словенцев, боснийцев и македонцев тоже не понимают ее, потому что
единственное, что они познали – это умелая манипуляция официальной историей,
той, которую всегда пишут победители.
Может быть, как указывает в своем письме Левингер, у этих двух поколений,
которых не хватило, нашлось бы достаточно решимости посмотреть в глаза своей
полной страдания истории, для того чтобы всегда братская идея справедливости
открыла путь единственно возможному выходу – тому, который превосходит
ненависть и утверждает разум.
Мне больно за потерянный остров, и его история напоминает мне о том, что
народы, не знающие своей истории, легко становятся жертвами мошенников,
ложных пророков и обречены на повторение старых ошибок.
БЕЛЫЕ РОЗЫ СТАЛИНГРАДА
Я так и не понял, красивый город Москва или нет: красота городов – это лишь то,
что они отражают в глазах своих жителей, а москвичи постоянно смотрят вниз,
будто пытаясь вновь отыскать неожиданно ушедшую у них из-под ног землю.
Нет ничего печальнее стариков, которые втянув голову в плечи и неотрывно глядя
в асфальт, уже совершенно ничего не ждут, разве что того, чтобы какая-нибудь
сердобольная душа купила у них одну из тысяч безделушек, разложеных на
платках, полотенцах, покрывалах или остатках свадебных нарядов. У многих из
них на отворотах видны награды и моя переводчица помогает мне понять
значение каждого из этих остатков иконографии бесславно и безвременно павшей
страны: старик, который несмотря на жару закутан в старое пальто – Герой
Социалистического Труда, другой, его сосед, время от времени делащий глоток из
завернутой в газетную бумагу бутылки - Герой Советского Союза. Оба старика,
среди чашек из сомнительного фарфора, ложек и книг, названия которых мне не
понятны, предлагают прохожим десятки символов славного коммунистического
прошлого.
Мы подходим к старушке, привлеченные, наверное, красотой девушки, которая
улыбается нам со старой черно-белой фотографии. Она замечает это и своими
грубыми руками, в переплетении вен и морщин которых угадываются
крестьянские корни, берет и протягивает нам этот портрет в деревянной рамке.
Эта красивая девушка позирует, стоя на крыле боевого самолета. Она одета в
кожаную куртку, стянутую военным ремнем, и застывший на фотографии ветер
играет платком на ее шее и волосами, которые были, наверное пшенично-
золотистого цвета.
Возле нее видна еще одна девушка, полноватая, в комбинезоне механика. Под
фотографией – множество автографов, для меня непонятных, и выцветшая от
времени печать с серпом и молотом. Моя переводчица обменивается несколькими
фразами со страрушкой, которая дрожащими пальцами показывает на толстушку
с фотографии и улыбается.
Они продолжают разговор вдвоем, я не понимаю ни слова, предполагаю, что
торгуются о цене, пока Людмила не отдает старушке все деньги, которые у нее с
собой были и отходит, кусая губы.
Дома у Людмилы, пока мы пьем чай, она открывает какую-то книгу о Второй
Мировой войне и рассказывет мне историю этой фотографии.
Красивую девушку на самолете звали Лилией Владимировной Литвяк и она была
военным летчиком. Она родилась в Москве в один из дней августа 1921 года; в
двадцать лет прошла свое крещение огнем в небе над Сталинградом и вместе с
другими пятью девушками-пилотами 286 Дивизии Красной Армии она создала
эскадрилью, которая называлась «Белыми Розами Сталинграда». На своих легких
«Яках-1» они достойно встретили немцев и очень скоро стали для Люфтваффе
настоящим кошмаром. Белая роза, нарисованная по красной звездой была знаком
самолета Лилии, командира группы, которая между сентябрем 42-го и августом
43-го сбила двенадцать вражеских летательных аппаратов. В двадцать два года
лейтенант Лилия Владимировна Литвяк вылетела для выполнения своей миссии
номер 168 и больше не вернулась.
Имя толстушки в комбинезоне механика - Инна Паспортникова. Ее боевая миссия
заключалась в содержании в исправности «Яки» «Белых Роза Сталинграда» и она
из всех этих славных женщин – единственная выжившая. Да, именно выжившая,
потому что эта старушка, которая принесла свой жертвенный вклад и отдала
лучшие годы юности борьбе с коричневой чумой, выживает сегодня с пенсией
менее чем в 500 песет, что составляет меньше четырех долларов и продает свои
воспоминания на одной из московских улиц.
Стремительные автомобили проносятся по широким проспектам Москвы. За
тонированными стеклами не видны лица пассажиров. Элегантные господа
выходят из банков в сопровождении свит охранников. В ресторане «Дмитрий»
предлагаются «стандартные меню» за 300 долларов, включая шампанское. Инна
Паспортникова неотрывно смотрит вниз.
