Александр ТвардовскийРассказ танкиста
О поэте
Сейчас вы встретитесь — кое-кто, наверное, впервые — со стихами человека, чья поэзия — верный друг ваших братьев, отцов и дедов,
Александр Трифонович Твардовский родился ещё до Октября, в 1910 году, и детство своё провёл на Смоленщине.
Я счастлив тем, что я оттуда,
Из той зимы, из той избы.
И счастлив тем, что я не чудо
Особой, избранной судьбы.
Одна из первых поэм Твардовского «Страна Муравия» рассказывает о долгом и нелёгком пути в колхоз, который проделал её герой Никита Моргунок.
Но с особенной силой зазвучала поэзия Твардовского в годы Великой Отечественной войны. Кто в дни войны не мечтал приблизить час победы! Этим жил и Твардовский, задумывая книгу, ставшую его личным подвигом, его собственным вкладом в разгром врага:
Я мечтал о сущем чуде:
Чтоб от выдумки моей
На войне живущим людям
Было, может быть, теплей.
Так родился «Василий Тёркин». Тёркин — «просто сам собой… обыкновенный… невысок, не то чтоб мал», но душа у него поистине богатырская, добрая, щедрая не только на беззаботно-весёлое словечко, но отзывчивая на чужую печаль и заботу.
Герой книги Твардовского был до того похож на настоящего человека, подлинного солдата, что в письмах (поэт стал получать их тогда очень много) автора просили сообщить, «на каком фронте, в какой части Тёркин воюет, не в нашем ли полку».
А Твардовский уже писал новую поэму — о горькой судьбе солдатской семьи, размётанной войной по свету, и называлась она «Дом у дороги». Мы не знаем, встретится ли вновь с женой и детьми, угнанными в фашистскую неволю, Андрей Сивцов. Быть может, эта история кончится так же печально, как это бывало тогда миллионы раз. «Нельзя об этом не думать, нельзя об этом не помнить, нельзя позволить, чтобы горькие дни вновь повторились!» — вот что говорил Твардовский своей поэмой и многими стихами, которые посвятил памяти павших за свободу своей земли.
«За далью — даль» — это название одной из последних книг поэта очень хорошо раскрывает смысл и всей прожитой им жизни, и самой истории нашего народа. Всё новые дали, всё новые горизонты открывались перед поэтом, начавшим когда-то скромными стихами в областной газете. И ведь он — «не чудо особой избранной судьбы». Его дорога такова потому, что к новым далям шёл весь его народ:
Спасибо, Родина, за счастье
С тобою быть в пути твоём!
Каждый из вас, юные читатели этой книги, ещё только начинает свою дорогу. Впереди у вас всё более глубокое знакомство с литературой, поэзией. Здесь перед вами тоже будет раскрываться «за далью — даль». И тогда вы поймёте, что настоящая поэзия — неисчерпаема.
А. Турков
Есть обрыв, где я, играя…
Есть обрыв, где я, играя,
Обсыпал себя песком.
Есть лужайка у сарая —
Там я бегал босиком.
Есть речушка — там я плавал,
Как бывало, не дыша.
Там я рвал зелёный явор,
Плётки плёл из камыша.
Есть берёза вполобхвата,
Та берёза на дворе,
Где я вырезал когда-то
Буквы САША на коре…
Но во всей отчизне славной
Нет такого уголка,
Нет такой земли, чтоб равно
Мне была не дорога.
Я иду и радуюсь…
Я иду и радуюсь. Легко мне.
Дождь прошёл. Блестит зелёный луг.
Я тебя не знаю и не помню,
Мой товарищ, мой безвестный друг.
Где ты пал, в каком бою — не знаю,
Но погиб за славные дела,
Чтоб страна, земля твоя родная,
Краше и счастливее была.
Над полями дым стоит весенний,
Я иду, живущий, полный сил.
Веточку двурогую сирени
Подержал и где-то обронил…
Друг мой и товарищ, ты не сетуй,
Что лежишь, а мог бы жить и петь.
Разве я, наследник жизни этой,
Захочу иначе умереть!..
Мать и сын
На родного сына
Молча смотрит мать.
Что бы ей такое
Сыну пожелать?
Пожелать бы счастья —
Да ведь счастлив он.
Пожелать здоровья —
Молод и силён.
Попросить, чтоб дольше
Погостил в дому,—
Человек военный,
Некогда ему.
