В шесть лет меня отправили в близлежащую католическую школу. Возглавлял ее преподобный Валлин, а сама школа относилась к церкви Кириндагала в Балангоде. Наставник был очень мягким, добросердечным человеком. Он был то ли бельгийцем, то ли французом. Там было еще два светских преподавателя. Я ходил в эту школу только потому, что она была близко к дому.
Через несколько месяцев меня перевели в Видьялая Кумара, правительственную школу в Балангоде. Добираться было очень далеко, поэтому я стал жить в магазине отца в Тхумбагоде. Я чувствовал себя очень одиноко, так как окружающие меня почти не замечали. Я привык к беззаботной жизни, привык играть с друзьями во дворе, в садах, на полях и тихих лугах. Я скучал по безмятежности деревни, где можно наслаждаться пением птиц, есть ягоды и общаться с друзьями. В магазине я чувствовал себя как в тюрьме. И до школы было более километра.
Несколько дней я преодолевал расстояние до школы. Но недалеко от Кумары Видьялая у отца был еще один магазин. Там заправляли дядя и дедушка. Дедушка сам долгое время монашествовал, но потом снял с себя сан. Меня доверили его заботе, и я стал жить в его магазине. Оттуда было намного удобнее добираться до школы.
В детстве я был жесток, вреден и упрям. Теперь я задаюсь вопросом, отчего — оттого ли, что был избалован и мне многое позволялось?
— Бханте, но вы же сказали, что отец был грубым и жестоким. Может, это наследственное?
— Может.
От общения с дедушкой я стал меняться. В магазине был большой зал. Каждый вечер мы ставили в середину зала горшок с углем, чтобы не замерзнуть. Я пристраивался рядышком. Греясь у горшка, дедушка рассказывал мне много интересного. Давал советы: «Никому не вреди». «Почему?» — спрашивал я. «Тогда ты легко попадешь в Дивья Локу». — «А когда я там окажусь?» — «Когда вырастешь». Из всего этого я сделал вывод, что, став большим, я смогу подняться в небо и что Дивья Лока — это где-то на небе. Я спросил его, есть ли в Дивья Локе петарды. Он ответил, что там можно найти и другие развлечения, а салют там намного красивей. Каждый вечер мы беседовали, и я внимательно слушал его рассказы. Я сильно изменился за это время.
В двух километрах от магазина был храм школы Раманна. Дедушка часто ходил туда. Я с друзьями стал сопровождать его. Он читал нам гатхи. Вечером он читал пириты и помогал их выучить. Перед сном он читал «Сатипаттану-сутру». Я запомнил многое из нее, просто слушая.
Я помню великое событие того времени — появление первого автомобиля на Шри-Ланке. Это был подарок из Англии британскому губернатору. Кажется, это был сэр Ганс Блэйк. Все газеты писали о «самоходной телеге», которая ехала из Коломбо в Бадуллу. Тогда еще не было ежедневных газет, но все еженедельные написали об этой новости. Самоходная телега продвигалась очень медленно. В крупные города заранее давали телеграмму о дате проезда. Пелмадулла и Балангода тоже были извещены. Сотни людей приехали из своих деревень, чтобы посмотреть на это чудо. Иные проделали путь не в один десяток километров. Все расположились вдоль главной дороги в ожидании.
Насколько я помню, это был 1903 или 1904 год. У нас было раннее собрание в школе, на котором директор сказал: «Сегодня Его Превосходительство приезжает на самоходной телеге. Вы можете посмотреть на него с дороги». Мы заняли места с самого утра. В 9-10 утра Его Превосходительство сел в свою машину, которая напоминала огромную квадратную телегу, и помахал людям. Машина была похожа на грузовик. С обеих сторон на окнах были занавески. Спереди располагались две большие лампы, которые работали то ли на керосине, то ли на газу.
Еще долго после этого мы не видели автомобилей. Были, конечно, большие лошадиные кареты, каждый вагон которой мог вместить до двадцати пассажиров. Они выезжали из Балангоды в шесть вечера и прибывали в Коломбо в шесть утра следующего дня, на пути останавливаясь в конюшнях для смены лошадей. Еще было что-то похожее под названием «полувагон Кончия» — повозка, запряженная двумя быками. Быков также меняли на станциях. В них вмещалось до десяти человек, но, конечно, передвигались они очень медленно.
После этого случая мы начали играть в игрушечные машинки. Пустые катушки служили колесами. Тогда еще выпускали карандаши из сланца. Так вот коробки от них были корпусом. Мы приделывали к нам катушки и получалась машина, правда, она не ездила сама. Я спросил у дедушки, как бы сделать так, чтобы она поехала сама. Он предложил приделать парус. Когда я приделал парус из бумаги и поставил машинку по направлению ветра, она поехала очень быстро. Так мы играли до девяти-десяти вечера. Также мы интересно проводили время за запуском воздушных змеев.
Еще мы играли в одну игру с теннисным мячом в три раунда. Крикет был тогда популярен среди европейцев. Мы тоже играли в него. Еще играли в футбол. У нас было много спортивных игр, но любимым времяпрепровождением был запуск воздушных змеев.
