Черновик был на три листа, и, хотя на них не нашлось порядковых номеров, Лилли-младший, разложив листы перед собой, без труда определил начальную страницу:
1 год: 365 (дн.)
2 года: 365 (дн.)
+ 365/730 (дн.)
3 года: 730 (дн.)
+ 365/1095 (дн.)
4 года: 1095 (дн.)
+ 365/1460 (дн.)
5 лет: 1460 (дн.)
+ 365/1825 (дн.)
…………
Лилли-младший понял, что Червяк не знал про умножение. Без умножения он мог считать только таким примитивным способом. Прибавив 365 восемьдесят девять раз, он получил число 32485. Затем он отнял 253 дня и вывел конечный результат:
32232 (дн.)
– Я не ошибся? – спросил Червяк.
Ошибся, подумал Лилли-младший. Не в каждом году было по триста шестьдесят пять дней. Червяк не учел високосные годы. Но перед ним стоял двенадцатилетний ребенок, которому и так было непросто сложить столько чисел без единой ошибки. Не желая огорчать его, старик сказал, что все верно.
– Это ты здорово сообразил – прибавлять по полным годам, – искренне похвалил он. – Иначе пришлось бы повозиться с годами рождения и смерти, высчитывать по дням, а ты сделал проще, только в конце отнял нужное число.
– Я потом нашел способ получше, – сказал Червяк.
– Какой?
– Не знаю, как он называется. Посмотрите.
Червяк взял с кровати новый черновик и протянул старику.
И размером бумаги, и яркостью чернил этот черновик отличался от первого, и было ясно, что он появился позже. Червяк сказал, что взялся за него после похорон отца. В левой колонке шло привычное сложение, а правая демонстрировала тот самый загадочный способ:
1 год: 365 (дн.)
2 года: 365 (дн.)
+ 365/730 (дн.)
3 года: 730 (дн.)
+ 365/1095 (дн.)
365 (дн.)
× 1/365 (дн.)
365 (дн.)
× 2/730 (дн.)
365 (дн.)
× 3/1095 (дн.)
…………
Загадочный способ счета оказался умножением. Ничего не зная о нем, Червяк вывел его по-своему. Так, в два столбика, Червяк дошел до двадцатого года. На двадцать первом году столбики поменялись местами – теперь умножение было в первом, а сложение – во втором:
21 год: 365 (дн.)
× 21/7665 (дн.)
7300 (дн.)
+ 365/7665 (дн.)
Лилли-младший заметил, что в колонке умножения 7665 написано поверх другого числа. Похоже, сперва там стояло 6565. То же самое он увидел и ниже: сначала Червяк умножал и только потом складывал, и результат умножения то и дело приходилось поправлять, чтобы он совпал с суммой справа. При этом до двадцать первого года результаты умножения ни разу не исправлялись. Это говорило о том, что поначалу Червяк складывал и просто копировал в колонку умножения полученное число, а вот начиная с двадцать первого года он уже стал пользоваться новым методом, хотя ему все еще приходилось проверять себя по-старому. Он не сразу разобрался в правилах умножения и иногда ошибался, однако чем дальше, тем меньше попадалось исправлений – мало-помалу Червяк освоил и этот новый способ счета.
Досчитав таким образом до сорокового года, он вдруг перескочил на восемьдесят девятый, получил, умножив 89 на 365, число 32485, отнял от него 253 дня, вывел снова итоговый результат: 32232 (дн.) и обвел его в кружок.
Вычисления на следующем листе казались бессистемными, но старик сразу догадался, что Червяк проверял новый метод на практике, чтобы подытожить внизу страницы его правила:
– Одиножды один – один, одиножды два – два, – прочел вслух старик, – одиножды три – три…
2 × 2 = 4
2 × 3 = 6
2 × 4 = 8
3 × 3 = 9
3 × 4 = 12
3 × 5 = 15
3 × 6 = 18
Лилли-младший зачитывал безошибочную таблицу умножения.
Замолчав, старик растерянно посмотрел на ребенка. Происходящее не укладывалось у него в голове. Ему почудилось, что в хижине еще раздается эхо его голоса, читающего таблицу умножения, и он вслушался, пытаясь уловить отзвук; на сердце у него потеплело. Он знал, что уже не сможет оставить ребенка в грушевом саду. «Война на дворе, – подумал он, – никогда не угадаешь, как тебе аукнется доброе дело… Но этот ребенок – гений, если я не возьму его с собой, буду всю жизнь жалеть».
В конце лета Лилли-младший получил телеграмму из административного центра. В ней говорилось, что университет возобновляет работу и его просят вернуться как можно скорее. Ректором можно и не быть, решил старик, но студентов бросать нельзя. Он велел управляющему собрать его в дорогу и вдобавок вручил ему несколько купюр. Управляющий рассыпался в благодарностях.
– Да это не тебе, – сказал Лилли-младший. – Мне надо, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– Что именно, господин? – спросил управляющий.
– Своди Червяка к портному, пусть сошьет ему два костюма.
Управляющий так и остолбенел. Ему показалось, что он ослышался.
– Вот когда сделаешь, тогда и награжу тебя, – добавил Лилли-младший.
Через несколько дней, когда все было готово, управляющий пришел за обещанной наградой и услышал новое поручение:
– Помоги Червяку собрать вещи, завтра мы с ним вместе уезжаем.
Управляющий снова застыл на месте, не веря своим ушам.
Пришлось господину повторить еще раз.
