(Демпинг — Во время торгов главная роль отводится подставным участникам: Поставщику №1 и Поставщику № 2. Они не преследуют цели победить в аукционе. Все, чего им нужно добиться — максимального снижения цены до уровня, после которого другие поставщики перестанут подавать заявки. Поставщик № 1 и Поставщик № 2 уводят цену далеко вниз, как правило, снижая ее на 50% и более. Это происходит весьма стремительно. На следующем этапе в борьбу включается Поставщик № 3. Именно ради его победы и затевается вся игра. Незадолго до окончания торгов он делает ставку с ценой немного ниже, чем в заявке последнего добросовестного участника. Примечание автора).
— Прости, Егор. Я приступлю к выполнению заказа на следующей неделе. — Матвей шипит и трет ушибленное бедро. — Мне удалось оформить кредит и теперь…
— Да молчи ты! — обрываю я.
— Скажите спасибо, что Олег Андреевич отказался писать заявление на вас. В ином случае вам бы грозил штраф или исправительные работы. А, может… и реальный срок до двух лет.
— Все, мне надоел этот цирк! — встаю с места и, деловито расхаживая мимо притихшего Самарина, звоню Рите. — Рита, мне нужна помощь. Вызывай опергруппу в загородный поселок Сосенки, улица Ореховая, дом семнадцать. — Рычу в динамик, неотрывно наблюдая за выражением лица следователя. — Да, мы вышли на след мошенницы и ее заказчика.
— Да что вы… Зачем? — пищит Самарин, почесывая жидкие волосы. — Нет состава преступления. Пострадавших нет и из дома Олега Андреевича ничего не пропало. Давайте, все разъедутся мирно? Я отпускаю вас… — скукожившись под нашими с Матвеем взглядами, лепечет Самарин.
— Егор, поехали. — Виноградов с трудом поднимается с места. — У меня достаточно видеоматериала, чтобы их засадить. Завтра я пойду в прокуратуру.
— А… мы удалили видео с вашего телефона. — Констатирует факт Самарин, противно ухмыляясь. — По требованию пострадавшего.
— А я успел переслать материалы на личную почту. — Победоносно отвечает Матвей. — Пойдем, Егор.
Ноги мягко тонут в стриженой зелени газона, в ноздри забиваются запахи разнотравья и цветов, а в памяти всплывают картинки чудовищной хитрости и подлости, снятые Матвеем на видео.
— Молодец, Лони. — Чистяков довольно трет ладони. — От одного, считай, избавились. Он снимет фирму с торгов до начала конкурса. Просто не успеет все сделать. Банковский арест с КФХ Иволгина не снят, я проверил. Теперь надо вывести из игры Карасёва.
— Заметь, моими стараниями. — Певуче тянет Илона и ластится к Олегу, как похотливая кошка.
— Лишь бы твой олух не пошел в полицию.
— Не пойдет. Я спрятала концы в воду. Теперь все указывает на Жанну — мошенница она, а не я. — Усмехается «Лони».
А потом нас заметили… Рука Виноградова, держащая айфон, предательски дрогнула. Он ведь и вправду ее любил. Доверял… Разрушил свою жизнь ради нее.
— Молчи, ладно? — произносит Матвей, когда мы садимся в машину. Окровавленный, избитый пулями травматического пистолета, он не выглядит жалким и побежденным, напротив, очищенным. Прозревшим. И, оттого, изменившимся.
— Ты молодец, Матвей. Все будет хорошо, знай. — Ободряю Виноградова, а Рите по телефону даю отмашку.
— Знаю.
— Но Лизу я не оставлю. — Хитро добавляю я.
— Пошел ты. — Улыбается он. — Довезешь меня домой?
— Заметано.
Если бы меня попросили показать образчик грусти и запустения, я, без сомнений, назвал дом Матвея. Здесь жила его семья… Они собирались возле камина из красного кирпича, наряжали елку в просторной гостиной, обедали за деревянным столом, валялись на неуклюжем диване, смотря семейные фильмы… А потом все разрушилось. Исчезли голоса и звуки, тихие шаги, цоканье собачьих когтей, звон посуды, запахи вкусной еды… Исчез дом, остались стены.
— Ну и бардак. Черт! — наступаю на пустую собачью миску, валяющуюся в прихожей. Здесь же «красуются» остатки разодранной подушки и пара грязной обуви.
У Виноградова есть собака? Помнится, Лиза говорила, что его зовут Амур. А потом пес выходит встречать нас. Тревожно обнюхивает меня и тихонько рычит.
— Свои, Амур. Тише. — Слабым голосом протягивает Виноградов.
— Матвей, может все-таки вызвать скорую? Ты бледный, старик.
— Обойдется. — Шипит он. — Лягу в гостиной.
Матвею плохо. На его висках выступают бисеринки пота, глаза вваливаются, пальцы дрожат. Ему бы принять душ и обработать раны, переодеться в чистое и лечь в уютную постель.
Когда-то темная комната, пропахшая перегаром и сигаретным дымом, была красивой и светлой. Давно, во времена Лизы… Матвей перехватывает мой недоуменный взгляд и виновато оседает на мятые несвежие простыни дивана.
— Осуждаешь? — он опускает глаза в пол, на пустые бутылки, сложенные грудой.
— Я стараюсь никого не осуждать. Не хочу об этом. — Отмахиваюсь я. — Матвей, давай я помогу тебе помыться и переодеться. Где у тебя аптечка?
