юсом Уиллисом, и они пародировали его коронную ухмылку. Тогда все казалось простым, как детская считалочка: мечта — действие — успех. И бесконечная дружба, как воздух, который просто есть. Зачем я его купила? — мелькнула мысль, пока она протягивала купюру кассиру. Ностальгия? Попытка вернуть хоть каплю того тепла после вчерашней ледяной паузы в их переписке? Или просто автоматический жест, как дыхание? Она сжала шоколадку в руке, фольга холодно зашелестела под пальцами.
— Привет, — голос за спиной прозвучал негромко, но с такой отчетливой резкостью, что Диана вздрогнула, будто ее толкнули. Она обернулась.
Даша стояла в двух шагах, скрестив руки на груди так плотно, словно пыталась сдержать внутреннее землетрясение. Не для защиты от ветра — его не было, стоял душный, неподвижный воздух. А для защиты от нее? От этого разговора? Плечи Даши были неестественно напряжены, подняты к ушам. Губы, обычно расплывающиеся в широкой улыбке, были сжаты в тонкую бледную ниточку. На ней были новые джинсы — ультрамодные, рваные в строго заданных местах, и топ, который Диана никогда раньше не видела. Что-то дорогое, чужое. Этот наряд кричал о новой жизни, в которой не было места их старым потертым свитерам и смешным шапкам.
— Держи, — Диана протянула шоколадку, стараясь улыбнуться. Губы не слушались, уголки предательски дрожали. — Помнишь, как мы тогда… Гараж, краска, этот дурацкий ценник «Шедевр — 3000»? Мы же так хохотали…
— Нам… — Даша перевела дух, ее взгляд скользнул мимо протянутой руки, мимо шоколадки, уставившись куда-то в точку за спиной Дианы. — Нам нужно поговорить. Серьезно.
«Не сейчас. Только не после вчерашнего. Только не здесь», — пронеслось в голове Дианы вихрем. Вчера? Или позавчера? Время сплющилось. Она вспомнила, как они всего… три дня назад? Или это было уже неделю назад?.. три часа ржали над идиотским тиктоком, где кот пытался залезть в банку и падал с комода. Они пересылали его друг другу раз десять, добавляя все более дурацкие комментарии. Или это было полгода назад? Когда смех был легким, а не вымученным? Когда они делились всем?
— Я больше не чувствую… нас, — Даша наконец подняла глаза. В них не было привычного озорного блеска, который зажигал искры даже в самую пасмурную погоду. Там была усталость. И что-то окончательное. — Мы… Мы как те мои старые джинсы, помнишь? Те, что я пыталась залатать на коленке. Ты же говорила, глупо. Дыра на колене, дыра на заднице… Латаешь одно — рвется другое. Проще выбросить. Вот и мы… Мы все латаем, но ткань-то сгнила. Нельзя вечно жить прошлым, Ди. Мы стали… другими.
— Ты о чем? — Диана фыркнула, но звук получился сдавленным, фальшивым. Она сжала шоколадку так, что острые уголки фольги впились в ладонь, оставляя красные вмятины. Боль была реальной, отвлекающей. — О каких дырах? О чем ты вообще? Мы же… мы просто взрослеем. У всех бывает завал.
— Обо всем! — Голос Даши сорвался, в нем впервые прозвучало что-то кроме усталости — накопленное раздражение. — О том, как ты каждый раз перебиваешь меня, когда я пытаюсь рассказать про Лёшу! Как будто его не существует! Или как будто он какой-то… недостойный! О том, что я до сих пор не знаю толком, чем ты занимаешься на этой своей новой «крутой» работе! Ты отмахиваешься: «Бухгалтерия, скукота». Но раньше ты приходила и вываливала на меня все, даже про идиота-начальника и его дурацкий галстук! А теперь? Тишина. Мы встречаемся, и говорим о… о погоде? О старых сериалах? Мы ходим по кругу, как те пони в детском парке! Мы стали чужими, Диана. И нельзя строить отношения на одних воспоминаниях. Это не жизнь. Это музей.
Диана молчала. Слова Даши падали, как камни, в тишину, которую вдруг разорвала гитарная переборка. Где-то за спиной, у входа в метро, уличный музыкант заиграл. Не просто грустный мотив — тот самый. Тот самый, что они напевали, расписывая старый гараж. Их «гимн». «Наш шедевр рождается под звуки великого Макаревича!» — орала тогда Даша, размахивая кистью, с которой летели брызги синей краски. Диана зажмурилась. Звук гитары впивался в виски.
— Я… Я устрою тебе день рождения, как обещала, — проговорила Даша, ее голос снова стал плоским, как выдох. Она наконец взглянула на шоколадку в протянутой руке, но не взяла. — Организую все. Но потом… Потом давай… давай остановимся. Передохнем. Каждый своей дорогой.
— То есть… — Диана судорожно засмеялась. Звук был резким, как скрежет стекла. — То есть подарочный набор перед расставанием? «Спасибо за дружбу, вот твой торт, а теперь проваливай»? Гениально. Ладно. — Она резко сунула шоколадку Даше в руки, та инстинктивно сжала пальцы. — Спасибо за честность. Настоящую. Без прикрас.
Она развернулась и пошла, не дожидаясь ответа, не оглядываясь. Солнце жгло шею, как раскаленное лезвие, но внутри все цепенело, сковывалось льдом. Шаги отдавались глухо в черепе. Гитара играла все настойчивее, преследуя ее. Она прошла мимо старого гаража на углу. Механически скользнула взглядом по стене. Гладко. Ровный слой серой краски. Их граффити — огромные, кричащие лиловые буквы «D&D» с короной — исчезло. Стерто. Как будто его и не было. «Наши инициалы переживут апокалипсис!» — кричала Даша, прыгая от восторга, с банкой краски в руке, когда они закончили в ту далекую летнюю ночь. Теперь здесь была серая стена. Анонимная. Пустая. Диана ускорила шаг.
