Сначала мы ехали на поезде, затем на автобусе и, наконец, шли пешком, пока не достигли ашрама в Тируваннамалае. Мы прибыли туда около десяти часов утра. Всех посетителей бесплатно кормили. Мы тоже получили пищу и ночлег. Вечером мы вдвоем отправились в зал, где находился Рамана Махариши. Йог полулежал на низкой постели. Он был погружен в глубокую медитацию, а его глаза были широко раскрыты. Но несмотря на это, казалось, он ничего не видел. Его ум был сосредоточен на чем-то ином. Примерно до пяти часов дня он оставался в таком положении: неподвижный, с немигающим взглядом. Какой-то американец распростерся перед ним на полу в знак поклонения.
Я сел на коврик у стены напротив и погрузился в ту медитацию, которую практиковал. Я начал медитировать. Мой ум собрался очень быстро. Гнев больше не возвращался. Из тех пяти дней, что я провел в ашраме, большую часть времени я медитировал на одном и том же месте. Доктор Адикарам тоже медитировал. Через пять дней мы уехали. Доктор Адикарам вернулся в Адьяр, а я отправился в Калькутту. Там я тоже занимался медитацией, и теперь она начала приносить плоды.
Приближалось полнолуние Весака. «Общество Махабодхи» готовило к изданию специальный выпуск журнала, приуроченный к празднику. Достопочтенный Нелуве Джинаратне теро попросил меня нарисовать изображение
Будды для их журнала, и я выполнил его просьбу. Кроме того, картины в вихаре Дхармараджа нуждались в реставрации, и достопочтенный Нелуве Джинаратне теро вновь попросил меня о помощи. Я обещал заняться этим в свой следующий приезд и отправился в Бенарес.
В Бенаресе я остановился в вихаре Сарнатха. После завтрака я шел в алтарную комнату и прятался за статуей Будды, где погружался в саматху с семи утра до обеда. После обеда, где-то с часу дня и до шести вечера я снова занимался медитацией. Я практиковал таким образом в течение нескольких дней, как вдруг почувствовал боль в груди. Я не мог пошевелиться. Я даже не мог лечь. В конце концов я стал спать сидя, потому что от малейшего движения возникала острая боль и я просыпался.
Прошло четыре дня. Один благочестивый индус по имени Баджория каждый вечер приходил в храм на поклон. Мы познакомились с ним, и он пригласил меня к себе домой, чтобы сделать подношение. Я отправился за подаянием примерно в пол-одиннадцатого. В то время у меня сильно болело в груди. Я поведал ему о своем недуге и добавил, что мне тяжело даже спать. Он спросил, как возникла эта боль. Я рассказал о своем распорядке дня. «Это у вас от чрезмерных занятий йогой. Не ходите к врачам. В деревне под названием Канкхала, у подножия Гималаев, живет могущественный йог. Он вылечит вас с помощью йогических упражнений. Ступайте к нему без промедления», — сказал он и написал, как туда добраться.
В тот же день я сел в поезд и ехал две ночи. На третий день я сошел в Дели и отправился в Будда-вихару. И в поезде, и в храме я продолжал медитировать. По ночам я спал сидя. Стоило мне хотя бы немного повернуться, как я просыпался из-за острой боли. Так я провел несколько дней. Затем я сел на транспорт, который шел в Харидвар, а оттуда на автобусе добрался до Канкхалы. Было около семи вечера. Я спросил водителя, где живет Свами Нараянананда. Он сказал: «Я сам собираюсь в одно место неподалеку. Я провожу». Оказалось близко. Шофер показал мне школу Бастирам и ушел.
Я поднялся по лестнице на верхний этаж. Свами Нараянананда сидел в мягком кресле. Он увидел меня, попросил сесть и дал апельсинового сока. Я не успел рассказать ему о цели своего визита — он заговорил первым: «Ты не спал много дней. Сегодня ты наконец выспишься. Я приготовил тебе постель рядом со мной». Я был изумлен тем, что он знал о моем состоянии. Я сказал ему, что уже несколько дней не могу спать и меня мучает острая боль в груди. Моя кровать располагалась в его комнате, у стены. Он попросил меня сесть, поднял руки, словно благословляя меня, и провел ими от моей головы вниз по всему телу. Это не был гипноз — это был метод йоги. «Я сделал так, что на сегодня боль утихнет. Теперь ты будешь хорошо спать», — сказал он мне. И впервые за много дней я заснул крепким сном.
Проснулся я уже наутро. Перед школой нес свои воды Ганг. Я умылся в реке. По всей округе жили благотворители, которые поддерживали этого йогина. Каждое утро ему подносили горшок молока. Он жил один. У него был единственный чугунный котел над очагом, в котором он варил молоко. Он сделал две большие кружки молока. Сахар не добавлял — вместо этого мы съели по кусочку сливочной конфеты. Вот и все, что было на завтрак. Немного позже он сказал: «Йогические упражнения нельзя делать там, где тебя могут увидеть. Ими нужно заниматься в уединении. Практиковать йогу у всех на виду — все равно что выставлять напоказ свои достижения. Мы должны вести себя, как скромные духовные лица. Было бы неправильно показывать людям то, чего мы достигли, и получать за это особые почести. Они должны видеть только те наши качества, которые свойственны духовным практикующим.
Давай пойдем в уединенное место», — сказал он. И мы отправились в отдаленную часть манговой рощи, что росла за домом.