Я не хочу смотреть на изнанку чужой жизни — неаккуратные швы, узелки и шероховатости. То, что остается от любви и понимания. Не хочу впускать в сердце витающую в воздухе неловкость, но она впитывается в меня, как ядовитый газ. Хочется закрыть глаза и не видеть неприглядной картинки из пыльных штор и засохших цветов, горы грязной посуды…
— Матвей, где у тебя чистое белье? — нарочито непринужденно говорю я, оглядывая комнату в поисках шкафа.
В прихожей слышатся звуки открываемой двери, собачий лай и чьи-то легкие торопливые шаги. Я резко оборачиваюсь, столкнувшись лицом к лицу с Лизой.
— Что здесь происходит? Тише, Амурчик. Это я, маленький… — она наклоняется к псу и чешет его за ухом, а затем проходит вглубь комнаты, не скрывая недоумения при виде меня и лежащего со страдальческим лицом Матвея.
— Егор? Ты... ты ранен? — бескровными губами шелестит она.
А ее нежный взгляд ранит меня куда больше, чем жалкие пули…
Глава 26
Лиза
На его рубашке темнеют свежие пятна крови, рукав оторван и обернут вокруг плеча. Егор тяжело дышит, а я ловлю себя на мысли, что едва достаю до его груди макушкой. А еще я борюсь с желанием немедленно прикоснуться к нему. Сердце частит, руки взмывают в воздухе и тянутся к ране на плече мужчины-великана, того, кто заставляет меня забывать обо всех… Решимость расползается в теле, как расплавленная карамель — руки теплеют, плечи расслабляются, а из головы улетучиваются неприятные мысли. Даже мерзкий шепот, все время напоминающий мне о том, что этот мужчина женат, замолкает.
— Егор, ты ранен? — шепчу я надтреснутым голосом.
Егор ловит мои ладони, застывшие в воздухе, и крепко их сжимает. Схлёстывает наши желания в долгожданном прикосновении.
— Заметь, смелых и мужественных отцов! — смеётся Егор.
Его голос при этом звучит до чертиков возбуждающе, так, словно он шепчет мне комплимент, а не упоминает погоню и перестрелку.
— Давай я обработаю рану? У Матвея есть чистая футболка. Надеюсь, что есть… — грустно оглядываю комнату, больше похожую на хлев.
— Спасибо, буду благодарен. — Поглаживая мои ладони подушечками пальцев, отвечает Егор.
— Эй, я, вообще-то, тоже ранен! — крик Виноградова разрывает наше уединение. Высокая спинка дивана закрывает Матвею обзор и все, что ему остается — подслушивать наши с Егором перешептывания. — Лиз, как ты узнала? Тебе звонил этот горе-полицейский? — кряхтит он и пытается подняться.
Отстраняюсь от Егора и нетвёрдым шагом подхожу к Матвею. Верите, мне стоит огромных усилий сдерживать себя от криков и упреков по поводу состояния дома — бывший муж превратил его в притон или свинарник. Даже не знаю, какое сравнение подходит лучше! Виноградов безошибочно считывает возмущение, искрящееся в моих глазах, как электрический ток, и виновато произносит:
— Прости, Лиз. Я завтра же вызову клининговую компанию и все исправлю.
— Лиза, так кто тебе звонил? — вмешивается в нашу перепалку Егор.
— Василий Васильков. — Отвечаю я, вскидывая подбородок и смотря Егору прямо в глаза. Черт, в них пляшут довольные смешинки. Они танцуют ча-ча-ча, празднуя победу хитрого Мистера Жиголо над скромной женщиной Лизой. — Он рассказал мне про… статью и ваш спешный отъезд.
— Егор, ты сообщал о нашем тайном деле Василькову? — шипит Матвей с ноткой возмущения в голосе.
— Представь себе. Мало ли что могло случиться. Я сделал это из соображений безопасности.
Виноградов бурчит что-то типа «ладно, старик, может, ты и прав» и отворачивается.
— Давайте, наконец, приступим к делу, — растирая дрожащие руки, командую я. — Матвей, аптечка на месте?
Получив утвердительный ответ, приступаю к миссии сестры милосердия. Заставляю Егора раздеться и осматриваю его раны. Касаюсь взглядом его крепкой груди, покрытой завитками темных волос, мускулистых рук, широких плеч… Господи, мое нахмуренное лицо скорее выглядит смешно, нежели серьезно. И я не могу покраснеть больше, чем краснею сейчас. Егор сжимает челюсти от боли, когда мои пальцы касаются ссадин, на его лице гуляют желваки, кожа болезненно пылает.
— Тебе нужно к врачу. — Произношу неуверенно, чувствуя, как меня с головой затапливает волнение. Он отец моего ребенка… Но разве дело только в этом?
— Лиза, ты пойдешь завтра со мной на свидание? — выпаливает Егор, натягивая футболку Виноградова. — Буду ждать тебя в семь вечера возле фонтана на центральной площади.
— С ума сошел? Ты бредишь. — Касаюсь ладонью его лба.
— Ничуть. Да или нет? Вася же рассказал тебе все про статью и…
Взгляд Егора такой напряжённо-взволнованный, что мне становится не по себе.
— Хорошо. Только давай закончим здесь. — Бросаю взор на задремавшего Виноградова.
— Лиз, убирать тебе здесь я не позволю. Обработай своему бывшему раны, а я отвезу тебя в больницу.
— Я и не собиралась. — Обрываю я, качая головой. — Плохо же ты обо мне думаешь…
— Напротив, слишком хорошо.
Под пристальным наблюдением Егора я склоняюсь над Матвеем и тщательно обрабатываю ссадины зеленкой и перекисью… Он виновато благодарит меня и снова засыпает.