Дома пахло пылью и вчерашней пиццей. Она захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной, словно преграждая путь всему миру. Тишина гудела в ушах. На автомате она щелкнула пультом. На экране ожил сериал. «Друзья». Эпизод, где Моника и Рэйчел спорят из-за каких-то дурацких пустяков и потом мирятся. Они с Дашей знали каждый кадр, каждую реплику наизусть. Раньше это был их ритуал: пятница, два дивана, сдвинутые вместе, огромная миска попкорна с карамелью (только Даша умела его делать идеально), плед с оленями и бесконечные цитаты. «Pivot! PIVOT!» — орали они хором вместе с Россом, заливаясь смехом. Сейчас смех Моники звучал фальшиво, раздражающе. Диана плюхнулась на диван, уставившись в экран пустым взглядом. Героиня смеялась, а в ее голове звучал голос Даши: «Мы как старые джинсы… Ткань-то сгнила…»
Телефон на столе вибрировал, экран вспыхнул. Инстаграм. Уведомление: «Даша отметила Вас под фото». Диана потянулась к нему, как к раскаленному утюгу. Фото. Даша в каком-то модном баре с подсветкой. Рядом с ней — девушка с ярко-рыжими волосами и пирсингом в брови. Они обнимались, щурясь от вспышки. Подпись: «С тем, кто понимает с полуслова ❤️🔥😂 #находка #роднаядуша». Яркие смайлики кололи глаза. Кислота ударила в горло. Диана вскочила, схватила бутылку полусладкого, оставшуюся с прошлого раза (они с Дашей покупали ее на пробу, смеясь над вычурной этикеткой), и отхлебнула прямо из горлышка. Вино было теплым, липким. Кислота во рту не исчезла, она смешалась со вкусом вина, став еще противнее.
Она прислонилась к стене около кровати, замечая, как уровень в бутылке опустился уже ниже половины. Вчерашнее… Вчерашнее расставание с тем парнем, Артемом, казалось теперь мелкой царапиной — досадной, но не смертельной. Неловкий ужин, его невнятное «что-то не сложилось», ее собственное облегчение, потому что он действительно был… милым, но чужим. Совсем другое — эта пустота в груди, разверзшаяся после слов Даши. Как будто кто-то вырвал целую пачку страниц из самой важной, самой перечитываемой главы ее жизни и разорвал их на мелкие клочки. Остались обрывки фраз, недописанные предложения, чернильные кляксы.
Она вспомнила Дашу у гаража. Не просто размахивающую краской, а стоящую на старой табуретке, в заляпанных джинсах и огромной футболке отца, с банкой в руке, как с мечом: «Наши инициалы переживут апокалипсис! Пусть хоть метеорит, хоть зомби! D&D на века!» Ее глаза тогда светились безумным, прекрасным фанатизмом. Диана, стоя внизу с фонариком (было уже темно), кричала: «Осторожно!» и хохотала до слез. Теперь стена серая. А их дружба… Их дружба стала воспоминанием, которое не согревало, а разрывало внутренности на части, как осколки стекла. Диана сжала телефон в руке — костяшки побелели. На экране, поверх уведомления из Инсты, застыло сообщение от Артема в WhatsApp: «Привет. Может, все же обсудим вчерашнее? Не хочу оставлять как есть.»
Обсуждать? Он не знал. Он не знал, как она вчера, после их нелепого прощального кофе, вернулась не домой, а в офис. Как сидела там до глубокой ночи, тупо уставившись в экран, пытаясь разобрать цифры в отчете, который внезапно свалил на нее начальник. Работа, которая была спасением от мысли о Артеме и одновременно адом. «Бухгалтерия, скукота», — отмахивалась она перед Дашей. На самом деле — нервотрепка, вечный цейтнот, коллеги-призраки и ощущение, что она продалась за стабильность, предав их с Дашей мечты о «чем-то творческом». Он не видел, как она, еще раньше, месяцы назад, после их с Дашей первой настоящей, жуткой ссоры (из-за чего? Ах да, из-за того, что Диана «слишком увлеклась работой и забыла про день рождения мамы Даши»), рыдала в душе, чтобы никто не услышал, а потом пришла к Даше с белым флагом — коробкой ее любимых эклеров. Тогда они помирились. Тогда еще можно было мириться.
«Нам нужно поговорить»… Раньше эта фраза, брошенная в их общий чат или шепотом по телефону, означала ночные исповеди под бутылку вина и гитарные переборки Даши у раскрытого окна ее комнаты. Они сидели на подоконнике, свесив ноги, курили (потом долго выветривали запах), говорили о страхах, о несчастной любви Даши к преподавателю рисования, о мечте Дианы уехать на год в Испанию. Свет уличного фонаря рисовал золотые блики на их лицах, а гитара Даши, хоть и неидеально, но так душевно, звучала саундтреком к их сестринству. В ту ночь после ссоры с мамой Даша сыграла именно ту мелодию, что сейчас терзала ее у метро. Но сегодня… Сегодня Даша произнесла «Нам нужно поговорить» как приговор. Тонко, без эмоций. Глядя куда-то мимо. А Диана… Диана тогда кивнула. Просто кивнула. Как будто соглашалась с прогнозом дождя, а не с концом десятилетней дружбы. Концом целого мира.