Иногда я гипнотизировал людей ради забавы. Однажды по пути в Ваддувуя загипнотизировал монаха лет двадцати. Я погрузил его в гипнотический транс и велел ему ждать на месте, пока я не вернусь. Когда я вернулся, он по-прежнему стоял там. Тогда я вывел его из транса. Я многое узнал о возможностях гипноза из таких экспериментов.
В другой раз в общежитии для монахов в Марадаге меня попросили продемонстрировать свои способности. Я загипнотизировал одного послушника. Во время гипнотического транса я попросил его открыть глаза. Я сказал: «Перед тобой стоит большая стена. Она не дает тебе пройти». В реальности никакой стены не было — это был пустой зал. Я велел ему сделать несколько шагов вперед. Он прошел вперед и отпрыгнул. Ему показалось, что он ударился о стену — о стену, которой не было. Я создал воображаемую стену и заставил послушника ее увидеть. В реальности же не было никакой стены, в которую он мог бы врезаться, но все же он отпрыгнул. Он сказал, что не может пройти дальше.
Например, я могу убедить человека в том, что рядом с ним горит костер, хотя никакого костра нет. Через какое-то время человек начинает верить. Приближаясь к воображаемому огню, человек чувствует жжение. Он кричит, что его обжигает пламя. Я проделывал это в колледже «Ананда». Я загипнотизировал одного ребенка, попросил его открыть глаза и сказал: «Какая чудесная река! Давай искупаемся». Он ложился на расстеленную ткань и «плыл» по земле. Я мог погрузить ребенка в транс и сказать: «Ты петух». Через несколько повторений ребенок начинал чувствовать, что он и вправду петух. Он начинал хлопать «крыльями» и кукарекать.
В колледже «Ананда» был один застенчивый и замкнутый мальчик, которого дразнили девчонкой. Один из преподавателей сказал мне: «Учитель, пожалуйста, помогите ему избавиться от робости и нерешительности». Я ответил, что загипнотизирую его прямо в классе, в присутствии учеников. Я ввел его в гипноз и стал внушать: «Ты очень талантливый актер, ты хорошо играешь на скрипке». Я дал ему две деревяшки. С их помощью он делал вид, что играет на скрипке. Я попросил его спеть. Он исполнил песню из пьесы «Рама и Сита», ту, которую царевич Лакшман пел Сите в джунглях. Мальчик слышал эту песню раньше в театре. Он пел очень мелодично и играл на скрипке из двух дощечек. Затем я сказал: «Ты танцор. Давай станцуем». Он исполнил один красивый танец, который видел прежде. Обычно он был очень застенчивым и из него и слова было не вытянуть. Он все еще танцевал, когда я выводил его из транса: «Даже очнувшись, ты не сможешь остановиться. Ты должен танцевать». Затем я полностью разбудил его. Он не остановился. Он продолжал танцевать до тех пор, пока я не велел ему прекратить. Так он преодолел свою робость и стал смелым.
Затем я захотел проверить эффективность индуистской йоги, погрузился в практику и получил определенные результаты. После этого я сосредоточился на медитации, общей для йоги и буддизма, и вновь стал практиковать анапанасати. С помощью этих практик я развил свои способности до достаточно высокого уровня. Я использовал эти силы в разных целях. Я делал все это ради собственного блага и ради блага окружающих. Когда я основал пиривену в Балангоде, я продолжил развивать йогическую медитацию (jnana). Никто не знал, что я занимаюсь ей.
— Бханте, вы и сейчас обладаете этими способностями?
— Это немного похоже на колдовство. Врач-колдун (kattadiya), прибегающий к помощи демона, должен каждый день совершать ему подношения. Гипноз также требует того, чтобы вы уделяли ему время каждый день. А я давно не занимался им. Все работает иначе, если человек дает согласие на гипноз. Я же не спрашиваю согласия, я делаю это против воли человека. Как бы он ни сопротивлялся, я могу загипнотизировать его — настолько силен тот метод, который я практиковал. Это йогическая техника. Я могу вернуть эту способность, если буду посвящать ей пару часов в день. Но мне это больше не интересно.
Уже долгое время я занимаюсь випассаной для духовного развития. Приступив к ней, я потерял интерес ко всему остальному. Все прочее стало для меня чем-то незначительным. Еще давным-давно я добился определенных успехов в медитации, позволяющей достичь дьян. Затем я переключился на випассану. Теперь я в основном занимаюсь випассаной. Также я уделяю немного времени дьяна-бхаване и добился в ней определенных успехов. Но сейчас у меня нет времени даже для нее. Как бы я ни старался, мне не удается побыть лишний раз в тишине и покое. Ко мне с утра до вечера приходят люди по самым разным вопросам. Мне становится немного легче, когда я живу в Балангоде. Но даже там ко мне приезжают из Коломбо. Это очень утомляет. Большинство приходит затем, чтобы получить рекомендательное письмо к какому-нибудь министру, или попросить меня поговорить от их имени с Президентом, или за чем-то подобным.