Я хочу верить, что у нее до сих пор осталась мечта, одна-единственная – увидеть,
как приземлится «Як» ее боевой подруги лейтенанта Лилии Владимировны,
проверить и устранить в нем все неисправности и потом взлететь вместе с ней
чтобы выполнить последнюю миссию «Белых Роз Сталинграда».
С РОЖДЕСТВОМ!
Одним декабрьским утром 1981 года я сидел в баре гамбургского аэропорта,
ожидая прибытия одного близкого друга из Голландии. В последний раз мы с ним
виделись в 1972, так что нам предстояло рассказать друг другу многое из
произошедшего за эти годы и опустошить при этом множество бутылок красного
вина. Я думал об этом, пил пиво и читал «El País», попадавшую в те годы в
Германию на день позже публикации, когда вдруг непонятно откуда возникший
женский голос, по-испански попросил меня показать страницу с прогнозом
погоды. Я оторвался от газеты. Передо мной была красивая женщина с
бездонными голубыми глазами и длинными светлыми волосами.
Мы поздоровались, я отдал ей станицу с метеорологической сводкой и услышал
ее возмущение по поводу того, что в этой сводке нет ничего о погоде в Манагуа.
Мы обменялись несколькими словами. Я сказал ей, что ожидаю друга, которого
не видел уже девять лет, и она призналась мне, что ожидает свою большую
любовь, того, кого не видела уже четыре года. Мы вместе прошли к двери
прибытия, и остались там стоять, глядя на выходящих и толкающих перед собой
аэропортные тележки пассажиров.
Я увидел моего друга Кооса Костера точно таким же, как его образ, хранившийся
в памяти. Высоким, неуклюжим, в рубашке в клетку и с прядью волос, спадавшей
на лоб. Как обычно, он тащил на себе тяжелую телевизионную камеру. Коос
вышел, подмигнул мне, раскрыл объятия и принял в них голубоглазую
блондинку.
В том же аэропортном баре мы представились. Ее зали Криста, Она была врачом-
хирургом и познакомилась с Коосом в Лейпциге, во время одной акции
солидарности с Никарагуа. Коос рассказал ей о наших приключениях на юге
Чили, когда мы были участниками политической кампании, приведшей к власти
Сальвадора Альенде. Позднее, в другом баре, на этот раз в порту, Криста
рассказала нам свою одиссею бегства из ГДР, и вместе они сообщили мне, что
собираются жениться и уехать жить в Никарагуа. Она будет работать в одной
больнице в Манагуа и Коос станет корреспондентом телеканала Икон в
Центральной Америке. Это был красивый жизненный план и мы отпраздновали
его, желая друг другу счастливого рождества. Да еще как отпраздновали!..
В последующие недели мы были неразлучны. Потом, в феврале, Коос сообщил,
что должен лететь в Сальвадор подготовить несколько репортажей. Мы
договорились вместе поехать в аэропорт встречать его, когда он вернется, но
сделать этого не смогли, потому что он не вернулся.
Коос Костер, вместе с четырьмя другими голландскими журналистами, был убит
сальвадорской армией, при пособничестве военных советников Соединенных
Штатов.
Одним очень холодным утром мы повезло останки Кооса на маленькое
голландское кладбище. Голубые глаза Кристы смотрели в покрытое инеем небо.
«Я уезжаю», - шепнула мне она. Я спросил ее, куда. - «Занять место моего
товарища», - ответила она.
Нет в жизни ничего труднее, чем проводить подругу на войну. Именно на войну,
без эвфемизмов, потому что Криста вступила в отряд сальвадорских партизан, и
разумеется прошли многие годы, в течение которых я ничего о ней не знал. Мы
попрощались все той же фразой – «С рождеством!» и договорились, что это
навсегда останется нашим приветствием, потому что каждый раз, произнося его,
мы будем знать, что нас трое. С рождеством!
В 1986 году я по журналистской работе попал в Сальвадор, нашел и начал
разматывать ниточку подпольного клубка и попросил ребят, чтобы помогли мне
попасть в Чалатененго, на освобожденную территорию. Там, в одной из
деревушек Чалате, я увидел партизанского врача с бездонными голубыми
глазами и длинными светлыми волосами. «Компаньера Виктория», - представили
мне ее.
«С Рождеством!», - сказал я ей. «С Рождеством!», - ответила она.
Мы не могли показать, что знакомы; это было опасно, особенно для меня, так что
нам пришлось ограничиться только взглядами друг на друга, и потом только моим
взлядом на то, как она принимала десятки раненых, и объясняла, как подготовить
кокосовую сыворотку, оперируя под открытым небом и заживляя раны сложными
препаратами или просто лечебными травами.
Госпиталь «Виктории» состоял из четырех гамаков, бамбукового операционного
стола, аптечки, постоянно находившейся в рюкзаках за плечами двух ассистентов
и котелка с кипящей водой для стерилизации инструментов и бинтов. Никогда