В «Буллетине» начинающего автора предупреждали, что не дадут трех с половиной столбцов самому Шекспиру. Жесткие требования к журнально-газетному рассказу, — а Лоусон писал в расчете на периодическую печать, издание австралийской книги было событием, — культивировали лаконизм, минимальность (или отсутствие) экспозиции, действенность концовок. Рассказ Лоусона подкупает естественностью развития, прелестью безыскусности. Безыскусность эта, однако, — плод мастерства, и при внимательном анализе рассказа продуманность его элементов очевидна. Концовки лоусоновских рассказов часто производят впечатление своеобразного постскриптума: все как будто уже сказано, и действие пришло к финалу, но писатель добавляет два-три штриха, которые заставляют сильнее ощутить настроение произведения, его смысл, присоединяют единичный случай к многообразному человеческому опыту. С одной стороны — вольная стихия просторечия, которая царит в открытой исповеди, в «чужом» рассказе. С другой — скупое, точное описание, насыщенный психологическим подтекстом диалог. Критики — австралиец Дуглас Стюарт и, несколько раньше, Евгений Ланн, подготовивший первое советское издание Лоусона, — отмечали его стилистическую близость современной манере письма, сжатого, намекающего на скрытое, лишенного словесной декоративности. Любопытно, что Хемингуэй, судя по эпизоду романа «Острова в океане», отмечал рассказы австралийского классика.
И все же мастер малой формы, умевший на крошечном холсте дать яркий очерк характера, уместить целую судьбу, раздвинув временные границы, используя прием воспоминаний, в глубине души мечтал о большем просторе. Он приблизился к роману в цикле из четырех небольших повестей о Джо Вильсоне. Фермер Джо Вильсон рассказывает свою жизнь, сожалея об ошибках молодости и утраченной чистоте чувств. Каждая из повестей сосредоточена на значительных психологически, даже критических моментах и периодах. В «Сватовстве Джо Вильсона» — юношеская любовь, перипетии ухаживания и предложение руки. В «Свояченице Брайтена» — муки отца, когда вдали от жилья, в пути, тяжело заболевает трехлетний сын. В повестях «Полейте герани!» и «Новая коляска на Лехи Крик» Джо и Мэри показаны в браке: красота и поэзия разрушаются под бременем неудач, материальных забот, трудного быта. Повесть «Полейте герани!» начинается первым днем Джо и Мэри на купленной ими ферме и заканчивается днем смерти соседки. Миссис Спайсер, измученная, впавшая в безразличие отчаяния, — наглядное предостережение молодым супругам: такой может стать и Мэри. Лоусон находит великолепную деталь — кустики герани перед домом, о которых миссис Спайсер печется даже в смертный час. Чахлый, но выносливый цветок, способный выдержать засуху, символизирует и ее саму, и тягу к прекрасному, но недостижимому, таившуюся в огрубевшей женщине буша.
Покупка коляски для семейного выезда — казалось бы, прозаический сюжет. Но в том-то и сила Лоусона-новеллиста, что он поднимается над бытописательством, измеряя событие масштабом всей жизни человека, его надежд и разочарований. Джо наконец стал на ноги и мог бы осилить покупку столь необходимого экипажа — ведь в буше нет иного транспорта. Но чем дальше от бедности, тем больше Джо страшится возврата к ней, тем сильнее его скупость. И нужен укол извне (мимо проносится в нарядной коляске скваттер с женой, некогда влюбленный в Мэри), чтобы над страхами и расчетами возобладало желание обрадовать близкого человека.
В 1900–1901 годах Лоусон жил в Лондоне. Лондон притягивал (и притягивает) австралийских писателей — крупнейший центр мировой культуры, и школа, и ристалище, победа на котором давала ореол окончательного признания. Лоусон встретил горячее одобрение у такого известного критика, как Эдвард Гарнет, крупные издательства выпустили несколько сборников его произведений. Но ему недоставало энергии и воли вести изматывающую борьбу за существование на чужбине. Нужда здесь давила вдвойне, назревал семейный разрыв, и в мрачной квартирке, в холоде и слякоти улиц росла тоска по ослепительному южному солнцу и лазурному блеску Тихого океана. Острой ностальгией окрашены эссе «Тени минувших святок» и «Гимн свэгу». Патриотизм Лоусона — чувство пионера, закаленное трудом, ревнивое и критичное. В рассказе «Нет милее родной страны» (1893) австралиец честит эту огромную, изнывающую от жажды и голода пустыню, населенную в основном овцами и отданную во власть иностранным спекулянтам, но пусть попробует сидящий рядом пассажир дилижанса, англичанин, снисходительно заговорить о колониях… Из английского далека родина видится Лоусону в несколько идеализированном свете, и в «Гимне свэгу» он просит оградить ее от «тлетворного влияния Старого Света с его лицемерием, черствостью и торгашеством». Впрочем, следующие за этим австралийские зарисовки не свидетельствуют о молочных реках и кисельных берегах. Главное, Австралия для Лоусона — страна, где люди, труженики и скитальцы, следуют трем заповедям: «Верь в свои силы!», «Никогда не сдавайся!» и «Не оставляй товарища!». В 1902 году Лоусон возвратился в Сидней. Последние два десятилетия его жизни были печальным закатом.
