— Мы будем мстить. Ничего личного, Ван Тао — но вы должны потерять нечто столь же важное, что и моя хозяйка. Те шестерки за плату не тянут, никак.
— А что — тянет?
— Ваша голова, — сказал Санширо.
— Да я щас твою разобью! — не выдержал толстяк.
Он вскочил и занес свой огромный кулак, но Ван Тао остановил его. Злобно ворча, толстяк сел. Ван Тао негромко рассмеялся. Санширо ждал ответа.
— Сразимся, робот? — весело спросил Ван Тао. — Не до смерти. До первой крови, как это делают звери. Посмотрим, кто сильнее.
— У меня нет крови, — сказал Санширо.
— Хорошо. В таком случае, я отсеку тебе голову.
— Идет.
Цубаки хотела возразить, но Санширо положил ей руку на плечо и сжал, успокаивая.
— Доверься мне, хозяйка.
Он вышел на улицу вместе с Ван Тао и толпой якудз. Якудза встали в круг, оттеснив прохожих — а сам Ван Тао извлек из ножен легкую катану и принял стойку. Цубаки и Аяме напряженно наблюдали за происходящим.
— Когда‑то я был мастером йадо, — хвастливо сказал Ван Тао. — Я мог разрезать не очень толстое дерево и развалить напополам человека.
— А я робот. Всегда был роботом, — сказал Санширо.
Свои широкие мечи–одачи он не торопился доставать из‑за спины.
— В чем дело? — спросил Ван Тао.
— Я буду сражаться голыми руками, — сказал робот.
— Ты медленный.
— Я — практикующий мастер боевых искусств, — возразил Санширо.
Он принял стойку тигра и внезапно обрушился на Ван Тао. Якудза легко ушел от его удара и нанес свой. Катана вошла в корпус Санширо, будто нож в масло, и мгновенно вышла обратно, сверкая лезвием. Робот болезненно скрипнул и попытался отскочить прочь. Он стал двигаться еле–еле. Похоже, удар повредил его сервоприводы, и теперь Санширо не мог как следует скоординировать движения.
Цубаки закусила губу.
Ей хотелось оказаться там, в круге.
— Я слышал о боевых роботах прошлого, — сказал Ван Тао. — Говорят, они носили броню, чтобы их не подстрелили. Ведь у каждого есть уязвимое место.
— Бьете в корпус, кумичо? Мы вообще‑то деремся до первой крови.
— В твоем случае — до отрубания головы. Забыл? — хихикнул Ван Тао. — А пока твоя голова цела — я могу шинковать тебя как угодно.
Он закружил вокруг неповоротливого Санширо и нанес еще один удар. Робот успел развернуться, но меч все равно вошел ему под сердце. Раздался жуткий звук, словно заело пленку в магнитофоне. Левая рука Санширо бессильно обвисла вдоль тела.
Ван Тао расхохотался.
Не в силах больше смотреть на это, Цубаки попыталась пролезть в круг, чтобы помочь Санширо — но якудза схватили ее за плечи и отбросили обратно.
— Пустите!
— Не надо, — попыталась успокоить ее Аяме. — Он сможет.
— Откуда ты знаешь? — вспыхнула Цубаки.
— Ну, он же сильный, — сказала глупенькая Аяме.
Цубаки только покачала головой.
Санширо между тем все пытался поймать руками Ван Тао. Тот легко ускользал от его движений, двигаясь проворно, как макака. Старик весь раскраснелся от удовольствия, лицо его выражало искреннее веселье.
— Мы деремся до первой крови, — внезапно выкрикнул он. — А как ты пустишь мне кровь без меча? А, робот?
Санширо остановился, как вкопанный.
— Об этом я не подумал, — признался он.
— Хорошо, что я тебе напомнил, — захихикал Ван Тао.
Он ударил наискось, и колени у Санширо вдруг подломились. Мучительно скрежеща, он стал заваливаться набок, как подрубленное дерево. Улыбаясь, Ван Тао подошел поближе, чтобы нанести последний удар.
— Придумал, — внезапно произнес Санширо.
Он выбросил кулак и со всей силы ударил кумичо в лицо. Ослепленный болью, Ван Тао завопил и попытался разорвать дистанцию, но Санширо поймал за руку и сжал изо всех сил. Катана вывалилась из ослабевших пальцев. Второй рукой Санширо толкнул старика в грудь. Ван Тао упал, но быстро перекатился вбок и встал. Санширо был уже рядом. Он держал поднятую катану — и двигался легко, в точности, как сам Ван Тао, копируя все его предыдущие приемы. Пинком опрокинув старика на спину, Санширо занес над ним меч.
— Стой! — поспешно вскинул руку Ван Тао, лежа в пыли. — Ты победил!
— Я не пустил вам кровь, — возразил Санширо.
— Нет… Таки пустил.
Ван Тао встряхнул головой. Из сломанного носа у него текла кровь. Цубаки завороженно смотрела на эту тонкую струйку. Санширо… победил?
Якудза вокруг нее угрюмо молчали.
Ван Тао легко поднялся на ноги. Помассировав ушибленный нос, он внезапно рассмеялся и объявил:
— А ведь достойная победа, робот! Верни‑ка мне меч.
— Держите, — сказал Санширо.
— Да уж, провел ты меня, ничего не скажешь. Я думал, твои органы находятся в корпусе, — сказал Ван Тао. — А они ведь в голове, да?
Санширо неопределенно пожал плечами.
— Как ты скопировал мои движения? — не отставал Ван Тао.
— Я способен к самообучению, — неохотно ответил робот.
— Поразительно, — сказал Ван Тао. — Ладно. Ты заслужил мое уважение… эээ…
— Санширо.
