Когда Горошко покинул кабинет, редактор печально вздохнул:
— Какая эрудиция, а?! Нет, не умеют еще у нас ценить кадры… Эх, если бы мне иметь при газете такого консультанта, как этот экспедитор!
СПОКОЙСТВИЕ ДУХА
Бухгалтер Капитонов решил прогуляться вместе с сынишкой в зоопарк. Сынишка в восторге.
— И слонов посмотрим?
— И слонов, если будешь умненьким-благоразумненьким…
— И жирафу?
— И жирафу, если не будешь верхоглядом…
— И попугая?
— И попугая, если не будешь болтать за обедом…
Остановились у вольера, за которым взапуски гоняются друг за другом зебры. Сынишка хлопает в ладоши.
— Пижамы, как у тебя, папочка!
Одна любознательная зебра приблизилась к барьеру. Папаша Капитонов хочет угостить полосатого уроженца Африки.
— Гм. Симпатичный, понимаешь, зверь. Надо бы завязать контакт. Нет ли у тебя чего-либо в кармане?
— Вот ластик только, — с готовностью отвечает сын.
— Подходящее меню. Ну-ка подойди сюда… э… как тебя? Кис-кис… тега-тега…
Мгновение, и ластик исчез между зубами. Зебра фыркнула, чихнула, но проглотила гостинец.
— Видал, какое животное?! Учись, брат, как надо себя вести.
Вдруг папаша Капитонов замечает щиток с надписью: «Животных кормить строго воспрещается! За нарушение штраф».
Капитонов, ухватив за руку сына, быстро шагает прочь.
— Папа, — вспоминает Капитонов-младший, — а на ластике-то вырезаны моя фамилия и номер школы.
— Вот ты всегда так!.. Я же говорил тебе, зря нигде не расписывайся! Безответственная ты личность!
Капитонов-старший в ужасе: а вдруг зебра не переварит резинку и околеет? Подходит к служителю зоопарка и ласково спрашивает:
— А крокодилы у вас есть?
— У нас все есть, товарищ посетитель.
— А скажите, сколько стоит зебра?
— Желаете купить?
— Да нет, это я для интересу…
— Ну, смотрите, а то по знакомству могу уступить. По нонешним ценам тысячи две потянет.
У Капитонова подкосились ноги. Настроение безнадежно испорчено.
— Ах, черт возьми! И надо же было мне пойти на экскурсию! Нет, в следующий раз топай со школой. Пусть учителя за все отвечают.
Расталкивая толпу, выбирается на улицу. Дома в своем портфеле сын обнаруживает ластик со своими биографическими данными.
— Папочка, вот, оказывается, мой… Видишь: «Петя Капитонов. Школа № 7».
— А зебре мы что скормили?
— Резинку соседа по парте, Кольки Смирнова. Я ее по ошибке унес домой.
— Уф! Смирнова, значит?.. Кольки, значит?.. А адрес на нем есть? Ну, тогда все в порядке… Эх, и морока с этим внешкольным воспитанием!
Папаша Капитонов обрел былое спокойствие духа.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
К этому дню я готовился весь год. По временам отрываясь от диссертации, я обдумывал тезисы предстоящей беседы с женой. Мне приходилось слышать, что в такие дни наивные мужья пытаются флакончиком духов или шоколадным набором «Пьяная вишня» оградить себя на год вперед от супружеских конфликтов. Но я поступил куда более целеустремленно.
Утром, едва забрезжило солнце, я разбудил Машу и сказал, что в такой день не следовало бы долго спать. Маша растроганно поблагодарила за заботу и отправилась на кухню варить кофе. Я последовал за ней и, стараясь не мешать приготовлению завтрака, начал подготовленную беседу.
— Маша! — начал я значительно. — Итак, сегодня — день твоего рождения. Задумывалась ли ты над тем, какое место он занимает в ряду календарных дат? Мне кажется, что ты не осознаешь его значения в общественно-историческом аспекте.
— Минуточку, — сказала Маша, — я только покормлю Татьянку и отправлю ее в школу.
— Хорошо, — согласился я, — но не очень задерживайся.
Я подсчитал, что жена тратит на сборы дочери слишком много времени, отрывая от нашей беседы драгоценные минуты. Наконец Маша появилась в моем кабинете.
— Коля, — сказала она, — через несколько минут мне надо идти на службу.
— Если ты не будешь отвлекаться по пустякам, я вполне успею изложить предмет. Итак, рассмотрим твой день рождения с исторической точки зрения. Возьмем для начала ранний кайнозой. Что мы видим в эту покрытую тайной эпоху? Мы видим исчезновение динозавров и наступление ледников… Несколько позже мы примечаем появление косматых питекантропов и низколобых неандертальцев… Могли ли они оценить роль женщины в деле очеловечивания обезьяны? Нет, не могли. Ограниченное мироощущение не позволяло им понять, что именно женским индивидуумам принадлежала ведущая роль в воспитании мужчин как наиболее совершенной субстанции…
— Коля, — сказала жена, — надеюсь, ты не рассердишься, если я побегу на службу. Заверни мне бутерброд, я не успела позавтракать.
Я остался один, терзаясь мыслью, что не успел сообщить Маше ряд важных сведений. Мне не терпелось ей доказать, что каждая минута этого дня дорога, и я позвонил Маше на службу.
