей воли. Вы же знаете о бурном заседании комсомольского бюро, когда решали, кого назначить редактором «Ракеты». Я-то шёл на бюро, чтобы меня освободили от стенной газеты. Хватит, три года каждую неделю выпускал вместе с Володей Антоновым, пока не заболел неожиданно на целый месяц. Операция. Аппендицит. А теперь надо зверски заниматься. И потом, пока папа на Дальнем Севере, я обязан заботиться о Свете.
И вот я посмотрел на часы — папин подарок (светящийся циферблат, противоударное устройство), было без двадцати минут четыре: «Принимая во внимание особые семейные обстоятельства, освободить Славу Рябинкина от обязанностей заместителя редактора стенной газеты «Вымпел».
А ровно в четыре меня назначили главным редактором «Ракеты». Правда, обещали отпустить после того, как я налажу дело. Вот я и налаживаю. Как налаживаю? Вы знаете. И сейчас ещё жутко вспоминать старт «Ракеты». Наташа Щагина, наш спортивный обозреватель, утверждает, что это был не старт, а фальшстарт. И считает, что ничего здесь страшного нет. Ну, это как кому! Меня, например, бросает в дрожь, когда я слышу мотив «Школьного вальса».
Да, это был горячий денёк. К сожалению, он войдёт в историю нашей школы. Подумать только: ни в одном классе уроки не начались со звонком. Вот тебе и «Ракета», — так сказать, организатор школьной жизни. За всё, что произошло, обещали влепить выговор. Может быть, и стоит…
Но разве только в этом дело. Я ведь взрослый, исполняющий обязанности главы семьи, как говорит папа, а вот Свету мне очень жалко. У неё каждая веснушечка дрожала. Она так расстроилась в тот день, что закапала всё сочинение слезами и размазала чернила. И получила двойку. Надо писать папе на Дальний Север, подходит суббота. Писать правду не хочется, неправду — потеряешь уважение навсегда.
Конечно, переживали все ребята. Но по-разному. Коку и Васеньку на три дня исключили из школы. Кока на вызов не явился, он, видите ли, не обязан: не комсомолец. А Васенька (терпеть не могу этого слизняка) прикинулся обиженным. «Кто ответственный за радиорубку? Кока Марев. Кому доверена аппаратура — Коке Мареву. А моя фамилия? Меньшов. Меня же избили — и я же виноват!»
В тот вечер я встретил на лестнице маму Валерика. Она остановила меня и долго расспрашивала. Почему Валерик вернулся из школы кислым? Не рассорился ли со Светой? Я молчал. Мама Валерика посмотрела и вздохнула: «Ты какой-то странный, Слава, сегодня». Я захлопнул за собой дверь. В общем, скверно.
Вечером со Светой, прежде чем писать на Дальний Север, решили погулять. На лестнице нас догнал Валерик.
— Возьмите и меня. Мама сказала: «Если со Славой, — можно. Пройдёшься — лучше поужинаешь. А то у тебя аппетит совсем пропал».
Вот у меня аппетит никогда не пропадает. Я был рад Валерику: пускай ребята поговорят, а я подумаю.
Вышли к набережной. Ветер гнал сухие кленовые листья по асфальту, перебрасывая их через чугунные перила. Листья, опустившись на воду, проплывали сквозь зыбкие полосы отражённого света фонарей. Мы остановились и стали смотреть.
— Листоход, — сказал Валерик. — Может быть, эти листья доплывут до Атлантического океана?
— Листоход, — подтвердила Света. — Весной ледоход, а осенью листоход.
— Вот и всё! — сказал Валерик. — И ты не редактор, и я не заместитель.
— И я не диктор, — добавила Света.
— Вот и всё, — сказал ещё раз Валерик. — Пойдёмте!
Конечно, надо было идти. Ветер холодный, ребята могли простудиться. Но во мне вспыхнул дух противоречия.
— Нет, — сказал я сердито. — Так мы не уйдём. Запомните, что я говорю. Я ещё пока редактор, и «Ракета» будет выходить. Даже если вы сбежите после первой неудачи. Помните, сколько раз Суворов брал приступом Измаил? И только на восьмой крепость пала. А мы после первого раза хлюпиками стали. Я обещаю, запомните: «Ракета» выйдет на орбиту!