Битвы, в которых он шел в рядах атакующих, отгремели. Движение за независимость завершилось компромиссом: колонии, объединившиеся в федерацию, получили статус доминиона (1901 г.). Великие забастовки были разгромлены — предприниматели в союзе с властями, при соглашательстве профсоюзных лидеров, одержали верх. На смену раннему тред-юнионизму с пылкой проповедью рабочего братства и мечтами о быстром воцарении свободы пришел парламентский реформизм лейбористов. Лоусон, «социалист чувства», не обладал научным пониманием классовой борьбы и диалектики общественного развития. В его творчестве можно найти немало примеров непоследовательности в социальных оценках, за которые охотно цепляются истолкователи из числа правых и ультралевых. Отход от рабочего движения и утрата революционной перспективы сузили его горизонты, как это произошло и с Джеком Лондоном. Лоусон переживал тяжелую личную драму — распавшаяся семья, хронический алкоголизм. Разочарование и чувство поражения ввергли его в затяжной душевный и творческий кризис. Правда, и в этот период появляются произведения, достойные его имени, — стихотворения и рассказы в защиту жертв буржуазного правосудия, юморески буша в сборнике «Суд выносит приговор» (1908), рассказы о городской бедноте из цикла «Переулок старика» (1913–1915). Незыблемой оставалась вера в то, что мир держится на Лиззи и Джимах, тех, о ком и для кого он писал. Лоусон умер в бедности 2 сентября 1922 года. Похоронили его с национальными почестями. В сиднейском парке Домейн стоит скульптурная группа работы Джорджа Ламберта: писатель, его герой — свэгмен, верный пес.
Вместе с Лоусоном Австралия вошла в мировую литературу. «Лоусон проложил путь литературе, основанной на реализме, социальном прогрессе и любви к Австралии», — так определила его значение Катарина Сусанна Причард, продолжившая в XX веке демократическую традицию 90-х годов.
* * *
Девочку, родившуюся бурной ночью 4 декабря 1883 года в Левуке, на островах Фиджи, фиджийцы назвали «дитя урагана». Причард вернулась к этому имени, выбирая заглавие для автобиографической книги, написанной на склоне лет, — оно также подтверждает ее родство с революционными бурями века. Автор двенадцати романов, рассказов, стихов и пьес, Катарина Сусанна Причард была членом партии австралийских коммунистов с момента ее основания, личностью исключительно цельной, мужественным и целеустремленным борцом.
В семье профессионального журналиста Т.-Г. Причарда звучал рояль и голоса певцов, читали стихи. У отца было перо литератора. Мать рисовала. В повести «Дикий овес Хэн» (1908) описаны детские годы в Тасмании, в старом доме с большим садом, среди холмов и лесов. Повесть о любознательной и своевольной девочке непохожа на слащаво-дидактические прописи для детей. Ханжеским условностям викторианства противопоставлена гармония естественности. Едва ли не главная фигура в мире Хэн — Сэм, рабочий человек, образ, родственный героям демократической литературы 90-х годов. Своими рассказами — о деревьях, животных и птицах, о жестокостях тасманийской каторги и стертых с лица земли племенах — он будит мысль и воображение детворы. «Дикий овес», безумства юных лет, не страшен. Куда страшнее остаться «прирученным», нести себя, как треснутую чашку, не изведать сполна радости и печали, отказавшись от схватки с жизнью.
Хэн расстается с детством, когда из дома вывозят мебель, проданную с аукциона, — отец потерял работу. И Хэн хочется поскорее вырасти, чтобы вмешаться в ход событий, «помочь».
Причард окончила Южно-Мельбурнский колледж, но в университет не поступила из-за недостатка средств. Правда, она посещала вечерние лекции по литературе и философии, но больше училась сама, поглощая массу книг — английских, немецких, французских и русских классиков. Работала гувернанткой в сельской глуши. Преподавала в школе и давала уроки. Прошла школу журналистики — от колонок светской хроники до интервью с Сарой Бернар и оригинальных очерков, в качестве штатного сотрудника и «вольного стрелка», в Австралии и на знаменитой лондонской Флит-стрит, не знающей снисхождения (в Лондоне Причард жила в 1908 и 1912–1915 годах). В 1915 году роман «Пионеры» получил премию на всебританском конкурсе, объявленном издательством «Ходдер и Стоутон».
Причард было двадцать лет, когда увидела свет своеобразная книга Ферфи «Такова жизнь», которая вынесла суровый приговор беллетристике вымышленных приключений на экзотическом колониальном фоне и легла в фундамент австралийского реалистического романа. В 1908 году молодая журналистка слушала на собрании Мельбурнского литературного общества Бернарда О'Дауда, последнего из корифеев 90-х, поэта, восхищавшего ее бунтарством мысли, облеченной в торжественные ораторские формы. Почитатель и корреспондент Уитмена, он выступил с манифестом «воинствующей поэзии», направленным против «искусства для искусства». Демократы 90-х открыли свою страну для творчества. Теперь предстояло нарисовать более развернутую картину общества, глубже проследить взаимоотношения между людьми и социальными группами, добившись графической выразительности, овладеть многоцветной палитрой живописца, преодолеть некоторую узость критериев — издержки самоутверждения. Наступал черед романа.