— Санширо! Ты и твоя хозяйка… она и вправду дочь Рю–о? Вы можете остаться в городе до утра. Завтра мы с ребятами подъедем сюда, и я, кумичо Кумадори Ван Тао, сражусь с твоей хозяйкой. Бой будет до смерти, — старик посуровел. — Если умру я — мой клан будет распущен, и ваш долг исполнится. А если умрет твоя хозяйка…
У Цубаки мороз пошел по коже.
— Тогда мы спалим идзакаю, убьем вот ее, — палец Ван Тао указал на съежившуюся Аяме, — а тебе — тебе придется покончить с собой, робот.
— Понимаю, — склонил голову Санширо.
— Достойно! — сказал Ван Тао, ужасно довольный. — Тогда до завтра.
Якудза уехали.
Толстяк, забираясь в машину, успел злобно погрозить Санширо кулаком. Ван Тао дернул его за ухо, сказав: «Ну что за глупое дитя!» — и толстяк угомонился.
Посетители не спешили обратно в идзакаю.
Цубаки и Санширо вернулись в комнату наверху, и подавленная Цубаки тихо сказала:
— Мне кажется, я не смогу его победить.
— Да, — ответил Санширо. — Он стар, но его техника очень и очень хороша. Ты погибнешь, и вместе с тобой погибнем все мы.
— Не говори так!
Вошла Аяме и нерешительно замерла на пороге. Она принесла зеленый чай в чайничке и пару чашек. Санширо кивнул. В полном молчании Аяме налила чай себе и Цубаки, затем села рядом.
Молчание стало неудобным.
— Хочешь поговорить, Аяме–сан? — внезапно спросил Санширо.
Она густо покраснела.
Вместе с ней покраснела и Цубаки.
— Конечно, я всего лишь гиноид… — робко сказала Аяме. — Но я тоже хочу жить.
— Кем ты раньше работала? — спросил Санширо.
Ее щеки стали совсем пунцовыми.
— Не могу ответить.
— Не стоит стесняться нас, практикующих мастеров боевых искусств, — сказал Санширо. — Мы повидали многое.
«Заткнись», — мысленно взвыла Цубаки.
Она не хотела слушать все это.
После некоторой паузы Аяме склонила голову и тихо произнесла:
— Я была машиной удовольствий. Но после Войны одного дня наш бордель разгромили, и мы разбежались кто куда. Я исходила всю страну… Теперь я здесь. Конечно, во мне время от времени просыпается программа, и я выделяю смазку… — Аяме не знала, куда деть глаза. — Но сейчас все нормально. Вроде держусь.
Санширо понимающе кивнул.
— Я привыкла здесь жить. Тут хороший город и хорошие люди, — прошептала Аяме. — Мы ведь победим?
— Все зависит от Цубаки, — сказал Санширо.
«Вот урод!»
Безысходность окутала ее, как затхлое одеяло.
Цубаки резко встала.
— Вы не должны умирать за меня! — отчаянно заявила она.
— Ого, — сказал Санширо.
— Я освобождаю тебя от клятвы, Санширо. А вы, Аяме–сан… — Цубаки опустилась перед ней на колени. Слова шли тяжело. — Простите, но вашу идзакаю сожгут… Не ждите этого, уходите скорее. Иначе сожгут и вас.
Аяме смотрела на нее и молчала, не зная, что сказать.
Цубаки еще никогда не было так стыдно.
Наконец гиноид мягко коснулась ее волос, как это делала когда‑то мать, и произнесла:
— Встаньте. Вы можете сбежать вместе со мной. И Санширо–сан пошел бы с нами.
— Ха! — отрезал Санширо. — Глупости!
Аяме испугалась.
— Почему?
— Долг надо исполнять, — убежденно сказал он.
— Да, — сказала Цубаки, поднимая на нее взгляд. — Я должна завтра пойти и сразиться с Ван Тао. А вы — уходите, чтобы не погибнуть вместе со мной.
— Но…
— Вы должны уйти! — закричала Цубаки.
Остатки слов повисли в воздухе, и воцарилось тяжелое молчание.
Никто не знал, что сказать дальше.
— Ладно, — сказал Санширо. — Не расстраивайся. Уйдем ночью, Аяме–сан.
Аяме поспешно кивнула. Цубаки молчала.
Санширо положил себе на колени приемник и включил кнопку.
— А пока — послушаем музыку, что ли.
Цубаки сидела в большой ржавой ванне и мыла голову. Ее охватило некое меланхоличное отчаяние. Она вспомнила случай из детства. Как‑то раз она притащила с прогулки котенка, маленького и пушистого. Мастер Шиппей позволил оставить его, только с одним условием: Цубаки сама будет убираться за ним.
«Конечно!» — опрометчиво заявила она.
Само собой, свое обещание она не сдержала. Ей бы за собой уследить, не что за котенком. Зверек нагадил в зале тренировок. Мастер Шиппей вызвал маленькую Цубаки к себе и приказал ей избавиться от любимца — раз уж не заботится, пусть хотя бы прогонит.
Цубаки плакала и на коленях умоляла мастера, заверяя, что в этот‑то раз она точно сдержит обещание. Хмурясь, Шиппей дал ей последний шанс. Сначала она убиралась за котенком… но вскоре ей это, конечно, надоело, и она перестала за ним следить.
Ничего не случится, — легкомысленно решила Цубаки.
Котенок снова нагадил.
Мастер понял, что она не сдержала обещание, и прогнал котенка сам.
«Он поступил правильно, — подумала Цубаки. — А слово надо держать. Всегда. Это и есть честь воина, честь мастера… даже якудза знают, что такое честь».
Она вздохнула.