— Так и напишем папе? — обрадовалась Света.
— Написать легко, — заметил Валерик. — А с меня хватит. Вот только как быть с Атлантическим океаном?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ЛЕТУЧКА
Рассказывает автор
Прошел почти месяц со дня неудачного запуска «Ракеты». И хотя не всё ещё наладилось, в школьном эфире часто можно услышать позывные радиогазеты. Сейчас в читальном зале «редакционная летучка» — оперативное совещание. За длинным столом, где вокруг большого кактуса раскладываются свежие газеты и журналы, сидят работники радиокомитета.
Дежурный критик сделал обзор передач за неделю. Удобный для редактора случай сказать несколько тёплых слов сотрудникам, а сотрудникам задать несколько коварных вопросов редактору. Я веду стенограмму, так сказать, для истории.
Слава. План передач ясен. В понедельник подробно передаём программу на всю неделю.
Голоса. А техники?
Слава. Кока Марев и Саша Кореньков — это наш новый техник.
Голоса. Опять Кока Марев?!
Кореньков. Он единственный хорошо знает аппаратуру. Да ещё Васенька.
Голоса. И это всё?
Кореньков. Остальные ребята присматриваются.
Наташа Щагина(редактор спортивных передач). А почему на этой летучке не говорят о дикторах? Почему здесь нет Валерика?
Света. Он получил важное приглашение.
Наташа. Вчера он опоздал на спортивную передачу. Тоже приглашение?
Голоса. И позавчера Валерик опоздал.
Слава. Если уж говорить о «почему», то почему каждый день только Валерик и Света у микрофона? Да иногда ещё Петя Файнштейн.
Петя Файнштейн. Если бы Валерик был здесь, я бы сказал ему: «Ты никого к микрофону не подпускаешь».
Дима Андреев. Вы все не о том говорите…
Слава. В твоём распоряжении минута.
Дима. Если ты не будешь перебивать меня.
Слава. Засекли.
Дима. Самое важное — «Ракету» не слушают!
Голоса. Неправда! Почему не слушают?!
Дима. По многим причинам. Разберитесь. Моя минута кончилась.
Слава(посмотрел на часы). Все минуты кончились. Летучка закрыта. А кому что делать в течение недели — об этом каждый знает.
Читальный зал быстро пустеет. На длинном столе вокруг чудо-кактуса снова появляются журналы и газеты. И вот у меня в библиотеке почти никого нет. Правда, Света ещё наводит порядок. А Слава подошёл к моему столу. Он хочет посоветоваться? О чём?
— Видите, как плохо получилось? — говорит он. — Работаем — и впустую, оказывается. Нас не слушают. Для чего это мы организовали столько редакций?
К беседе присоединяется Света:
— В понедельник никакой редакции нет.
— Понедельник не в счёт, — отвечает Слава. — Программа передач на неделю. Вторник — спортивная передача, среда — комсомольская.
— Четверг — «Ракета» для малышей, с фанфарами. Они очень полюбили, — добавляет Света.
— А пятница — наша библиотечная? — напоминаю я. — Ты зря хандришь, Слава.
— А к чему все эти дни недели, если «Ракету» всё равно не слушают?
— Есть много средств, — подумал вслух я, — но самое сильное — слово. Но я-то сам сегодня растерял все слова. Расстроился. Вот посмотрите, — и я показал им изуродованную книгу.
— Кто это? Кто? — заволновались брат и сестра.
— Кто? Я уже спрашивал Валерика. Может, вы лучше знаете? Теперь никого в книгохранилище не пущу.
— И нас со Славой?
— Значит, и вас.
— А мы совсем недавно писали сочинение о Настоящем человеке, — вспомнил Слава.
— Знаю…
— И вы думаете…
— Оставь, Слава, я ничего не думаю. Просто огорчился.
В этот день Славу ждали новые неприятности. И опять в библиотеке. Когда он попытался пройти за стеллажи, где за моим рабочим столом верстали стенную газету, ему преградил дорогу Васенька Меньшов.
— Нельзя, — сказал он, расставляя руки, — здесь редколлегия «Вымпела».
— Нельзя? — переспросил Слава, обращаясь не к Меньшову, а, через его голову, к Володе Антонову — редактору, с которым вместе три года выпускал газету.