Утром, едва рассвело, во дворе Жунов остервенело залаял пес. Лай подхватили и другие собаки, и вскоре господа и слуги один за другим встали с постелей и столпились у окна поглядеть, что творится на улице. В свете фонаря управляющего перед ними предстала невероятная сцена: Червяк в новом с иголочки костюме, с кожаным чемоданом, с которым когда-то скитался Иностранец, молча семенил за Лилли-младшим, испуганный, точно попавший вдруг в мир людей бесенок. Изумленные очевидцы не смели верить собственным глазам. Только когда управляющий, проводив путников, вернулся в усадьбу, они смогли убедиться, что им ничего не привиделось.
Управляющего засыпали вопросами: куда господин повез Червяка? Зачем? Червяк еще вернется? С чего вдруг господин так о нем заботится?
Хозяевам управляющий отвечал:
– Не знаю.
А на слуг огрызался:
– Да черт их разберет!
4
С лошадьми мир казался меньше, с пароходами – больше, ну а машины сотворили с миром что-то невероятное. Когда через несколько месяцев япошки двинулись из Ч. в Тунчжэнь, мотоотряд добрался до городка всего за несколько часов. Никогда прежде на этой дороге не появлялись машины. Они доехали так скоро, что впору было засомневаться, уж не передвинул ли небесный владыка горы между двумя городами, как в притче про старика Юй Гуна[10]. Раньше быстрее всего добирались на лошадях – выберешь лошадь покрепче, в руку – кнут, и через семь-восемь часов ты уже на месте. Десять лет назад Лилли-младший обычно путешествовал в конной повозке – медленнее езды верхом, но если время от времени подгонять лошадь, можно уложиться в один день, утром выехать и к ночи приехать. Теперь, в шестьдесят лет, он с трудом переносил тряску и потому путешествовал пароходом. Путь в Тунчжэнь у него занял два дня и две ночи. Обратно пароход шел по течению, но все-таки прибыть в порт Ч. он мог не раньше, чем через сутки.
С начала пути Лилли-младший перебирал в уме имена для ребенка. Пароход уже входил в гавань Ч., а старик все еще не мог придумать ничего путного. Он и не подозревал, что дело окажется таким сложным. История повторялась – Лилли-младший столкнулся с той же проблемой, которую в свое время пытался решить Иностранец. В конце концов выбор предопределил городок, в котором родился и вырос ребенок. Лилли-младший дал на выбор два имени, значения которых, конечно, были несколько притянуты за уши: Цзиньчжэнь[11] и Тунчжэнь[12].
– Мне все равно, – сказал Червяк.
– Раз все равно, я за тебя выберу, – сказал Лилли-младший. – Назовем тебя Цзиньчжэнем. Хорошо?
– Хорошо, пусть будет Цзиньчжэнь, – ответил Червяк.
– Когда вырастешь – соответствуй своему имени.
– Хорошо, буду соответствовать.
– У тебя в имени иероглиф «золото», значит, ты должен сиять как золото.
– Хорошо, буду сиять как золото.
Подумав, Лилли-младший спросил:
– Нравится тебе новое имя?
– Нравится, – ответил Червяк.
– Я хочу поменять в нем один иероглиф, согласен?
– Согласен.
– Как же ты согласен, если я еще не сказал, что́ хочу поменять?
– Что вы хотите поменять?
– Пусть будет другой иероглиф «чжэнь», не который «честный», а тот, который «драгоценный», как в слове чжэньчжу, «жемчужина». Хорошо?
– Хорошо, «чжэнь» как в слове «жемчужина», – повторил Червяк.
– Знаешь, почему я поменял?
– Не знаю.
– Интересно узнать?
– Вы поменяли, потому что… – начал Червяк. – Я не знаю…
А поменял иероглиф Лилли-младший из суеверия. В Тунчжэне, да и во всей Цзяннани бытовало поверье: «женоподобных мужчин даже бесы боятся». Считалось, что, если мужчина похож внешне на женщину, в нем слились два начала, мужское ян и женское инь, твердое и мягкое, и такому счастливчику легче добиться успеха и достичь высот в карьере. Люди искали и другие способы соединить два начала – так, например, в некоторых семьях мальчикам давали традиционно женские имена[13] в надежде, что инь и ян сольются и ребенок вырастет великим человеком. Лилли-младший хотел было объяснить это Червяку, но потом передумал, счел неуместным и только пробормотал: «Ну, значит, решили, теперь тебя зовут Цзиньчжэнь, «чжэнь» как в слове «жемчужина».
Город Ч. был уже близко.
Сойдя на берег, Лилли-младший кликнул двух рикш, но вместо домашнего адреса назвал им адрес школы в районе Шуйсимэнь. Ее директор, по фамилии Чэн, в свое время учился в школе при университете Н. Лилли-младший и будучи студентом, и позже, став преподавателем, нередко проводил в той школе уроки. Этот Чэн, живой, бойкий, заслуживший звание «неофициального старосты класса», хорошо ему запомнился. Со своими оценками он вполне мог поступить в университет, но после окончания средней школы Чэн увлекся идеями Северного похода, надел солдатскую униформу и, закинув за плечо ружье, простился с Лилли-младшим. Следующей зимой они увиделись снова. Чэн по-прежнему носил униформу, но ружья при нем не было, а стоило присмотреться внимательнее, как становилось понятно: не было не только ружья, но и руки, которая когда-то его держала. Пустой рукав висел точно дохлая кошка – зрелище странное и жутковатое. Лилли-младший неловко пожал уцелевшую – левую – руку. Она казалась здоровой и крепкой, и Лилли-младший спросил, может ли Чэн ею писать. Тот ответил утвердительно. Лилли-младший пристроил его учителем в недавно открытую в Шуйсимэне начальную школу старшей с