Он остановился в центре рощи, у большой каменной плиты, и сел в позу лотоса, сказав мне принять туже позу. Я так и сделал. Он показал мне одну пранаяму и попросил меня повторить за ним. Я делал ее около пяти минут. Потом он попросил меня наклониться вперед и вбок, чтобы проверить, есть ли боль. К моему удивлению, мне не было больно. Я полностью излечился от боли в груди. Мы вернулись на верхний этаж школы. Он обратился ко мне: «Саматху нужно делать под руководством опытного учителя. Иначе небольшая ошибка может обернуться сильной болью и проблемами». Я сказал ему, что у меня нет учителя. «Оставайся, и я в меру сил буду помогать тебе», — сказал он. Я ответил: «Я хотел бы остаться, если не доставлю беспокойств и не буду обузой». — «Никаких беспокойств. Оставайся сколько нужно». И я остался.
Я прожил там около полутора месяцев, все это время развивая саматху на основе его наставлений и сведений из книг. Этот йог был странным. Он жил совсем один. Местные верили в него и делали ему подношения, но он никогда не показывался на люди до пяти вечера. По вечерам он выделял около часа на то, чтобы поговорить с посетителями о Дхарме и ответить на их вопросы. В другое время его никто не посещал. Тогда же ему подносили еду и все необходимое. Готовил он сам. Его образ жизни мне очень нравился.
После кружки молока на завтрак мы делали йогические упражнения под названием пранаямы, или пранапаны. Это что-то типа анапанасати. В каком-то смысле все это напоминает саматха-анапану. Он объяснял мне пранаяму и сам делал вместе со мной. Затем он оставлял меня в своей библиотеке, где я находил ценнейшие книги по индуизму и буддизму.
На площадке перед домом стояла деревянная конструкция наподобие клетки. В ней едва можно было поместиться со скрещенными ногами. Он забирался туда, закрывал дверь и примерно на четыре часа, до десяти дня, погружался в саматху. А я в это время изучал его библиотеку.
В десять часов он выходил и готовил лепешки на открытом огне. Еще он готовил соус. А я тем временем купался в Ганге. У меня с собой была чаша для подаяния, в которую он накладывал мне еду. Сам же он ел лепешки с соусом из большой латунной тарелки.
Так прошло несколько дней. Однажды во время еды я подумал: «Каждый день у нас лепешки. Хорошо бы поесть рису». На следующий день он приготовил для меня рис. Для себя же сделал лепешки. Прошло еще дней пять. Я опять подумал: «Давненько я не ел сладкого». На следующий день он подал мне пудинг с патокой. В другой раз мне захотелось куракканской каши. Я получил и ее. В тот день он воздел руки к небу и сказал: «Ты можешь желать чего угодно, но из того, что есть в этой стране. Не желай того, что здесь не найти». Вот до какой степени он развил способность читать мысли людей.
За это время он обучил меня многим пранаямам, рассказал, как излечивать болезни с помощью йогических упражнений, объяснил способы совершенствования кундалини-йоги, которая позволяет обрести мистические силы. «Тебе больше не нужен учитель. Теперь ты можешь практиковать сам», — сказал он. Я спросил его, смогу ли я достичь высшего состояния в этой жизни. «Твоя медитация увенчается успехом, если ты будешь избегать публичной деятельности. Нужно вести уединенный образ жизни. Обычным людям не понять ценность медитации. Они только и ждут, чтобы воспользоваться нами. Не обращай внимания на их просьбы. Трудись во благо своего духовного развития».
Где-то через полтора месяца моего пребывания у него он сказал: «Было бы хорошо, если бы ты посетил Ришикеш в сотне миль отсюда и увидел своими глазами отшельников. Там живет много йогов». Он рассказал мне, как туда добраться. Я простился со Свами Нараянанандой и отправился в Ришикеш.
Я проехал около ста миль автобусом и добрался до Каликамалы. Этот населенный пункт назван в честь одного миллионера, который передал свое состояние в доверительное управление банку с условием, чтобы на полученные проценты банк каждый день кормил две сотни йогов. Для этих целей было также построено двухэтажное здание у подножия горы в Ришикеше. Рано утром по обе стороны площадки, расположенной перед зданием, для йогов расстилали коврики. Я добрался туда к половине одиннадцатого. Как раз в это время две сотни йогов спустились с горы и расположились на ковриках. Работники разносили рис, лепешки и карри и раскладывали их по камандалам — сосудам из вычищенной тыквы, которые по размерам больше наших чаш для подаяния. В другую емкость, которую йоги приносили с собой, наливали молоко. Некоторые ели там же, другие забирали еду с собой в горы. Мне выделили комнату в этом здании. Туда же принесли и еду.
Управляющий ранее уже встречался с ланкийскими биккху. После завтрака я отдыхал до трех часов дня, а затем заговорил с ним: «Я хочу отправиться в Ришикеш, но не знаю дороги. Не могли бы вы дать мне проводника?» «В этих джунглях нет человека, знающего английский. Можно найти проводника только со знанием санскрита», — сообщил он. Я сказал ему, что это подойдет, так как я неплохо владею санскритом. Он разыскал для меня молодого брахмана лет девятнадцати. Мы с ним поднялись в горы мили на полторы. Это был один из отрогов Гималайской горной цепи. Там мы нашли ашрам Свами Шивананды.