Попросить, чтоб только
Мать не забывал, —
Но ведь он ей письма
С полюса писал.
Чтоб не простудиться,
Дать ему совет?
Да и так уж больно
Сын тепло одет.
Указать невесту —
Где уж! Сам найдёт.
Что бы ни сказала —
Ясно наперёд.
На родного сына
Молча смотрит мать.
Нечего как будто
Пожелать, сказать.
Верит — не напрасно
Сын летать учён.
Как ему беречься, —
Лучше знает он.
Дело, что полегче,
Не ему под стать.
Матери, да чтобы
Этого не знать!
Он летал далёко,
Дальше полетит.
Трудно — перетерпит.
Больно — промолчит.
А с врагом придётся
Встретиться в бою —
Не отдаст он даром
Голову свою.
Матери — да чтобы
Этого не знать…
На родного сына
Молча смотрит мать.
Высшая честь
С бомбёжки летит эскадрилья до дому,
Морозное небо винтами гребёт.
Вдруг видят товарищи: правый ведомый
От строя отстал самолёт.
Казалось бы что же? Простой непорядок,
Но тут, под обстрелом, иной разговор:
В машине Мазаева финским снарядом
Вдруг выведен правый мотор.
На правую плоскость огонь выбегает.
Идти на посадку решает пилот.
И вслед за подбитой машиной другая —
На помощь Лобаев идёт.
Куда он, парнишка, почти что безусый?
Тут лётчик постарше и опытней был.
Фамилия лётчика этого Трусов,
А имя его — Михаил.
Минует минута, другая и третья,
И каждая так дорога!
Мазаев площадки ещё не приметил,
А пламя по плоскости выстелил ветер,
И всё на глазах у врага.
И только что сесть удалось самолёту,
Верхушки дерев задевая огнём,
С опушки строчат по нему пулемёты,
Бегут к озерку белофинские роты,
Троих оцепляют кругом.
Машина пылает. Стоят они трое:
Мазаев, да Климов, да Пономарёв,
А вся эскадрилья встревоженным строем
Кружится над ними: не кинем, укроем!
И с воздуха рубит врагов.
Штурмуя опушку, с лихою ухваткой
Над лесом машины дают виражи.
Противник уже наступает с оглядкой.
Но что это? Трусов идёт на посадку.
Возьми его! Вот он, держи!
И всё остальное проходит так быстро,
Быстрее, чем этот рассказ:
Один в бомболюки, а двое к радисту —
И все в самолёте. И — газ!
Тут дерзости мало одной удивляться,
Хоть это и редкий пример.
Тут самое трудное было подняться,
Но Трусов и это сумел.
Поднялся, пристроился правым ведомым,
И вновь эскадрилья вперёд понеслась
Так стройно, как будто над аэродромом,
Над полем советским, родным и знакомым,
Минуту назад поднялась.
Всё сделано чисто. Куда ещё чище?
Друзья спасены, а врагу
Осталось на озере только огнище
Да след самолёта на белом снегу.
У лётчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить — большая заслуга,
Но друга спасти — это высшая честь.
Танк
Взвоют гусеницы люто,
Надрезая снег с землёй,
Снег с землёй завьётся круто
Вслед за свежей колеёй.
И как будто первопуток
Открывая за собой,
В сталь одетый и обутый,
Танк идёт с исходной в бой.
Лесом, полем мимолётным,
Сам себе кладёт мосты,
Только следом неохотно
Выпрямляются кусты.
В гору, в гору, в гору рвётся,
На дыбы встаёт вдали,
Вот ещё, ещё качнётся,
Оторвётся от земли! —
И уже за взгорьем где-то
Путь прокладывает свой,
Где в дыму взвилась ракета,
Где рубеж земли,
Край света —
Бой!..
Давай-ка, товарищ, вставай, помогу…
— Давай-ка, товарищ, вставай, помогу,
Мороз подступает железный.
На голом снегу лежать на боку
Совсем тебе не полезно.
Держись-ка за шею, берись вот так,
Шагаем в полном порядке.
Замёрзли руки? Молчишь, чудак,
Примерь-ка мои перчатки.
Ну как, товарищ? Опять — плечо?
А вот и лесок. Постой-ка.
Теперь пройти нам столько ещё,
Полстолько да четвертьстолько.
Ты что? Оставить тебя в лесу?