— Дорогая, — сказал я в трубку.
— Милый, — сказала Маша, — я тронута и с нетерпением жду вечера…
— А зачем? — удивился я. — Зачем ждать вечера? Я готов продолжить нашу беседу и сейчас… Если коснуться античности, то она считается колыбелью человеческой культуры. А кого мы обычно видим у колыбели? Разумеется, женщину. А какую? В данном случае — протестующую против того, что не было принято отмечать день рождения женщин… Возьмем хотя бы образ Медеи, на пьесу о которой я давно собираюсь тебя повести… Типичный протест стихийных женских страстей!..
— Прости, пожалуйста, — сказала жена, — но меня уже зовут. Прошу тебя, купи к чаю торт. Я пригласила в гости Костиковских.
Я был обескуражен. При чем тут Костиковские и какой-то торт?! Я позвонил им по телефону и сказал, что нас вечером не будет. Кажется, они обрадовались моему сообщению…
После ужина, приготовленного умелой рукой Маши, я выключил телевизор, по которому передавался какой-то неуместный концерт, и решил продолжить беседу.
— Мне хотелось бы еще напомнить, — сказал я, — о положении женщины в эпоху раннего средневековья. Многочисленные хроники свидетельствуют о том, что женщина не могла отмечать день своего рождения, так как испытывала тройной гнет: семейный, социальный и религиозный. Что такое семейный гнет?
— Я вполне представляю, — сказала Маша.
— Тогда перейдем к гнету социальному…
— Может быть, перенесем беседу на завтра? — вздохнув, сказала жена. — Я так устала.
— Завтра уже не будет день твоего рождения, — сказал я, — и наш разговор утратит актуальность.
— Боже мой, — сказала Маша, — как ты мудр!
Тут я понял, что достиг цели. Напрасно все эти парфюмерные и шоколадные задабриватели ищут у жен дешевой популярности. Отметить мудрость мужа — на это способна только женщина, глубоко осознавшая важность своего дня рождения. Я был почти удовлетворен. Жаль только, что Маше не удалось дослушать беседу до конца. Она уснула. С сознанием исполненного долга я вернулся к своей диссертации. Перед самым отходом ко сну я обнаружил в буфете коробку шоколадных конфет, очевидно, подаренных жене сослуживцами. Я съел конфеты одну за другой.
ОПЕРАТИВНОСТЬ
Шницель был тверд и сух, как кожемитовая подметка.
— Жалобную! — раздраженно сказал посетитель.
— Книгу!
— Зачем же книгу? — учтиво подбежал официант. — Заменим в мгновение ока.
Он подхватил тарелку, заодно зачем-то подцепил нож и улетучился.
Действительно, не прошло и трех минут, как официант положил на стол перед носом умиленного посетителя заказанное блюдо.
— Ну, как теперь?
— Нормально! — отозвался посетитель, легко четвертуя шницель. — Вот это темпы! Вы просто фокусник!
— Это немного есть, — польщенно молвил официант и, подождав, пока посетитель расправится с половиной порции, пояснил: — В нашем деле дипломатия нужна, как в ООН. Я же шницель не менял. Я вам ножик поострее выдал. Вы довольны. Шефа не беспокоили. И я жалобой, так сказать, не травмирован.
ФАКСИМИЛЕ
Николай Павлович не обладал личными талантами и все же гордился своей фамилией. Среди десятка заурядных родственников он выделял лишь одного, и это был лучший из Заднестровских. Николай Павлович радовался, что в любую минуту можно запросто посетить кузена, чей вдохновенный почерк известен тысячам почитателей.
С этими тщеславными мыслями Николай Павлович поднялся на лифте до четвертого этажа и позвонил в квартиру, на дверях которой скромно поблескивала табличка: «Писатель К. С. Заднестровский».
…Заднестровский сидел в кресле, задумчиво угрызая авторучку. Оставалось закончить последнюю строку, и трилогия «Средь шумного леса случайно…», которой он отдал десять лет творческой зрелости, была бы завершена. Заднестровский ощутил в коленных чашечках легкую дрожь — предвестницу волшебной фразы. Он замахнулся на рукопись авторучкой, как вдруг в передней раздался звонок.
— Вот так всегда! — вскричал Заднестровский, бросая ручку на стол. — Третий месяц подряд меня сбивают именно на этом месте… Кто там?
— К вам гости, — донесся из соседней комнаты голос супруги. — Николай Павлович пожаловал.
Заднестровский был снисходителен к своим родственникам. Иногда он их почти любил. Николай Павлович нравился ему особенно тем, что визиты его были кратки, а стиль изложения напоминал деловые телеграммы. Гостеприимно распахнув объятия, Заднестровский вышел навстречу гостю.
— Ну как сосуществуем, брат кузен? — спросил Заднестровский.
— Средне, — отвечал брат кузен. — Средне. Между плохо и очень плохо. Пришел. К вам. За содействием.
Заднестровский поморщился. Взращенный в традициях старомодной вежливости, он не любил слишком прямолинейных атак.
— Мечтаю, — заторопился Николай Павлович. — Автомашина. Сто сил. Подошла очередь. Средств в обрез. Занял у сослуживцев. Осталось сто рублей. Полный тормоз. Сослуживцы советуют: «Кузен светило. Человеколюб. Выручит».
— Так и сказали?
— Так. До запятой.