В те дни дети были очень дружны. Все дети — сингальцы, тамильцы, мусульмане, бюргеры — жили очень дружно. У нас не было ни расовых, ни кастовых разногласий. Взрослые, однако, придерживались и своей касты, и своей национальности. Но ни в магазинах, ни в школах этого не наблюдалось. Моим лучшим другом был мусульманин Абдул Маджид. Он скончался совсем недавно.
— Бханте, разве расовые противоречия не исчезают сами по себе, если люди поддерживают дружеские отношения? Так могут исчезнуть и кастовые, и религиозные различия.
— Это верно. Все противоречия сходят на нет, когда дети дружелюбны и с возрастом не теряют своего хорошего отношения. Дружба формируется в школьные годы. Поэтому нежелательно создавать учебные заведения для какой-то отдельной национальности или расы. В обратном случае автоматически будут формироваться противоречия на расовой почве. Дружбу, сформированную в детстве, не так-то легко разрушить.
Расскажу еще об этом значимом событии того времени. Мне в то время было лет девять. Секретарем «Общества Махабодхи» в то время был г-н Валисинге Аришчандра. Он был брахмачарьином. Мой дядя состоял в этом обществе. Он много помогал Анагарике Дхармапале. Он пригласил брахмачарьина Аришчандру Валисигхе в Балангоду. Договоренность была достигнута в нотариальной конторе, там, где сейчас находится почтовое отделение. Все здание принадлежало тогда моему дяде. Брахмачарьин провел там два дня. Днем он говорил со школьниками. Тогда, вместо кино, были диафильмы. Он показывал нам слайды и много говорил с нами.
Первый на Шри-Ланке граммофон был еще одним участником наших бесед. Его подарили Анагарике Дхармапале во время поездки по Америке. Впоследствии граммофон отдали брахмачарьину Валисингхе Харишчандре для проведения лекций. Граммофон пластинок не проигрывал, но лекцию можно было записать на мембране и сразу прослушать. Валисингхе проигрывал на нем гатхи, стихи и шлоки.
Его учения сильно отозвались в наших умах. Мы очень привязались к брахмачарьину. Он был добрым и вел себя как отшельник. Все его любили. В отличие от Анагарики Дхармапалы он не был строгим. Но часто подчеркивал важность сохранения буддийской культуры, национальных традиций и страны. Он не говорил ничего, что бы могло задеть чувства других людей. Его ни в чем нельзя было уличить. На следующий день после его прибытия я стал расспрашивать своего деда о нем. Дедушка сказал: «Он работает для распространения буддизма». Тогда я сказал, что хочу быть похожим на него. Я тогда еще не знал, что значит быть брахмачарьином. На следующее утро дед отвел меня к Харишчандре: «Этот малый тоже хочет быть брахмачарьином». Тот ответил без задержки: «Отлично. Я возьму это на себя». Но моему отцу сказали, что я не подхожу по возрасту и что мне следует обратиться, когда я стану старше. С того дня я уже знал, что буду брахмачарьином.
В то время произошло еще одно важное событие. Наш магазин располагался на пересечении трех дорог. Раз в месяц один монах ходил через нас до храма Махавелатенна. Как-то раз дедушка пригласил его войти, предложил напитки и провел с ним некоторое время в беседе. Он позвал меня поклониться монаху. Этот монах жил в пещере на горе Белигала, что в трех километрах от Балангоды. Он был самым ученым монахом в нашей местности. Звали его Силананда. Раз в месяц он навещал своего учителя, который жил в Махавелатенне Чандрасекхаре Мудалиндарамае.
Вся деятельность Махавалатенне велась Рате Махаттаей, который приходился дедушкой г-жи Сиримаво Бандаранаике[23]. Почитаемый Силананда раньше приглашал к себе Рате Махаттаю для бесед, так как они были равны в знаниях. Этот монах всегда путешествовал пешком. Он был равно учен и добродетелен. Также он был полон спокойствия. Я часто видел его. Я все больше склонялся к тому, чтобы стать брахмачарьином. Однажды дедушка сказал, что для работы по распространению буддизма куда лучше быть монахом. Сам он ранее был монахом. С тех пор идея стать монахом крепко засела у меня в голове.
В детстве я был беззаботным и счастливым. Я хорошо учился. У меня была хорошая память, я был умен и всегда был лучшим в классе. Когда мне было двенадцать, мой отец закрыл магазин, поскольку тот начал приносить убытки. Дедушка умер. Отец стал жить в Тхумбагоде, Балангоде, в километре от прежнего магазина.
Я переехал в соседний магазин и ездил в школу оттуда. После школы я возвращался в магазин, а это было около часа дня. Обедал и отправлялся в английскую школу. Там занятия проходили до пяти вечера, и я снова возвращался в магазин.
У нас в магазине продавались газеты «Сарасави» и «Сандареса», которые я читал с превеликим интересом. К тому времени я был в седьмом классе школы. В моем классе был один мальчик из католической школы. Он перешел к нам, поскольку у них были только начальные классы. Он был моим лучшим другом. Он приносил мне католическую литературу. Однажды он дал мне книгу «Будда Лабдхи Винишая» — критические комментарии по буддизму, которые были выпущены католической церковью. Книга раскритиковала буддийское устройство мира с горой Меру. В школе я изучал географию с большим интересом. Я также не мог принять буддийскую концепцию. Поэтому я отправился в монастырь и стал расспрашивать монахов. Они также не смогли дать мне исчерпывающих ответов.