Глава 7Я практикую в компании индийских йогов
Я начал упорно заниматься медитацией с тех пор, как приступил к работе в колледже «Ананда». В любое свободное время я практиковал одну из разновидностей йогической медитации. Я продолжил свои занятия и в пиривене Балангоды. Тогда это была саматха. Через какое-то время я развил ясновидение — способность понимать мысли других людей, хотя и не стремился к этому. Это произошло как-то само собой.
Видя человека в первый раз, я понимал о нем многое: как его зовут, откуда он прибыл, какова цель его визита. Стоило мне увидеть ученика пиривены, как я мог прочесть его мысли, узнать о том, что его гложет, и дать нужный совет. В таких случаях ученики начинали подозревать, что кто-то наушничает мне. В результате среди них даже возникали конфликты. Но мне никто ничего не доносил. Я просто видел их насквозь. Например, ученикам было запрещено курить и спать в дневное время суток. Чтобы проследить за этим, я направлял свое сознание в разные уголки школы. Так я мог видеть, кто где курит и спит. Я тотчас же шел туда и ловил нарушителей.
Я вставал в полшестого утра и какое-то время медитировал. Следующий раз я медитировал в пять тридцать дня и в десять тридцать вечера. Способность понимать мысли людей появилась у меня только с началом регулярной практики. Я никому не рассказывал о своих занятиях.
В то время один наяка теро, приславший трех своих учеников в нашу пиривену, пригласил меня на религиозную церемонию в свой храм в Галлелле. Церемония должна была длиться две недели, и он настаивал на том, чтобы я посетил ее от начала до конца. В то время я не участвовал в подобных религиозных мероприятиях, потому что это могло плохо отразиться на моей медитации. «Мы отправили нескольких учеников в твою пиривену, а ты не удосужился посетить ни одной нашей церемонии. На эту ты обязательно должен прийти», — настаивал он. Я согласился, но попросил выделить мне тихое место, потому что хотел продолжить свои занятия. Моя медитация была все еще нестабильна. Наяка теро пообещал выполнить мою просьбу.
Я отправился на религиозную церемонию в храм Галлеллы. И где, вы думаете, он меня поселил? У себя в комнате! Какая тишина, какой покой?! Это была базарная площадь. Там невозможно было уединиться. В комнате настоятеля находились и принадлежности для процессии, и урна с реликвиями, и деньги, вырученные на ярмарке. Через его комнату проходил неиссякаемый поток людей. В таких условиях продолжать медитацию, которой я занимался втайне, было невозможно. Я сказал, что не могу оставаться здесь, и попросил выделить мне другое место. Тогда мне приготовили постель в том зале, где жили монахи, приехавшие читать пириты. Я хотел посмотреть, удастся ли мне вовремя приступить к медитации хотя бы здесь. Как бы не так. Все теро в этом зале были старше меня. Когда мне хотелось уединиться, наяки теро кричали: «Что ты там сидишь с кислой миной? Иди сюда, поговори с нами».
Не было и дня, чтобы я смог помедитировать в положенное время. Тогда я отправился в общий зал для собраний,
чтобы посмотреть, спокойно ли там. Зал оказался полон барабанщиков и трубачей. В зале для проповедей всегда собиралась толпа. Наконец я отправился в вихару. Но и там мне было неудобно: люди постоянно сновали туда-сюда. Во всем саду не нашлось ни одного подходящего места для медитации. Через несколько дней при виде настоятеля храма и монахов у меня стали возникать гневные мысли. Я думал, что они враги буддизма. Если бы Будда был жив, он призвал бы отказаться от подобных храмов. Мне было грустно и противно, что храмы настолько деградировали. Позже эти мысли превратились в гнев.
Через две недели я вернулся в пиривену Балангоды и приступил к своей обычной медитации, но мой ум не мог сконцентрироваться, как раньше. Когда я начинал сосредоточиваться, то видел торжества в Галлелле. Тогда в моем уме возникала слабая вспышка гнева. Стоило мне приступить к медитации, как в уме начинали всплывать картины прошедших событий. Из-за этого я на какое-то время прекратил свои занятия. Я продолжал работать в пиривене. Вернулись вспыльчивость и буйный нрав, свойственные мне в юности.
В то время из Индии вернулся один человек. Он рассказал мне о могущественном йогине по имени Рамана Махариши, которому приписывали сверхъестественные способности. Рамана Махариши жил в своем ашраме в Тируваннамалае, недалеко от Мадраса. Я слышал, что сила его ума наполняла пространство вокруг и любой, кто медитировал в его присутствии, быстро добивался нужного сосредоточения. Я должен был отправиться в Индию и встретиться с ним. Я решил передать руководство пиривеной своему заместителю и взял отпуск на время поездки.
В то время на Шри-Ланке проездом был Брахмачари Валисингхе Дэваприя из общества Махабодхи. Когда я сообщил ему о своем желании отправиться в Индию, он сказал: «Учитель, вам просто необходимо поехать в Бенарес. Я покрою все расходы». Я сел на поезд и сошел на станции в Эгморе. Я отправился в центр Махабодхи неподалеку. Примерно через два дня я прибыл в штаб-квартиру Теософского общества в деревне Адьяр. Доктора Адикарама я нашел в библиотеке: он систематизировал книги на сингальском и пали. Я рассказал ему о своем намерении, и он присоединился ко мне.